Страница 13 из 14
– Вроде на нем даже смазка есть.
Вован повертел железку, поднес ее к самым глазам и внезапно сказал:
– Здесь на нем что-то вроде клейма.
– Где?
– Вот!
Вован ткнул в неприметную точку, которую Костян тоже видел, но счел просто дефектом металла. Несмотря на ухоженный вид, наличие смазки и блеск металла, поверхность стержня была буквально испещрена мелкими выбоинками, заполненными чем-то черным, возможно грязью. Казалось, когда-то эта железка повидала всякого, а потом попала в заботливые руки, которые отчистили ее, насколько это было возможным, отполировали, смазали и заточили. Но крохотные щербинки, как следы от прошлой боевой жизни, все-таки остались. Некоторые были не больше песчинки, другие доходили размером чуть ли не до пшеничного зернышка.
И вот в одной из этих выбоинок и пряталось клеймо, которое углядел глазастый Вован.
– И что там? Видишь?
– Какой-то четырехугольник… и еще какие-то буквы. Точно не разобрать. Увеличительное стекло нужно.
– Лупа тебе подойдет?
– Сгодится. У тебя есть?
– Так у дяди Севы есть.
Дядей Севой звали отца Алины и Глеба, тех светловолосых брата с сестрой, которые тоже участвовали в ночном визите в дом художника, а сегодня целый день мотались по округе в поисках Барона. Но повезло не им, повезло найти собаку именно друзьям.
– Отец у них нумизмат, монеты собирает и прочий металлический хлам.
– Знаю я. С металлодетектором по округе шастает, старые заброшенные деревни шерстит. От домов уже и следа не осталось, дерево давно сгнило, а вот монеты дольше держатся, они еще в земле лежат.
– Дядя Сева мне как-то свои находки показывал. У него одной только меди – медных монеток – целый горшок скопился. И каждую новинку он через лупу разглядывает. У него их целая куча.
– Монет?
– И монет тоже. Но я о лупах сейчас говорю. Пошли к нему, он нам поможет.
И приятели, сунув в карманы свои находки и взяв Лушку за поводок, отправились назад в Бобровку.
Там их уже ждали, поскольку Виктор сообщил остальным участникам об успешном окончании поисковой операции. Собрался и стар и млад. Причем взрослых было значительно больше, чем молодежи.
– Молодцы! Поздравляем!
– Наслышаны о ваших подвигах!
– Как вам это удалось?
Чуть ли не половина жителей Бобровки высыпала на улицу, чтобы встретить своих героев. Друзья были порядком удивлены такому ажиотажу. Конечно, они сделали благое дело, нашли и тем самым спасли раненую собаку от верной и мучительной смерти. Но не слишком ли несоразмерно народное ликование? Все-таки в размерах Бобровки сей подвиг ничтожно мал.
И ладно бы одни ребята выбежали, но тут и взрослые мужики проявили интерес. Стоят, по плечам хлопают, спрашивают, как это у них получилось. Хвалят! Благодарят! С чего бы такая всеобщая любовь просыпалась на головы двоих пацанов, которых раньше те же мужики едва замечали?
Но все оказалось просто. Пока они искали запропастившийся ножик Вована и потом топали до деревни, Виктор на машине уже успел довезти своего Барона до ветеринарной станции, где собаку осмотрели, сделали рентген и вынесли утешительный вердикт.
– Пес ослабел после перенесенных мучений, шутка ли – почти двое суток без еды и питья, но его жизни ничего не угрожает. Переломы задних лап без смещения, кости срастутся и даже хромоты не останется. И серьезных внутренних повреждений тоже не наблюдается. Раны затянутся, будет как огурчик.
И на радостях Виктору захотелось быть добрым и щедрым по отношению ко всему остальному миру. Он немедленно позвонил в Бобровку и в порыве приступа щедрости пообещал подарки ребятам и выпивку всем взрослым жителям, участвующим в поисках. Разумеется, таких взрослых тут же набралось десятка два, хотя на самом деле вначале в поисках участвовал один лишь дядя Сева, который возил своих детей – Алину и Глеба – на своей машине по окрестностям Бобровки, которые он знал лучше многих коренных местных жителей.
Но дядя Сева в общем ликовании не участвовал, может быть потому, что спиртного не любил. Мог выпить одну-две рюмки по случаю какого-нибудь большого праздника. Но вообще за застольем он по большей части скучал, как-то тяготился застольными разговорами и старался побыстрее слинять назад к своим истинным интересам и находкам.
С ними он проводил время с куда большим удовольствием, только о них и рассуждал с энтузиазмом. Какая-нибудь ржавая кругляшка могла привести его в настоящее исступление, потому что являлась когда-то пуговицей, принадлежащей солдату-пехотинцу времен Северной войны со шведским королем Карлом Девятым. А уж когда он нашел слиток серебра граммов около ста восьмидесяти, оказавшийся древнейшей гривной, восторгу и вовсе не было предела.
– А я ведь его почти хотел выкинуть. Что, думаю, за железо? А это не железо, это серебро, только очень низкой пробы. Куча примесей в нем, потому и звенело как железо.
Гривна была размером с указательный палец на мужской руке. Потертая, обрубленная с одного края. Как объяснил тот же дядя Сева, при необходимости от нее отрубали кусочки серебра, которые потом расплющивали, чеканили на них то или иное изображение, и называлась такая монета рубль – рубленая.
И вертя так и этак слиток перед своим носом, дядя Сева не уставал изумляться простоте и правильности нравов в прежние времена.
– Ведь никаких бумажек не признавали. Серебро – это серебро. Золото – золото. А медь – она и в Африке медь.
Вот об этих и многих других своих находках, которые ему случалось поднимать из земли или находить на местах проживания или торжищах и ярмарках, дядя Сева и мог рассуждать часами. Так что друзья совсем не удивились, когда Алина на вопрос, где дядя Сева, указала друзьям на маленькую пристройку и сказала, что отец там. Сама девушка, частично от любопытства, а частично потому, что ее сердце давно и прочно опутали буйные кудри Костяна, пошла за ними. Алину даже не смущал маленький рост Костика. Ей казалось, что в этом и заключается его обаяние.
Если бы только сам предмет обожания Алины мог догадываться о чувствах девушки. Если бы Костику хоть намекнули о том, что симпатичная ему девушка и сама не прочь была бы завязать с ним близкие отношения. Каким бы счастливым человеком он был. Но пока что ни Костик не догадывался, ни Алина ему не открывалась. Каждый из них страдал втихомолку, втайне от других. И конца этой их обоюдной глупости, которую люди почему-то между собой называют любовью, пока что не предвиделось.
Глава 5
Дядя Сева стоял за рабочим столом, прилаживая к своему детектору новую катушку. Всего до недавнего времени катушек у него было три штуки. Одна – самая большая – предназначалась для поисков в открытом поле, где находки, если они имелись, лежали на приличном расстоянии одна от другой. Средняя катушка бралась для работы на местах бывших торжищ или ярмарок, где на пятидесяти квадратных сантиметрах могло оказаться и три, и даже больше целей. И, наконец, самую маленькую дядя Сева брал для работы по сильно, как он говорил, замусоренным местам – жилым домам, чердакам и тому подобному. Там на одном пятачке могло быть все утыкано разными ценными, на взгляд дяди Севы, вещами. А на взгляд остальных – сущим хламом.
Отец Алины кинул на ребят взгляд поверх своих очков и прокомментировал:
– Герои наши вернулись! Как у вас ощущения?
– Прекрасные! Дядя Сева, а вы можете дать нам лупу?
– Лупу?
– Да. Лупу, увеличительное стекло. Дайте, пожалуйста.
– Лупу, говорите, – задумчиво пробормотал дядя Сева, так что не ясно было, даст или не даст. – А зачем вам лупа понадобилась?
– Так… Есть одно дело.
– Какое?
– Хотим клеймо рассмотреть.
– Клеймо, говорите. И что за клеймо?
Дядя Сева все медлил, тянул время, явно пытаясь удовлетворить свое любопытство и выведать у друзей побольше информации. Друзья не видели причин, чтобы скрывать свою находку.
И Костик объяснил: