Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 20



Эта сцена, написанная с восхитительным простодушием, – готовое начало для еще одного рассказа Бунина о совращении гимназистки “старым сатиром”. Но один из лучших рассказов – “Легкое дыхание” – он напишет под впечатлением от фотографии совсем другой девушки. Дневник Дьяконовой не попадет в поле внимания Бунина. И это правильно. Дьяконова не была его героиней.

Настоящий смысл “Крейцеровой сонаты” Лиза не сразу поймет, а когда поймет, она окажет на нее такое сильное влияние, что фактически определит всю ее будущую жизнь. Но пока, “вследствие моего полного незнакомства с отношениями мужчин и женщин, незнания жизни, каких-то страшных пороков и болезней, на меня «Крейцерова соната» не произвела чрезвычайно сильного впечатления”.

Гораздо более сильное впечатление произвело на нее другое. В 16 лет Лиза вдруг поняла, что она – некрасивая девушка.

Урод

В 1887 году, когда Дьяконова лишилась отца и семья переехала жить в Ярославль, во Франции двумя книгами вышел “Дневник” Башкирцевой, умершей три года назад в Париже в 25-летнем возрасте от туберкулеза. Он вышел на французском языке (и был написан по-французски), но в России о нем узнали в том же году благодаря опубликованным в газете “Новое время” отрывкам. Полностью русское издание дневника появилось в журнале “Северный вестник” в переводе Любови Гуревич в 1892 году. Впрочем, полностью дневник не издан до сих пор нигде, настолько он обширен.

Дневник Башкирцевой имел колоссальный успех! Его читали все образованные люди того времени. И когда в 1904 году в журнале “Всемирный вестник” появилась публикация дневника Дьяконовой, многие обратили внимание на сходство в судьбах двух русских девушек. Жизнь в Париже, болезнь, ранняя смерть. Но главное – это дневники! Такое яркое посмертное высказывание. Дьяконову тотчас окрестили второй Башкирцевой. И тем самым сослужили памяти Лизы дурную службу.

Дело не в том, что Башкирцева была эгоистична, развращена и безнравственна, как думали поверившие ей читатели ее дневника, а Дьяконова – чиста, духовна и самоотверженна, как считали ее поклонники в начале ХХ века. Башкирцева была блистательна. Это чутко поняла Марина Цветаева, посвятив первый поэтический сборник “Вечерний альбом” “Блистательной памяти Марии Башкирцевой”. Она одним словом выразила суть этой девушки. Башкирцева была блистательна! В картинах, в дневнике, даже в самой внешности. Она очень рано начала это понимать.

“О Господи, дай мне счастья в жизни, и я буду тебе так благодарна! Но что я говорю? Мне кажется, я родилась для счастья. Господи, сделай меня счастливой!”

Башкирцева была как будто обречена на счастье. Красавица, дочь богатого помещика в Полтавской губернии. С 12 лет – заграничные путешествия: Вена, Париж, Женева, Баден-Баден. Жизнь во Франции, где она в 15 лет начинает писать дневник. Прекрасное образование, занятия в частной академии художеств Жюлиана. Башкирцева замечательно не только рисовала, но и пела. “Мой голос – мое сокровище!” И список ее влюбленностей блистателен – это и граф Уильям Гамильтон, и племянник кардинала Пьетро Антонелли, и дипломат Поль Гранье де Кассаньяк.

Бог не дал ей счастья. С юных лет Башкирцева была больна чахоткой. Но какая же сила воли и духа! Она оставила 150 картин, 200 рисунков, скульптуры, и они сегодня находятся в лучших музеях Вены, Парижа, Чикаго, Москвы, частных собраниях. Она, как и Дьяконова, не успела издать свой дневник при жизни. Но вела об этом переписку с самим Мопассаном.

В ее творческой энергии, самоотдаче, трудолюбии (невероятном!) было что-то ненормальное, какая-то бешеная страсть! И это было связано с болезнью. “Умереть? Это было бы дико, однако мне кажется, что я должна умереть. Я не могу жить: я ненормально создана; во мне – бездна лишнего…”

Ничего подобного с Лизой Дьяконовой быть не могло. С Башкирцевой ее объединяла разве только ранняя болезнь. Но у Башкирцевой, как ни странно звучит, и болезнь была блистательна. Недаром говорят: сгореть от чахотки.



Болезнь Лизы, во всяком случае, та, о которой она думала, была просто постыдной. И она поражала ее мозг. А никаких особых талантов у нее не было. Ее талант – понимание. Она очень рано начала понимать мир, себя и людей.

Потому что жизнь ее изначально была труднее…

Братья Дьяконовы пишут: “Смерть Александра Ивановича Дьяконова внесла перелом во всю дальнейшую жизнь его семьи. Александра Егоровна, напуганная несчастьями последних лет, после ликвидации фабрики стала жить в Ярославле скромной вдовой – опекуншей своих пятерых детей, и единственною целью своей поставила сохранение для них того небольшого капитала, который остался после смерти отца. Эту задачу она выполнила вполне успешно”.

У Александры Егоровны на руках пятеро детей. Причем старшие были девочки, а самая старшая – Лиза. На что могла рассчитывать мать? Сама она родилась в небогатой купеческой семье, а замуж вышла за богатого Дьяконова. Но Дьяконов заболел и разорился.

Ее красивая сестра Евпраксия Горошкова тоже вышла замуж за богатого купеческого сына Ивана Оловянишникова, родила десять детей и тоже рано осталась вдовой, но с миллионным состоянием, возглавив акционерное общество “Оловянишников и сыновья”. Она и отчество свое подписывала не Егоровна, как сестра, а Георгиевна. У Егоровны была только одна надежная перспектива: удачно выдать замуж своих дочерей. И первую из них – Лизу. О, если бы она была такой красивой, какими были в свое время дочери купцов Горошковых! Но Лиза не была красивой.

1 февраля 1891 года. Утром посмотрела на себя в зеркале: на меня смотрел урод! Да, это печальный факт, я чуть не бросила зеркало, но сколько ни искала хоть привлекательной черты на лице своем – не находила, и все более убеждалась в своем собственном уродстве: предо мной была одна из физиономий с грубыми чертами, которые я положительно ненавижу!

Вот! Пожалуй, здесь и заканчивается дневничок Лизы Дьяконовой. Начинается Дневник.

У нее открывается второй глаз, возникает двойное зрение, которое будет отличать записки Дьяконовой на протяжении всей жизни. Она видит себя изнутри и со стороны. Изнутри “ты прекрасна, спору нет!”, но снаружи ты урод, признайся себе в этом! И так же она будет видеть весь мир, всех людей, все общество, русское и заграничное. Так, как видят они себя сами, и так, как видит их она. Одновременно. Она дает название новому дневнику – “Дневник одной из многих”. Но в этом скромном определении слышится такая гордость, которая даже не снилась Башкирцевой. Проблема Башкирцевой в том, что людей много, а она-то – одна! Вот она одна такая, Башкирцева, ненормально сотворенная личность, эстетическое исключение среди Божьих тварей. Господи, ты создал меня для счастья! Так дай же мне его! Совсем не то Дьяконова… Посмотрите на ее глаза. Они всегда обращены зрачками внутрь, точно она думает только о себе. Но при этом какие у нее безошибочные психологические наблюдения!

Дьяконова тоже прочитала дневник Башкирцевой. Разумеется, он ей не понравился. “Личность автора – в высшей степени несимпатична. Отыщите хотя бы одну привлекательную черту ее характера…” Но не так давно Лиза смотрела в зеркало и не смогла найти на своем лице ни одной привлекательной черты. И честно призналась, что ненавидит себя. Она эстетически противна!

Мой кузен расчесывал прекрасные волосы Вале (ее младшей сестре. – П. Б.), я с горечью вспомнила о своей длинной, но тоненькой косе… я со злобой смотрела на свои тонкие, некрасивые и слабые руки, неспособные почти ни к чему, на свою худую, неправильную фигуру… и один Бог знает, что творилось в моей душе… Урод! Урод! Я знаю, что я могла бы ему понравиться, если бы стала кокетничать, но гордость запрещала мне это. Не унизительно ли стараться обращать на себя внимание? Боже, за что я такая несчастная!