Страница 38 из 39
На крыльце дома курить было нельзя. Потому что близко к дому. Во дворе курить было нельзя, потому что двор был общественным местом. А можно было курить возле самой автобусной остановки, это примерно в двухстах пятидесяти метрах направо.
Эти метры Василий Аркадьевич вымерил собственными ногами. Каждый день, да еще и не один раз за день - такое тоже бывает. Раньше, очень давно, он выкуривал до двух пачек в день. Потом силой воли и укорами жены и детей сократил до пачки. А теперь вот - раз, ну, два в день. Три - редко. Это если повезет и просто по дороге.
Слева от автобусной остановки стояла небольшая прозрачная будка с электронным замком. Ключ выдавали ровно на один месяц - по заявлению. И каждый раз, как приходишь к коммунальщикам с этим заявлением, переспрашивают, в глаза заглядывают:
- Может, бросите, наконец? Все же здоровье нации - достояние общенародное. А здоровье-то составляется из здоровья каждого. А курение - явное ведь нездоровье... Так, может, бросите все же? Нет? Ну, вносите абонентскую на месяц вперед, и вот вам ключ.
Василий Аркадьевич махнул пластинкой-ключом перед замком, дверь щелкнула, подалась. Внутри было привычно душно и жарко. Вентиляция, что ли, опять не работала? Конечно, это же не квартира, сюда ремонтники если и придут, так в последнюю очередь. А абонентку платишь на месяц вперед...
Василий Аркадьевич разложил свой стул, сел, медленно достал из внутреннего кармана страшную в черных и красных цветах с картинками пачку сигарет. Из другого кармана - зажигалку.
Перед будкой тут же выстроились какие-то школьники. За стеклом звука слышно не было, но они так кривлялись, так хохотали, показывая пальцем на курящего.
А Василий Аркадьевич, выходит, был им вроде обезьяны в зоопарке. Так же вот они на него смотрели и так же смеялись. Вон, мол, почти как человек. Как нормальный человек. Только курит. Наверное приезжий какой-то. Нерусский, наверное, какой-то. Потому что написано же на всех стенах, что русские не курят. Такая у русских национальная особенность и государственная политика.
Василий Аркадьевич медленно выкурил свою утреннюю сигарету, потом подождал пока дым немного рассеется - нельзя же выходить в клубах. Там же дети снаружи, в конце концов. Потом с кряхтением поднялся, сложил стул и поплелся домой.
Сегодня к нему должен приехать друг. Давний и дальний друг. Видятся они с ним так редко, что каждая встреча - большой праздник. Вот, кстати, по времени самолет давно уже приземлился. Где-то он уже близко. А вот и он, кстати.
Из такси вылезал задом, на ходу расплачиваясь, старый и верный друг Генка.
- Генка, - сказал в спину Василий Аркадьевич.
Больше ничего не смог сказать - просто горло сдавило от чувств. И заулыбался.
- Васька! - закричал Генка.
Сорвал кепку, подбросил вверх, снова поймал ее... То есть, не смог поймать, и кепка шлепнулась на тротуар.
- Черт, старею.
Василий Аркадьевич страдальчески сморщился и посмотрел по сторонам. Но, вроде, все в порядке. Молодежь школьного возраста уже рассосалась, и никому сказанное грубое слово не нанесло вреда и моральной травмы.
Потом, как в кино, когда делают такой монтаж. Склейку такую. Раз - и прошло пару часов. И не вспомнить, что и как было. Только и помнишь, что улыбался непрерывно. Потому помнишь, что челюсть болит. Мышцы устали улыбаться. Но как же не улыбаться, когда друг приехал?
А Генка видел, видел...
- Вот всегда я тебе, Вась, говорил: лучше ты стакан портвейна засандаль, чем одну сигарету выкурить. Во-первых от стакана тебе почти никакого вреда, в отличие от. Во-вторых, окружающим никакого вреда. В-третьих - незаметно это. Понимаешь? А вот если ты и куришь и пьешь... Или бросил, что ли?
- Вот еще, - выпятил грудь Василий Аркадьевич. - Не в нашем возрасте резкие повороты устраивать.
- Ну, тогда, пока женщины твои стол накрывают, вмажем, дружище? А? Как в старые времена - вмажем?
Василий Аркадьевич сразу как-то сдулся...
- Понимаешь..., - начал он осторожно.
- Да, понимаю, понимаю. Пошли уж в твою будку!
Справа от автобусной остановки, на самом виду, стояла вторая будка. Тоже тесная и тоже прозрачная насквозь. Только там еще стоял специальный столик. На тот столик и выставил Генка привезенную из теплых краев бутылку крымского розового портвейна "Алушта".
И тут же, как в зоопарке, сгрудились опять какие-то за стеклом. Стали показывать пальцем. Стали по стеклу стучать, чтобы внимание привлечь. Но друзья, если чего решили, так ни на кого внимания обращать не будут. В два стакана плеснуло ароматным напитком. Замерли оба, глядя в глаза друг другу...
- Ну, будьмо!
В дверь снаружи настойчиво стучали. Две девочки лет по восемнадцать строго смотрели на выпивающих:
- Вы что же, не русские, что ли?
- Я - украинец, - весело заявил Генка, и от него сразу отвернулись.
И правда - что с иностранца взять?
- А я уж и не пойму... У меня и татары в родне, и евреи, и немцы, и русские, и украинцы... О! Еще прабабка - цыганка! - сказал осторожно Василий Аркадьевич.
- Это не имеет никакого значения. Дело не в крови, а в своем мироощущении. Вот вы себя кем чувствуете?
- Ну-у... Русским, наверное.
- Так что же вы? Как же вам не стыдно? Наверное, и дети есть?
- И внуки! - приосанился Василий Аркадьевич.
- Тем более! Тем более! Стыдитесь! Какой пример вы им показываете? А еще - русский...
Издалека доносилось слитное скандирование. Это "новые русские" репетировали кричалки к объявленному заранее Маршу миллионов:
- Русские не курят! Русские не пьют! Русские нерусским всяко надают!
- Знаешь, что, - сказал Генка. - Иди ты пока в свою будку, покури по быстрому. А потом пойдем к твоим женщинам, будем есть борщ, мясо. Сало будем есть - я сало привез. И будем разговаривать. а то шумно тут как-то у вас. Неудобно.
И он стоял снаружи и смотрел. А Василий Аркадьевич давился дымом в прозрачной будке. А еще снаружи смотрели и тыкали пальцами школьники и школьницы...
"Вот зимой," - подумал Василий Аркадьевич, - "Будет все же лучше. Снежку нанесет. Морозом ударит - так никто стоять долго не будет. Можно будет покурить всласть."
- А зимой у вас пьют? - спросил с интересом Генка, когда Василий Аркадьевич вышел из будки для курящих. - И как, тоже стучатся?
--
-- Пришелец из будущего
Никакого грохота и вспышек света, никакого ползучего густого тумана или запаха, как после грозы - вообще никаких световых и звуковых эффектов не было. Хотя, конечно, что-то ведь должно было быть - обязательно. Там же такая энергия используется! Вот в кино все в молниях было.
А тут - просто в дверь тихонько постучали.
Квартира у них была на первом этаже. Если подпрыгнуть, ухватиться за карниз, можно было стукнуть с улицы прямо в окно. Но это если друзья - они могли так шутить. А обычно же все стучали в дверь. В простую деревянную дверь с длинной трещиной посередине, крашеную темно-коричневой краской.
Сашка открыл. В темноте подъезда стоял незнакомый лысый мужик. Он улыбнулся нерешительно и сказал:
- Здравствуй, Саша. Я - это ты.
Сашка уперся "бычком" (так называла эту позу мама) и спросил:
- Вам кого?
- Мне тебя. Саш, я ведь к тебе из будущего.
- Ну, ни фига себе! - сказал Сашка и прикрыл рот ладонью.
Дома не поощрялись всякие "фиги" и другие такие же словечки. Хотя с ними гораздо легче выражать свои эмоции. Одним словом можно много выразить. Но вот за слово, скажем, "жопа" или еще "сволочь" ругали так, что даже потом обидно было чуть не до слез. Но не наказывали. Сашку за слова не наказывали, но ругали и воспитывали.
Он читал фантастику. Любил фантастику. И знал всякое про будущее, каким оно непременно будет, про космос и полеты, про разные фантастические чудеса. Вон в недавней книжке туннель как в метро проводили под Северным Ледовитым в Америку. А уж марсиане, которые золотоглазые и смуглые...