Страница 10 из 19
Впоследствии, когда Джина Дэвис существовала уже только как тема для разговора, многие утверждали, что в ней всегда было нечто, выделявшее ее среди прочих клубных девушек, – и дело было вовсе не в том, кем она в итоге оказалась, а скорее в ее внешности. У нее была белоснежная, почти алебастровая, кожа, но стоило ей немного погулять в жаркий день под открытым небом, и кожа ее приобретала приятный светло-коричневый оттенок. И при такой белой коже волосы у нее были настолько черными, что при определенном освещении даже отливали синевой. Иногда она выглядела совсем ребенком, но стоило ей оказаться у шеста, и она непостижимым образом становилась куда более женственной, чем все прочие дамы в этом зале.
Было в очертаниях и движениях ее тела некое обещание и еще что-то такое, отчего мужчины с радостью платили, чтобы хоть посидеть с нею рядом. Куколка принадлежала к числу тех, кто почти всегда получал самое высокое вознаграждение вне зависимости от того, удачным или неудачным оказался вечер. Но сама она к мужчинам интереса практически не проявляла. Да и секс, по ее словам, особого значения в жизни не имел.
– А что, разве для кого-то это так важно? Какая разница, сколько в жизни мужчины было женщин, а в жизни женщины – мужчин? Разве количество что-то решает? – сказала она как-то в беседе с Сэллс, причем таким тоном, словно любовь была просто теорией, которую еще нужно доказать.
У нее был открытый взгляд, и она смотрела людям в глаза с особым бесстрашием, изобличавшим ее тайную сущность, но на устах у нее при этом играла сонная ироничная улыбка. Зачастую одной этой улыбки было достаточно, чтобы мужчины начинали сходить с ума и предлагать ей руку и сердце. Но всем инвесторам и девелоперам с курортов Квинсленда, всем знаменитым футболистам из штата Виктория, всем консультантам из сиднейской Школы высшего менеджмента Куколка всегда отвечала на эти предложения одинаково: «Ты что, дружок, совсем спятил?» А если и это не помогало, она просила Билли Тонга побеседовать с клиентом и проводить его к выходу.
Куколка уверяла всех, что дело тут только в деньгах, хотя на самом деле она давно уже поняла, что от денег как раз ничего по-настоящему не зависит – ни то, почему женщины танцуют для мужчин, ни то, почему мужчины на них смотрят. Она ненавидела, когда девицы в клубе пытались делать вид, будто танцы у шеста – это высокое искусство.
– В твоих словах, дружок, больше дерьма, чем проплывает мимо пляжа Мэнли, – сказала она Марии, когда та высокопарно заявила, что мужчины «платят за наш талант танцовщиц, за наше обаяние и за наше умение их развлечь». – Да мужчинам начхать, – продолжала Куколка, – талантливо ли мы трясем сиськами и вертим задом. Лишь бы их самих это устраивало.
Куколка любила слово «дружок»; она пользовалась им, в частности, и для того, чтобы не быть похожей на других девиц. Ту же цель она преследовала в своем поистине снобистском отношении к одежде. Наряды у нее были от самых дорогих дизайнеров. Она вполне могла явиться на работу в таком виде, словно потом собирается на важный прием.
Пожалуй, больше всего Куколка преуспела в создании вокруг себя атмосферы таинственности. Она могла, например, на несколько месяцев исчезнуть из клуба, не оставив ни записки, ни объяснения, а вернувшись – тоже без предупреждения, – войти в зал с таким видом, будто виделась со всеми только вчера, а сегодня ей предстоит просто очередной утомительный вечер, точно такой же, как все предыдущие и последующие.
Поскольку она считала, что ее прошлая жизнь никакого интереса не представляет, о себе она рассказывала крайне редко. В итоге возникали разные слухи, которые, накапливаясь, превращались в истории, и вскоре Куколка поняла, что самый верный способ подтвердить слух – это начать его опровергать, а потому стала и сама участвовать в распространении о себе самых безумных нелепиц.
Именно поэтому, когда ее спросили, действительно ли она сделала гипсовый слепок своей вагины, а потом отослала его бывшему бойфренду, она тут же заявила, что вся эта история – полная чепуха. Она также сказала, что вовсе не она «изображала» задницу Кайли Миноуг для очередного портфолио этой дивы, хотя у той ягодицы и впрямь куда менее аппетитные. Она могла мгновенно заткнуть рот любому, кому хотелось проверить правдивость ее историй или искренность ее высказываний, с помощью смеха или угрозы, мягкой, но вполне достаточной для того, чтобы сомневающийся немедленно оставил ее в покое. Впрочем, и угроз, и шуток всегда было маловато, чтобы развеять сложившиеся мифы о ней.
– Далась вам моя задница, – с улыбкой говорила она. – Она, конечно, большая, но не настолько.
Что же все-таки в рассказах о ней было правдой? Никто особенно не верил историям о ее покойном муже; это даже считалось чем-то вроде шутки, связанной с одним из участников вечеринки, устроенной у нее дома. Похоже, впрочем, что эту вечеринку Ферди попросту выдумал, ибо он и сам старательно подпитывал слухи о невероятной экзотической сексапильности Куколки, в частности, тем, что давал ей разнообразные и весьма выразительные прозвища: Красавица Андалузии или Танцовщица Гарема; но самым удачным и созданным специально для американских моряков и десантников было прозвище Черная Вдова.
Для танца Черной Вдовы даже записали отдельный музыкальный трек. Ферди, некоторое время успевший побыть и диджеем, записал вертолетный «Полет валькирий» из фильма «Апокалипсис сегодня», прибавив несколько взрывов, воплей и убийственный ритмический фон, который быстро достигал ста шестидесяти ударов в минуту, пока Куколка обрабатывала зрителей. Она появлялась в длинном черном платье и парандже, затем медленно раздевалась и оставалась в черных трусиках-стрингах и очень открытом черном бюстгальтере.
Трусики держались на четырех шелковых бантах, а концы лент были украшены крошечными фальшивыми жемчужинками. За пятьдесят долларов Черная Вдова позволяла зрителю развязать один из бантов, а когда все четыре тяжелые, расшитые жемчужинами ленты оказывались развязаны, она подходила к тому, кто заплатил еще сто долларов, и широко раздвигала перед ним ноги. Но как только она начинала их раздвигать, Ферди мгновенно, используя цифровой проектор, скрывал ее плоть под мельтешением арабских букв и объяснял зрителям, что все это цитаты из Корана, «самой священной книги Черной Вдовы».
– Это был прямо-таки дьявольский номер, – рассказывала Сэллс представителям очередной телевизионной компании через неделю после случившегося, пытаясь вспомнить, как именно это выглядело четыре года назад. – Ферди отлично умел завести аудиторию, задавая вопросы типа «Какое оружие Черная Вдова носит под одеждой?» и тому подобной чепухой. Я помню, например, как он говорил: «Вам она, возможно, кажется прекрасной, умной и талантливой, но душа ее черна, как ад, и темна, как ночь». По-моему, вместе у них это очень здорово получалось, вот с тех пор кое-что из слов Ферди у меня в памяти и застряло.
14
Девушки приходили и уходили, сменяя друг друга, и Куколка поняла, что далеко не одинока в своем осторожном отношении к прошлому: у многих танцовщиц имелись куда более весомые, чем у нее, причины как можно меньше болтать о себе. Например, однажды в Chairman’s Lounge появилась китаянка – Куколка знала ее только как Фан – и проработала там несколько недель. Ходили слухи, что она особа опасная, что затаила зло на хозяина того борделя, из которого сбежала; такие бордели, тайно размещаясь в многоквартирных высотках, поставляли клиентам девиц по принципу CBD[5]; в этих жутких курятниках китаянки, контрабандой завезенные в Австралию, и жили, и работали.
Но, кем бы ни была Фан и где бы она раньше ни работала, она явно высоко ценила свое знакомство с Ферди и всячески его обхаживала; он же всегда питал особую слабость к азиатским женщинам, так что Фан очень скоро стала пользоваться в клубе определенными привилегиями. Ей даже удалось перекроить несколько смен, что Куколке особенно действовало на нервы. Однако власть Фан оказалась недолговечной.
5
Cash before delivery (англ.) – оплата до доставки.