Страница 18 из 19
«У них не хватит духу меня сбить», – подумал я.
Оператор все еще выглядел немного взбудораженным. Он, как и я, меньше всего хотел, чтобы в войну ввязался еще и Иран.
Я сделал глубокий вдох.
– Теперь, парни, можете смениться, – сказал я.
Далее последовал короткий, обязательный при пересменках инструктаж, после чего новый оператор, сурового вида техник-сержант, участвовавший в программе БПЛА еще со времен боснийского конфликта, занял место за пультом управления.
15-я оказывала поддержку многонациональным силам в Ираке. Командование в Багдаде определяло первостепенные задачи на день и пересылало нам соответствующие распоряжения по электронной почте либо через mIRC-чат. Я проверил сообщения в чат-канале и повел беспилотник к точке, координаты которой передало нам командование. Большую часть времени мы проводили в слежке за изготовителями небольших бомб с часовым механизмом, курьерами и лидерами разрозненных повстанческих группировок. Работа была нудной и скучной. Прежде всего потому, что руководство военной операцией в Ираке осуществляло армейское командование, которое не вполне понимало, как нас использовать.
Я открыл чат-канал задания «Рулетка».
РУЛЕТКА_33> Пост принял, 1520 метров.
136_КР> вп, выдвигайтесь к цели, сообщите РВП [расчетное время прибытия] при первой возможности.
Я не узнал, что это за подразделение. Мысленно прикинул расстояние до пункта назначения. Мы находились недалеко от точки, поэтому полет не должен был занять много времени. Когда мы прибыли на позицию, оператор средств обнаружения просканировал местность – открытое пространство с одиноко стоящим деревом.
РУЛЕТКА_33> В тчк, подтвердите местоположение пжлст. [В точке, подтвердите местоположение, пожалуйста]
136_КР> подтверждаю.
Оператор средств обнаружения «захватил» дерево. Вокруг изображения дерева на HUD-дисплее вспыхнули черные скобки. Гондола целеобнаружения легонько задрожала, и обрамленный скобками захваченный объект переполз в центр экрана.
РУЛЕТКА_33> Каковы наши СЭИ?
СЭИ, или существенные элементы информации, могут быть чем угодно, начиная от подозрительного теплового пятна на земле, которое может указывать на оружейный схрон или придорожный фугас, и заканчивая двумя случайно встретившимися людьми.
136_КР> Наблюдайте за целью.
РУЛЕТКА_33> Что вы пытаетесь найти?
Мне было важно знать, чего от нас хотели.
136_КР> Просто наблюдайте за целью.
По прошествии восьми часов дерево все так же крутилось на наших HUD-дисплеях. Никаких других указаний от этого армейского подразделения мы больше не получали. Когда явились сменщики, я услышал два стука. В ответ оператор средств обнаружения дважды грохнул кулаком по стенке СНУ, и новый экипаж вошел в бокс. Мы провели небольшой, занявший несколько минут инструктаж, проинформировав сменщиков о ходе полета и состоянии «Хищника». Когда я выбрался из кресла, то был уверен, что новый пилот точно знает свою задачу.
Я отправился обратно в оперативный центр, чтобы отметиться об окончании смены, по пути размышляя о том, насколько сильно отличается жизнь двух эскадрилий. В 17-й сохранялся высокий боевой дух, поскольку выполняемая нами миссия казалась нам важной.
15-я эскадрилья, напротив, ощущала себя бесполезной.
Однообразие круглосуточных операций на фоне минимального, а то и полного отсутствия обратной связи с наземными войсками делало свое дело. Ничем конкретным полеты не заканчивались. Летный экипаж понятия не имел, помогают ли они своим участием в проведении операции. От армии летчики за свою службу не услышали ни слова благодарности: 15-я получала отклики, только когда совершала ошибки. Молчание означало, что она не «портачит».
В таких условиях трудно поддерживать хоть какую-то мотивацию. Отсутствие коммуникации между армейскими командирами и пилотами представляло серьезную проблему. Наши пилоты редко отмечались у находящихся на боевых позициях командиров сухопутных подразделений. Так, один из пилотов 15-й эскадрильи сказал мне, чтобы я сообщил о том, что заступил на дежурство, в чат Центра тактических операций (ЦТО). ЦТО координировал перемещение наземных войск. Далее ЦТО передал бы командиру сухопутного подразделения, что мы в боксе, после чего с нами связывались бы в случае необходимости. Нам был чужд такой лентяйский и непрофессиональный способ проведения операций. Прямой контакт между экипажами «Хищников» и наземными войсками отсутствовал. Как будто мы участвовали в двух совершенно разных войнах.
И все-таки это не могло служить оправданием непрофессионализма, свидетелем которого я стал во время той, первой пересменки. Позднее в тот же день я увидел на территории лагеря Майка, который шел от трейлера 15-й к оперативному центру. Увидел впервые после нашего совместного обучения.
– Эй, Майк! – окликнул я его и быстро зашагал навстречу.
Мне хотелось узнать мнение товарища по поводу происшествия с угрозой пересечения иранской границы.
– А, Белка, привет! Как жизнь? – Он широко улыбнулся.
– Поговорить бы надо.
Я рассказал, что произошло во время пересменки. Кроме того, сообщил имя пилота. Лицо Майка моментально приняло серьезное выражение, от улыбки не осталось и следа.
– Плохо, – покачал он головой.
– Это мой первый день полетов с 15-й. Тут всегда так? – спросил я.
Майк вздохнул:
– К сожалению, скорее да, чем нет.
Ему явно не нравились бреши в полетной дисциплине.
– Надо это исправить.
Мы оба понимали, что я имею в виду не только конкретного пилота. В свое время мы с Майком попытались восполнить отсутствие руководства по тактической подготовке, а теперь решили, что БПЛА-сообществу требуется инъекция профессионализма. Сообщество в его нынешнем виде прогнило насквозь.
В период, когда проект «Хищник» только появился, в ВВС 85 % мест выделялось летчикам-истребителям, остальные шли на летательные аппараты других типов. В истребительной авиации «Хищник» использовали как возможность избавиться от «балласта». Любого пилота, который совершал ошибку, не соответствовал стандартам либо просто был недостаточно хорош, сплавляли в эту программу. Летчики знали, почему они там оказались. Как знали и то, что назад в истребители дороги нет. Это порождало такое горькое разочарование, что они переставали вести себя как подобает офицерам. Опаздывали на службу, выполняли работу небрежно и, как оказалось, даже бросали беспилотники в полете. Имея перед глазами такой пример, операторы средств обнаружения тоже начинали скатываться в яму непрофессионализма.
Работа предстояла серьезная. На это требовалось время, но выполнить ее было необходимо.
Меня назначили руководителем по стандартизации и аттестации 17-й эскадрильи. Я должен был обеспечить соблюдение уставных требований и летной дисциплины путем совместных контрольных полетов с пилотами. Кроме того, мы с Майком запустили кампанию по стимулированию обсуждения темы профессионализма на собраниях летчиков. Обычно на таких собраниях обсуждались новое программное обеспечение и проблемы техники безопасности. Мы же решили, что пришло время выдвинуть вопросы повышения летной квалификации на передний план.
Спустя несколько недель я вновь пересекся с Майком, который шел из одного блока к другому.
– Белка! – позвал он меня.
– Привет, Майк. Как дела?
Глаза Майка сияли, чего я давно не видел. В них читались воодушевление, решимость, даже гордость. Я прищурился.
– Признавайся, что ты натворил? – спросил я с притворной подозрительностью.
Я решил, что он аннулировал аттестацию кого-то из нерадивых пилотов. Учитывая то, как некоторые из них себя вели, мы оба считали, что они вполне этого заслуживают.
– Не я, – ответил он. – Друпи!