На грани отчаяния

Наконец удача улыбнулась. Увидев мои метания по улицам, рядом остановился владеющий русским языком таксист. Выяснив ситуацию и пригласив меня в машину, он рванул с места и, минуя пробки, с помощью сообщений о них по рации другими водителями докатил меня до дома. Там мы побросали в багажник чемоданы и ринулись в аэропорт Кеннеди.

Посадка уже закончилась. По зданию аэровокзала в исступлении металась растрепанная Рита. Мокрый от пота, я подскочил к ней. Бросив таксисту деньги и поставив свою сумку на ленту транспортера, Рита бросилась к пункту паспортного контроля. Я также стартовал с двумя чемоданами. Трап еще не успел отъехать, и стюардесса открыла для нас дверь самолета.

Плюхнувшись на сиденье и пристегнувшись ремнем, я немного отдышался. Тем временем самолет тронулся с места и, покатившись по полосе, замер перед взлетом. Затем взревели двигатели, и невидимая мощная сила, стремительно нарастая, вдавила меня в спинку кресла. Оторвавшись от земли, самолет начал набирать высоту.

- Леди и джентльмены! - услышал я знакомый голос. - Наш самолет совершает рейс…

- Будьте любезны! - обратился я к воздухоплавающей красавице после ее продолжительной речи. - Можно вас попросить принести мне бутылочку водки?

- Одну минутку, - проворковала очаровательная стюардесса и исчезла на полчаса. Наконец, грациозно припарковав свою миниатюрную фигурку к моему месту, она с восхитительным изяществом поставила на раскладной столик крохотную бутылочку «Смирновской» емкостью в пятьдесят (!) граммов.

Гуд бай, Амэрыка!

P. S. Зубы Рите в Москве сделали такие, что число рейсов из Нью-Йорка в Россию пришлось увеличить.

КОНЕЦ

КОММЕНТАРИИ, МНЕНИЯ

НОКТЮРН ДЛЯ ЗОНЫ

О.ФИНЬКО депутат Государственной Думы первого, второго и третьего созывов, член Союза писателей России,заместитель председателя Комиссии Государственной Думы по борьбе с коррупцией.«Юридическая газета» № 52, декабрь 2001 г.

Давний автор «Юридической газеты» Г. С. Сечкин подготовил четвертое издание своей повести «За колючей проволокой». Главы из этой повести мы публиковали в газете и получили по этому поводу большое количество положительных отзывов.

Генриха Соломоновича Сечкина я знаю не понаслышке. Впервые он появился у меня в кабинете в конце восьмидесятых годов, через пару месяцев после освобождения из мест заключения. Это был его последний - пятый - срок. Невысокий, плотный, хорошо одетый человек, нисколько не похожий на личность, у которой когда-либо были нелады с законом. Пожалуй, он больше был похож на художественного руководителя театра или артиста, играющего характерные роли. То есть внешность Г. С. Сечкина выдавала натуру творческую, увлекающуюся. И я нисколько не удивился бы, если бы пришедший начал читать мне собственные стихи. Но он достал из фирменного кожаного портфеля две толстые папки и положил на стол:

- Помогите мне добиться реабилитации. Меня не раз судили. Когда судили за дело, я ни на кого не был в обиде. Попался - значит, надо отвечать по закону, но так как я не мазохист, радости по этому поводу я, конечно, никогда не испытывал. Но когда врут, как на мертвого, когда грубо стряпают уголовное дело, когда безвинного держат за решеткой и отбирают несколько лет свободной жизни, - этого я простить не могу. Мне нужна реабилитация.

Уловив легкую улыбку на моем лице, Г. С. Сечкин и сам широко улыбнулся. Речь его была грамотной, лилась свободно, посетитель не испытывал трудностей с лексическим запасом.

Понимаю вашу реакцию. Вероятно, вы вспомнили, что заключенные любят жаловаться на ошибочные приговоры. Не без этого. В зоне каждый второй утверждает, что он безвинный; Но мне ведь не нужно вызывать в вас чувство жалости, чтобы скостить себе пару лет. Я уже отмотал те годы, на которые меня осудили. Я свободен и хочу всего-навсего справедливости. Знаю, что не получу за это никакой компенсации; знаю, что те, кто упек меня за решетку ни за что ни про что, не будут наказаны. Не имею никакой корысти, кроме желания добиться справедливости.

В папках были документы по поводу двух его последних судимостей: обвинительные заключения, копии приговоров, справок, переписка с адвокатами, с судами, с Генеральной прокуратурой СССР, стенограммы записей разговоров Г. С. Сечкина с экспертами и свидетелями.

Мы проговорили с Г. С. Сечкиным вместо отведенных мною для разговора тридцати минут несколько часов. Это немудрено, ибо Генрих Соломонович оказался личностью незаурядной. На его интеллекте нисколько не сказались более полутора десятков лет, проведенных в тюрьмах и лагерях. Пять судимостей. Он всегда был далек от политики и отбывал срок за уголовные преступления. А у нас любят представлять бывших заключенных-уголовников людьми, недалекими. Хотя по жизненному опыту знаю, что в России зэк может быть мудрой личностью, а иной министр или генерал - ограниченным выскочкой. Бывает и наоборот» Вспоминаю своего дорогого друга Игоря Ивановича Карпеца, светлая ему память. Генерал милиции, советник юстиции, профессор, доктор юридических наук, директор института прокуратуры. Но главное - умница необыкновенный и человек сердечный. По поводу таких людей в сталинские времена шутили: такой умный и еще на свободе?! То есть мы часто забываем однозначную простейшую истину: должность не предполагает, что вместе с высокой зарплатой соискатель автоматически повышает свой интеллект.

Возвращаясь к Г. С. Сечкину, скажу, что, узнав историю его жизни, я познакомился с мытарством простого советского человека, много раз виновного, но и безвинного; оболганного и агрессивного; в свое время обидевшего многих людей, принесшего им зло и на своей шкуре прочувствовавшего добро и зло своего отверженного мира и нашего судоустройства. Пройдя пять кругов ада, этот обаятельный человек, как ни странно, остался жив и даже не потерял обостренного чувства веры в справедливость.

Я тешу себя мыслью, что знаю правоохранительную систему СССР, знаком со многими прокурорами и судьями. С уважением отношусь к ним и уверен в их достойном, непорочном прошлом. Но, несмотря на такую опору, таких советчиков, я не смог довести до благополучного завершения дела Г. С. Сечкина.

Г. С. Сечкин - личность неоднозначная. В нем сконцентрировалось зло и добро нашего времени. В его делах многое осталось за кадром. Отношение к Г. С. Сечкину как к личности, в которой каждый мог найти то, что его больше привлекало: порок или доброту, - нередко диктовало необъективность. По отношению к нему чиновники часто вели себя несправедливо. Они видели в Г. С. Сечкине рецидивиста, которого нужно было запрятать подальше. По мнению ряда чиновников, если человек сидел в местах лишения свободы, тем более трижды, то четвертый раз его можно сажать, не вдаваясь в подробности. Им наплевать на презумпцию невиновности, они не верят, что человек может стать иным и переосмыслить свое прошлое. Но, проводя свою субъективную линию, официальные лица не любили оставлять в документах порочащие их следы.

Пятьдесят на пятьдесят, что человек, однажды отсидевший в местах лишения свободы, в нашей стране обречен занять место в рядах изгоев. Понять ожесточенность чиновников можно, они не всегда были жестокосердными. Начиная работать, пытались верить человеку, проявлять гуманность. Их обманывали, создавали им проблемы. Со временем они понимали, что большая часть людей, переступивших закон, способна совершить новые преступления. И ожесточались.

Читая газетные сообщения о задержании в крупных городах России «авторитета» или «вора в законе», мы узнаем, что причиной задержания послужил пакетик с маковой соломкой или несколько патронов, найденных в его карманах. Это достаточное основание для задержания, особенно если этого человека задержать очень нужно или очень хочется. Художественная литература убеждает, что в США или в Западной Европе полицейские специально подбрасывают такие вещдоки, чтобы появился повод для ареста. У нас, конечно, все по-другому. У нас все по-честному! Никто никому ничего и никогда не подбрасывает. Это рецидивисты мельчают. Попадаются на дозе.