Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 44

Качество – очень сложная, разветвленная проблема. Даже таким энтузиастам госприемки, как Бут, доступны далеко не все ее стороны. Возьмем, к примеру, текучесть кадров – разве госприемка может на нее влиять? А ведь это, как известно, одна из глубинных причин брака.

Так рассуждал я и вдруг понял: да ведь может влиять, может! Освобождаясь от хлама и грязи, от ярлыка закоренелых бракоделов, люди начинают уважать свой труд и свой цех. Такие куда реже пишут заявления с просьбой уволить по собственному желанию.

Ярлыки, между прочим, ужасно прилипчивая штука. Второй месяц выпускали в механосборочном тормозные барабаны хорошего качества, а на главном конвейере никак не могли в это поверить. При мне возник конфликт: цех сборки автомобилей утверждал, что партия барабанов бракованная – «идет биение». Когда разобрались, оказалось, что виновато негодное колесо, которое пробовали установить на этих барабанах…

Прощаясь с Бутом и Губко, я спросил:

– Как относятся к госприемке рабочие?

– Поначалу была настороженность, – ответил Анатолий Лукич, – Если кто-то информировал нас о недостатках, то просил: «Никому не говорите, что это я сказал». Но люди быстро поняли, что мы здесь для пользы общего дела, и стали обращаться к нам открыто, на виду у всех.

– У многих сознание повернулось в сторону качества, – добавил начальник цеха.

Интересно, повернулось ли оно у парня, забивавшего крестовины молотком? Если нет, то, конечно, давно уволился: неудобные настали для него времена.

АВАРИЙНЫЕ «СОЛОВЬИ»

И снова смотрю, не могу оторваться, как течет конвейер. Автомобили с поднятыми капотами – словно ладьи под парусами. Поют, как сирены в древних мифах, пневмогайковерты. Гремит в громкоговорителе по-капитански уверенно голос начальника смены.

Когда Слава Агафонов впервые взошел по трапу в стеклянную рубку операторской, в голове у него тоже вились красивые мысли. Но романтика быстро отступила перед суровой реалистической заповедью: каждая остановка конвейера – ЧП! До красоты ли, если кончилась «пятьсот десятая» гайка? Ими крепятся бампер, бензобак, сиденье… Ерундовая, в общем-то, гайка: у любого юного техника таких полный карман. А вот не стало ее в сборочном по вине снабженцев – и застыл конвейер. Замер по всей длине, а она – ни много ни мало – два с половиной километра.

Загорелись там и сям красные лампочки тревоги: у генерального директора, у главного инженера, в производственном управлении, в заводской диспетчерской… ЧП! Стоит конвейер! Нервно звенят телефоны. «Гайка есть, – докладывает снабженец, – но черная, нехромированная, ОТК не пропускает ее на сборку». Он надеется: начальство сломит сопротивление контролеров. Так прежде не раз бывало. Правда, черные гайки начинали потом ржаветь и заражать ржавчиной кузов, но это же потом, после продажи!..

Нынче маневр не удается. Над снабженцем грозовые тучи.

– Никак черных! – гремит в трубке. – Когда будут хромированные?

– Минут через пятнадцать. Взяли взаймы у соседей. Машина уже в пути…

В школе бы он получил двойку. Здесь плохую работу оценивают потерянными автомобилями. Четверть часа простоя – это значит, недодано десять «Запорожцев»…

Но не только снабженец виноват. Недоработал и дежурный диспетчер завода: он следит, чтобы конвейер был обеспечен всем необходимым хотя бы на одну смену вперед. Диспетчер, подобно телезнатокам, должен быстро отвечать на вопросы «Что? Где? Когда?» и вдобавок на четвертый – «Сколько?».

Я провел с ним рядом несколько часов. Установить дисплей еще не успели, и диспетчер обходился по старинке телефонами и шариковой ручкой. В центре его внимания был «Список особо учитываемых деталей», начинавшийся строчкой: «Бензобак – 100 штук». Своих молдингов я там не нашел. Стало немного обидно. Почему невзрачные кронштейны крепления двигателя на особом учете, а блестящие красавцы молдинги – нет?

– Без кронштейнов не установишь двигатель, – объяснил диспетчер. – Если их нет, прекращается вся работа. А молдинги можно прикрепить потом, задним числом, когда автомобиль сойдет с конвейера.

– Это ведь ненормально?

– Да. Но остановить из-за молдингов весь конвейер – еще ненормальнее…

Он взял телефонную трубку:

– Саша, как у тебя с крокодилами?

– Отправляю! – ответил бодрый голос.

– Соловьи тоже аварийные, ты не забыл?

– Сто штук уже поехали в сборочный…

Неужто в уголке отдыха, кроме попугайчиков, появятся соловьи с крокодилами? Не успел я опомниться, как диспетчер стал требовать у кого-то «жабу молодую»:

– Сверхаварийная!

– Будьте спокойны, привезем прямо из вагона!.. Когда выдалась пауза, диспетчер, посмеиваясь, помог мне разобраться в этом «зоопарке». Каждая деталь имеет семизначный код, но объясняться с их помощью могли бы только роботы. Поэтому вместо «деталь 1 310 020» говорят короче: «двадцатый воздухозаборник» или еще короче: «хлебница». Последнее название сродни детской дразнилке: воздухозаборник и впрямь сильно смахивает на закругленную коробку, в которой многие домохозяйки держат хлеб.

«Крокодил» – это подставка под переднее сиденье. У нее есть зубцы – целый ряд. «Соловей» – небольшая пластина, напоминающая птичью головку. А вот «жаба молодая», к которой крепится тормозной цилиндр, на лягушку ни капли не похожа, зато ее предшественница – «жаба старая», ныне снятая с производства, очень напоминала это земноводное.

Полезные дразнилки, ничего не скажешь. На заводе к ним так привыкли, что Гена однажды вписал «крокодилов» в какой-то официальный отчет, а потом, спохватившись, вылавливал их на сорока страницах…

Что такое «соловьи», мне стало ясно. Но почему они аварийные?

– Потому что в сборочном их мало, – говорит диспетчер. – Следующей смене может не хватить.

– А «сверхаварийная жаба» – это что значит?

– Значит, ее не хватит даже текущей смене, если не принять экстренных мер.

Мой взгляд снова падает на верхнюю строчку списка: «Бензобак – 100 штук». Если в сборочном корпусе сто бензобаков, то через сто пятьдесят минут, или два с половиной часа, не останется ни одного. Почему же диспетчер не поднимает тревогу?

Потому что я знаю: есть резервы, которые можно «ввести в бой». В арматурном цехе, где делают бензобаки, лежат семьдесят готовых – их можно доставить в сборочный за четверть часа. Да еще сто пятьдесят сварены и проходят окраску, – эти будут готовы через два часа. Так что из-за бензобаков конвейер не остановится. Но ситуация напряженная, я слежу за ней.

Он хотел еще что-то добавить, но позвонил Агафонов:

– Через полчаса можем остановиться из-за чеки семьдесят третьей!

– Вам же только что привезли целую партию!

– ОТК ее забраковал.

– Ясно. Принимаю меры.

Диспетчер звонит в арматурный цех, где делают эту самую чеку. Маленькая такая пластинка с тремя усиками, в виде буквы Е, – с ее помощью на косом конвейере подсоединяют тормозной шланг. Но один усик длиннее, чем надо, а другой короче – словом, брак. По звонку диспетчера в сборочный спешат люди из арматурного – мастера и технические контролеры. Будут, искупая свою вину, перебирать всю партию, отделять годные пластинки от негодных. Уговаривать их не надо: если только конвейер остановится, арматурный цех лишится премии да и вообще ударит лицом в грязь… Но вот вопрос: хватит ли сборочному пластинок, которые отсеет из забракованной партии эта «спасательная команда»?

«Хватит», – понадеялся бы диспетчер-оптимист и не принимал бы больше никаких мер. Но на этом посту опасно быть оптимистом – надо рассчитывать на самый худший вариант.

– Алло, СГД! – зовет в трубку диспетчер. – Пришлите в сборочный чеку семьдесят третью, на триста автомобилей. Завтра вернем.

СГД – это Склад Готовых Деталей. Там лежат так называемые страховые запасы. Ими пользуются в крайних случаях, когда конвейеру грозит остановка. И при первой возможности пополняют.