Закон парных случаев

Он схватил с полки флакон и запустил им в зеркало. Ванную заполнил приторно-сладкий запах дешевого одеколона. Несколько зеркальных осколков упали в раковину, но большая часть осталась висеть в раме. Лицо Камила, обезображенное трещинами, печально исказилось.

- Ты не знаешь… - тихо сказал Камил.

- Что я не знаю? Что?

Но вместо Камила на него смотрело страшное, изуродованное лицо Ольги. Он качнулся, и Ольга пропала, превратившись в своего сына. А потом… А потом он увидел другое женское лицо, залитое слезами.

- Не плачь, Настенька, - прошептал он. – Я же обещал тебе. Подожди еще немного. Я не могу прийти к тебе, пока кто-нибудь из них еще остается здесь. Потерпи.

Он наклонился и поцеловал отражение. По разбитому зеркалу побежала струйка крови. Он вздрогнул и увидел в осколках себя – с окровавленным лицом. Порезанные губы саднило.

Ему показалось, что стены ванной сжимаются, надвигаются на него, угрожая раздавить. Потрескавшийся кафель, заросший черной плесенью потолок, пожелтевшая раковина – все ближе и ближе. Он вскрикнул, рванул дверь. Она не поддавалась. Потеряв остатки самообладания, он кричал и дергал ручку, пока не сообразил, что нужно всего лишь толкнуть дверь в другую сторону. Выбежав в коридор, он упал на пол без сознания.

38.

- Немного осталось, - сказал Виктор. – Километров пять.

- Похоже, гроза будет, - заметил Саша. – Вон, туча какая фиолетовая.

- Люблю грозу, - зажмурилась Женя.

- А как в шкаф от нее пряталась – забыла?

- Ты решил выдать все мои тайны? – фыркнула на брата Женя. – Может, еще покажешь Мартину мои фотографии на горшке?

- Ладно, не злись. Я тоже люблю грозу. Когда сидишь в тепле, пьешь пиво и смотришь на нее из окошка. Зато потом все такое чистое, отмытое. И пахнет просто необыкновенно. Мартин, а ты? Любишь грозу?

Я неопределенно пожал плечами. В грозу мне всегда становилось как-то тревожно. Не страшно, нет. Просто стучалось настойчиво что-то такое в мозг. То ли воспоминание, то ли сон, то ли вообще не знаю что. Как будто я стою у окна, смотрю на молнии – и так мне одиноко, так грустно. Словно я вообще один на белом свете. И маму хочу позвать – а мамы нет…

От шоссе влево ушла узкая асфальтированная дорога. Один поворот, другой – и мы подъехали к большому селу. Вернее, большим оно, похоже, было когда-то, а теперь крепкие новые дома соседствовали с покосившимися заброшенными развалюхами.

- Тут больше дачников, - в ответ на мои мысли сказала Женя. – Летом много народу, а зимой хорошо если человек тридцать остается. Бате с Ленкой приходится летние запасы подъедать. Церковь-то зимой пустая. Только по праздникам бабки сползаются.

Мы проехали мимо небольшой белой церквушки с синим куполом и выбрались за село. Бревенчатый дом под шиферной крышей стоял особняком, у самого леса. Во дворе молодая беременная женщина развешивала на веревке белье, отпихивая разыгравшегося щенка, который с рычанием хватал ее за подол.

- Енотский царь! – ахнул Саша. – И когда только успели? У них долго детей не было, - пояснил он для меня, - а тут раз – и готово.

Виктор посигналил, женщина отставила таз с бельем и что-то крикнула. Из дома вышел высокий худощавый мужчина в джинсах и черной футболке. Его светлая бородка была аккуратно подстрижена, а длинные густые волосы заплетены в косу, которой позавидовала бы любая девушка. На первом курсе я тоже пытался отрастить длинные волосы, но мой хвостик выглядел так жалко, что пришлось от этой затеи отказаться.

Мы вышли из машины. Все, кроме меня, разумеется, принялись обниматься и целоваться, издавая какие-то невнятные восторженные возгласы. Я почему-то вдруг засмущался и топтался поодаль. Женя, ухватив меня за рукав, подтащила поближе.

- Вот, это Мартин, мой друг, - представила она меня. – А это отец Кирилл и матушка Лена.

Я хотел протянуть руку, но в последний момент спохватился и сложил ладони для благословения. Отец Кирилл внимательно посмотрел на мои боевые «трофеи» и перекрестил меня.

- Значится так, друзи, - гулким басом изрек он, - вы погуляйте немного, пока я баньку истоплю, а потом уже и стол поспеет. Женька, ты покажи Мартину где тут что.

- Может, Лене помочь?

- Сама справлюсь, - отказалась та. – А то кавалер твой заскучает.

Виктор улегся на траве, надвинул на лицо бейсболку и моментально начал похрапывать. Саша отправился вместе с отцом Кириллом к небольшому бревенчатому домику в дальнем углу двора.

- Пойдем к речке? – предложила Женя. – Потом посмотришь… где тут что, - она забавно передразнила отца Кирилла.

- Под дождь не попадем?

- Не-а, - беззаботно мотнула головой Женя. – Тут недалеко. А гроза, похоже, заснула. Как Витька.

Лиловая туча действительно неподвижно повисла на горизонте, словно раздумывая, стоит ли начинать войну. А может, затаилась, пытаясь обмануть нас. Воздух стал странно густым и неподвижным. И только кузнечики вопили изо всех сил, предупреждая: не верьте ей, она только притворяется дохлой, а на самом деле…

Мы вышли через заднюю калитку и оказались в лесу. Едва заметная тропинка то и дело терялась в высокой траве. Какие-то не знакомые мне кусты пытались преградить дорогу. Минут через десять мы уперлись в сплошную стену деревьев, увитых ежевичником.

- А дальше как?

Вместо ответа Женя отвела ветки, и я увидел, как тропинка, снова появившаяся из ниоткуда, бежит вниз. Я взял Женю за руку, и мы осторожно спустились к неширокой речке с узенькой полоской желтого песка по берегу. Метрах в ста ниже по течению речка впадала в другую, пошире.

- Местные и дачники ходят туда, - Женя махнула рукой в сторону большой реки. – Там глубже и песка на берегу больше. Местное лежбище котиков. А мне не нравится. Здесь лучше. Здесь только батя с Ленкой купаются. Ну, и мы, когда приезжаем. А ты будешь?

Как назло, на мне были все те же злополучные трусы с карточными мастями и дыркой. Я скорее утопился бы, чем показался Жене в них. По счастью, можно было покивать на свои раны. Женя вздохнула, подошла к воде и скинула шлепанцы. Наклонилась, поболтала в ней рукой, разгоняя стайку водомерок.

У меня пересохло во рту. Если она будет купаться… Все эти дурацкие песенки про пылающее внутри пламя не такие уж и дурацкие. Потому что внутри стало горячо-горячо от одной мысли, что я снова увижу ее раздетой. Да и вообще… Сидеть на песке стало, скажем так, очень неудобно.

Женя оглянулась на меня, посмотрела пристально, закусила губу. Что-то странное было в ее глазах – как будто «иди ко мне» боролось с «не подходи». Я встал и все-таки подошел. Она сделала шаг назад и оказалась по щиколотку в воде. На мне были сандалии, но в тот момент мне было глубоко наплевать на перспективу ходить в мокрой обуви. И вообще на все, кроме одного.

Я хотел ее. Безумно. Что там скрывать, я хотел ее с того самого момента, как взял на руки, чтобы поднять по лестнице. И думал об этом постоянно. Как озабоченный подросток. Как тот солдат из рассказанного Ванькой пошлого анекдота: «О чем вы думаете, глядя на кирпич? – О бабе. – Почему? – А я все время о ней думаю». Только, в отличие от солдата, я все время думал не о какой-то там абстрактной бабе, а о вполне конкретной девушке. О Жене. Даже тогда, когда было хуже всего, она все равно оставалась в моих мыслях. Да, не на первом плане – но оставалась. Может быть, не будь их, этих мыслей о ней, мне было бы намного тяжелее пережить весь этот ужас.

Когда я обнял ее, она судорожно вздохнула – как всхлипнула. Я запустил руки под ее футболку, провел по спине. Гладкая кожа покрылась мурашками.

- Замерзла? – прошептал я, все крепче прижимая Женю к себе.

- Мартин, прости, - она уперлась ладонями в мою грудь. – Но я… не могу.

На меня словно ведро воды из реки вылили. Странно, что ничего не зашипело и пар не пошел.

- У тебя что – по-женски? – спросил я, чувствуя себя полным идиотом, не знающим, как назвать естественное ежемесячное очищение по-русски. Ни медицинский термин, ни рекламные «критические дни», ни принятые у девчонок в русской школе «эти дела» явно не годились. Не говоря уже о церковной «нечистоте». – Зачем тогда в воду холодную лезть? Застудишь ноги – такие проблемы будут! Это я тебе как почти врач говорю. И как сын гинеколога.