Страница 72 из 92
Через неделю Якова Петровича поместили в больницу. Он не хотел туда идти, опять плакал, звал маму, жаловался Ларисе, Яков Петрович явно боялся больницы, но Фрида пообещала, что туда за ним приедет Маша, и больной, всему верящий человек сразу согласился.
-- Ой, не надо было ему так говорить, - беспокоилась Лара. - Как потом будем все объяснять!
-- Ничего, - успокоил её муж. - Якова Петровича обследуют, подлечат, он сумеет принять известие о смерти жены. Разум к нему вернется.
-- Хоть бы могила у Марии Георгиевны была, - вздохнула Лариса. - Может, все-таки темнит Ванька?
-- Ну не до такой же степени, чтобы объявить мать мертвой, - Леонид не мог в это поверить.
-- Кто его знает? Ванька - подлейший человек, - Лара намного лучше знала бывшего мужа Ивана.
-- Но ведь мать! - возражал Леонид.
Письмо.
И буквально через два дня, как поместили Якова Петровича в стационар, пришло письмо от одной незнакомой медсестры из небольшой деревни Чижи, где при больнице жили одинокие брошенные люди. В старой деревянной дореволюционной постройке, которую местные жители называли бараком, было социальное отделение, где официально находились местные пенсионеры, неспособные уже ухаживать за собой, и небольшой стационар. В этом стационаре и находились еще несколько человек без роду и племени, без документов. Их жалели, прикармливали, не выбрасывали на улицу, переводили из больницы в больницу. Медсестры, обычные деревенские жительницы, работающие здесь уже много лет, хорошо относились к бездомным, приносили из дома одежду, теплые халаты, пижамы, тапочки - не хватало для людей без документов одежды, зимой в бараке бывало холодновато.
Опрятная вежливая тихая женщина, на первый взгляд старушка - у неё были абсолютно белые волосы, была привезена сюда из другой больницы. У этой женщины тоже не было никаких документов. Сначала она даже не помнила, как её фамилия, где жила раньше. Звали её все ласково - тетя Маша. Первые дни женщина в основном лежала в своем уголке на постели, молча, боясь побеспокоить других людей, отвечая лишь при необходимости. Скромно и аккуратно ела все, подбирая каждую крошку, вежливо благодарила санитарок, медсестер. Потом многие заметили, что она часто застывает с горячим стаканом чая в руках, словно грея озябшие руки. И как-то раз обильные слезы потекли по её лицу.
-- Тетя Маша, миленькая - спросила её любопытная санитарка, - что случилось? Кто тебя обидел? Болит что-то? Может, тебе укольчик сделать? Пойдем, сегодня Галя дежурит. Она добрая, уколет.
-- Яша, Яшенька, - ответила женщина.
-- Что Яшенька, какой Яшенька? - не поняла санитарка.
-- Он умер, мой Яшенька, - и слезы потекли еще сильнее. - Я вспомнила, что Яша умер, что его больше нет.
-- Сыночек твой, что ли?
Зябко поежилась при этих словах седая женщина, утерла бегущие слезы:
-- Муж мой. Яшенька.
-- У тебя был муж? Так расскажи...
-- Оставь в покое её, не надо спрашивать, - сказал проходящий мимо врач, - тетя Маша что-то вспомнила. Не мешай ей. Она сама потом все расскажет. Не торопи её. Пусть поплачет. Это тоже хорошо, что плачет.
Да, тетя Маша вспомнила, вспомнила все, но ничего никому не сказала. Она боялась очутиться опять на улице, среди бомжей, в холоде и голоде. Здесь, в больнице, все же лучше, тепло, есть немудрая еда. В больнице вежливую тихую женщину все любили. Она недолго лежала в своем уголке, встала вскоре, обслуживала себя, помогала медсестрам и санитаркам, мыла полы, разносила обеды лежачим и никогда ничего не просила для себя: ни лишнего кусочка хлеба или сахара, ни стакана чая, не говорила о себе, в ответ на вопросы только безнадежно махала рукой:
-- Девочки, - так она называла своих подруг по больнице. - Все равно не поверите, не буду я ничего рассказывать. Я и сама себе уже не верю. Может, во сне все это было? Вся моя прошедшая жизнь.
Галя, молодая энергичная медсестра, часто дежурившая по ночам, все же как-то разговорила тетю Машу, которая плохо спала, рассказать про её жизнь. И тетя Маша решилась, рассказала, что была женой генерала, что пострадал в аварии её муж-генерал, что он несколько дней был в коме, Мария Георгиевна была с ним. Потом она уехала помыться и переодеться, и Яша сразу умер...
-- Умер без меня, - горестно говорила Мария Георгиевна. - Яшенька чувствовал, что я рядом. Я держала его на этом свете. Я уехала, он сразу и умер. Мне было очень плохо, когда Ваня сказал мне об этом. Так сильно сразу заболело сердце... Ваня вызвал врача, меня накачали каким-то лекарством, и больше ничего не помню, я, наверно, спала несколько суток. Как, где похоронили Яшеньку, не знаю, не была я на его похоронах. Проснулась в каком-то подвале, среди бездомных людей. Я долго не могла вспомнить, кто я, где живу. И город был незнакомый. Меня кормили нищие люди, жалели, потом я простудилась и заболела. Сильно заболела. Я хотела умереть. Мне было плохо, очень плохо. Я пошла на кладбище, не знаю зачем. Но чувствовала, что мне туда очень надо. Теперь я понимаю, я хотела найти там могилу Яши и умереть возле него, на его могилке. Но тогда я просто шла и шла. Я не дошла всего чуть-чуть, упала около кладбищенской ограды. Меня подобрал сторож, сжалился, вызвал скорую...
Несколько дней Мария Георгиевна находилась между жизнью и смертью. Но все-таки выкарабкалась. А когда её вылечили, она сказала, что нет у неё дома, идти ей некуда, документов нет, она не помнит, как её зовут, но всплыло откуда-то имя - Мария. Измученная женщина была смирной, кроткой, не похоже было, чтобы она пила. Марию Георгиевну пожалели, оставили в отделении для бездомных, но выяснить её прошлое никто не удосужился...
-- Вот вылечили меня, документов нет, отправили к вам. У вас тут очень хорошо. Деревня. Я люблю деревню. Тихо. Я вспомнила свою жизнь. Я не хочу возвращаться в свой дом. Зачем? Ведь Яши там нет. Мне бы его могилку только увидеть. Я даже не попрощалась с ним. Но я не поеду. Я боюсь, очень боюсь. Боюсь, что меня опять выбросят из моего богатого дома и я окажусь среди бомжей.
-- Кто вас выбросит?
-- Кто? - тетя Маша на минуту запнулась. - Тот, кому достанутся все деньги, мой дом... Наследники...
-- Неужели у вас никого нет, кто мог бы за вас заступиться? - осторожно спросила медсестра.
-- Нет.
-- А кто такой Иван, про которого вы упомянули?
-- Так, один мерзавец, - ответила женщина. - Я не хочу про него говорить. Из-за него я здесь, из-за него я не проводила Яшу в последний путь.
-- А дети у вас есть?
-- Нет, - недрогнувшим голосом твердо произнесла Мария Георгиевна.- Моя девочка родилась мертвой. А сына... сына у меня нет. И никогда не было!
-- А другие родственники? Не одна же вы на этом свете?
-- Лара была, - после небольшого перерыва дрогнувшим голосом произнесла старушка. - Лариса.
-- Кто она?
-- Дочка моего Яшеньки, но она внебрачная дочь, и у неё своя семья. Лара хорошая. Я любила её.
-- Вы пробовали ей писать? Звонить? Может, она вас ищет? Поможет вам?
-- Я не помню телефона, точного адреса тоже. Да и не знала я его никогда. Помню только, что Кочетовка назывался её городок. Да и, наверняка, Ванька и ей сообщил, что я умерла. Знала бы, Лара, что я здесь, она сразу приехала бы. Но не надо Ларе ничего сообщать. Иван может и Ларисе плохо сделать. Он ведь такой. Нет, лучше пусть девочка не знает ничего про меня.
-- А фамилию-то своей Ларисы знаете?
-- Да, Ковалева она должна быть теперь. Замуж, наверно, вышла за своего Леню. Он врач у неё. Пусть девочка спокойно живет.
-- А может, она совсем неспокойно живет, не зная, что с вами.
-- Нет, - упрямо повторила тетя Маша.
Тот титановый стержень не исчез в Марии Георгиевне, просто он до поры до времени не проявлял себя. Но умная медсестра поступила по-своему. Приблизительно зная, где может жить добрая Лара Ковалева, она написала письмо и отослала не в город Кочетовка - таких вообще не было на карте - а в деревню Кочетовка, которая была недалеко от большого города Ас-ка, не указав ни улицы, ни дома. А вдруг дойдет письмо? Других населенных пунктов с таким названием Галя в географическом атласе своей и соседних областей не нашла. А что Марию Георгиевну привезли издалека, было непохоже. И письмо добралось до Лары, хотя она была все еще не Ковалева - Чудикова. Просто на почте работала та самая женщина, ребенок которой болел менингитом, она сразу поняла, кому адресовано письмо. Чудиковой Ларке, это она с врачом живет и собирается за него замуж. После развода с Иваном Лариса вернула девичью фамилию. Лара долго перечитывала письмо и ничего не понимала. Незнакомая Галя писала: "Здравствуйте, Лариса. К вам обращается медсестра Галя Казакова из деревни Чижи. В нашей больнице находится Мария Георгиевна Дерюгина. У неё нет документов, она долго не помнила, кто она такая. Но память вернулась. Она назвала ваше имя. Сказала, что вы добрая. У неё, кроме вас никого нет. Муж её умер. Мария Георгиевна живет здесь, при больнице. Мы её не выгоняем, но в нашей стране может быть всякое, прикажут закрыть социальное отделение, и беспомощная женщина окажется на улице. На улице среди бомжей ей уже не выжить. Она не умеет вырывать кусок у другого их горла, да и сильно ослаблена после болезни, не приспособлена к жизни на улице".