Страница 33 из 84
— Я обсудил это с ней, пока ты спала, — не моргнув глазом, ответил Роган. — Она посчитала это разумным.
Вот это да. Моя мама так озаботилась нашей безопасностью, что сама предложила Чокнутому Рогану остаться в доме. Это немного выбило меня из колеи.
— Пожалуй, не настолько это и хорошая идея. Не знаю, смогу ли я уснуть, зная, что ты бродишь по моему дому, пока я у себя в мансарде.
Он встал, и выражение его лица стало серьезным и жестким.
— Еще как сможешь. Ты тут же уснешь и будешь сладко сопеть до самого утра, затем встанешь и позавтракаешь со своей семьей, потому что этой ночью я буду бродить по твоему дому. И если кто-нибудь попробует нарушить твой сон и прикончить тебя, даю тебе слово, что они уснут навсегда.
Это было самым романтичным, что мне когда-либо говорили. Он говорил это всерьез, и был готов на деле доказать каждое слово.
Я вздохнула.
— Ладно. Увидимся утром.
Только я закрыла дверь в спальню, как кто-то постучал.
— Войдите.
Дверь открылась, и в комнату проскользнул Леон. Мой младший кузен все еще был в стадии долговязого подростка. Худощавый, темноволосый и смуглый, он напоминал мне призрака эльфа из недавнего фэнтезийного блокбастера «Дорога на Эльдремар». Мне не составляло труда представить, как он спрыгивает с какого-нибудь древнего дуба с двумя загнутыми кинжалами и синей боевой раскраской на лице. Какое-то время мы думали, что он вытянется очень высоким и, достигнув своего роста, наберет массу, но он вырос до ста семидесяти сантиметров и пока не показывал никаких признаков прироста мускулатуры на своем худом теле.
— Если ты насчет Рогана…
Он раскрыл свой ноутбук и протянул его мне. На фоне темного экрана, имитирующего глубокий космос, раскинулась прекрасна туманность, сотканная из светящихся нитей, каждая с паутинку толщиной и слабо переливающаяся лентами разного цвета. Ага. Модель «резиновой ленты» Смирнова. Я вспомнила, как делала ее в старшей школе. Магическая теория была главным предметом и доставляла немало головной боли.
— Я не могу ее сделать, — расстроенно протянул Леон.
После сегодняшнего дня, домашнее задание было последним, что мне хотелось бы сейчас делать.
— Леон, ты должен сам делать свою домашнюю работу.
— Я знаю. — Он взлохматил рукой свои темные волосы. — Я старался. Честно, я очень-очень старался.
У Леона была два настроения: саркастическое и восторженное. Этот новый печальный Леон меня озадачил.
Я вздохнула и села в рабочее кресло. Стул был необходимостью. Я дошла до того, что стала тащить слишком много работы в постель, в результате чего мой последний ноутбук разбился в знак протеста, когда я заснула, и он съехал с кровати. С того момента, кровать предназначалась исключительно для просмотра телевизора, чтения, сна и страданий по некоторым телекинетикам. Работа делалась в рабочем кресле. Оно было удобным, словно пушистое облако, но все равно заставляло меня чувствовать себя пожилой дамой.
Я изучила туманность.
— Расскажи мне о ней.
— Это компьютерная модель теории «резиновой ленты» Смирнова, — пробубнил он.
— Твой энтузиазм впечатляет. Что говорит эта теория?
— Она говорит, что на пространственно-временной континуум воздействуют различные факторы. Влияние этих факторов слишком велико, чтобы любое маленькое изменение сказалось на состоянии континуума. Она утверждает, что наша реальность подобна клубку резиновых лент. Если вытащить одну, это мало отразится на самом клубке. Поэтому, если вернуться в прошлое и застрелить, к примеру, Алексея I, Вторая мировая война все равно произойдет. Вместо вторжения Российской империи в Польшу в 1940-х, вторжение совершит кто-то другой, вроде Франции или Германии. Концентрационные лагеря и этнические чистки евреев все равно произойдут. Теория резиновой ленты является полной противоположностью теории цепных звеньев, которая утверждает, что события непосредственно влияют друг на друга, и поэтому если вернуться в прошлое и убить комара, то в ходе эволюции мы отрастим себе жабры или что-то подобное.
Неплохо.
— В чем состоит твое задание?
— Доказать или опровергнуть теорию резиновой ленты по отношению к открытию сыворотки Осириса. — Леон изобразил приступ рвоты и указал на модель на экране. — Короче, я понимаю, что она должна измениться. Не может быть, чтобы она не изменилась. Если бы случилась масштабная эпидемия чумы, мир не был бы прежним, верно? Магия как чума. Она влияет на все, поэтому события не остались бы прежними. Это слишком большой фактор. Но я не могу заставить ее заработать. Ладно, скажем, все, что светится синим — это магия, верно? Я попытался вытащить все ниточки одного цвета, чтобы сделать немагическую модель, и ничего. Смотри, я прокрутил ее на десять лет. Вот.
Леон щелкнул по клавишам, и экран разделился надвое. С левой стороны, всеми цветами радуги переливалась оригинальная туманность. Справа образовалась новая туманность. Все голубые ниточки из нее исчезли, но ее форма осталась прежней.
— Ты уже справился на девяносто процентов, — сказала я ему. — Это пространственно-временной континуум, Леон.
— Я это знаю.
— Тогда о чем ты забыл?
— Понятия не имею. Невада, просто помоги мне, пожалуйста. Пожалуйста.
Я ввела новые параметры.
— Ты забыл, что всему требуется время.
На экране счетчик времени закрутился вперед, пролистывая десятилетия. Туманность слева оставалась неизменной, но ее копия справа вытянулась, приобретая новую, необычную форму. Счетчик щелкнул. Одна сотня лет. Две сотни лет. Он остановился на тысяче. Леон уставился на совершенно другое созвездие из нитей.
— Ты просто не дал ей достаточно времени, — пояснила я. — Это словно две дороги, ветвящиеся друг от друга. Сперва они близки и идут в одном направлении, но чем дальше, тем больше они отдаляются. В начале, магия мало что изменила. Но с каждым поколением она преобразовывала наш мир все сильнее и сильнее. Подумай об этом. Без магии у нас не было бы Домов или Превосходных. Кое-какие вещи, возможно, были бы такими же, потому часть нитей осталась относительно нетронутой в течение промежутка времени, но другие были бы совершенно другими. Неизбежно будут затронуты все нити, и чем дальше, тем больше мир станет отличаться.
Он опустился на кровать.
— Сколько у тебя ушло на это времени?
— Три дня. Я была расстроена и пробовала разные подходы один за другим, пока не поняла, как все устроено.
— Две недели, — глухо произнес он. — Я занимаюсь этим уже две недели. Ты знаешь, за сколько справился Берн?
— Понятия не имею.
— За четыре минуты. Я проверил школьный журнал. Он удерживает рекорд.
Я вздохнула.
— Леон, Бернард — Магистр Экземлариа. Он распознает структуры. Коды и шифры говорят с ним так же, как танки говорят с бабулей Фридой. Вероятно, он нашел решение в течение первых тридцати секунд, а оставшиеся три с половиной минуты для развлечения пытался найти альтернативные варианты.
— Я так не могу. — Леон осунулся, упав духом. — Я пытался сделать то же, что Берн, и просто не смог. Я такой лузер.
Только не это снова.
— Ты не лузер.
— У меня нет магии.
Магия была забавной вещью. То, что делали мы с Каталиной, было, в общем-то, из одной области, но магия Арабеллы была не просто не с нашего поля, а лежала далеко за его оградой. Все в нашей семье обладали магией, кроме моего отца, но Леон не был его прямым родственником. Его мать была сестрой моей мамы. Все признаки говорили, что у Леона тоже есть магия. Просто она еще не выбрала подходящего момента, чтобы проявиться.
— Твой талант проявится, — сказала я.
— Когда, Невада? Сначала было «когда ему исполнится семь или восемь», затем «когда он пройдет переходной возраст». Ну вот, я прошел переходной возраст. Где, черт возьми, моя магия?
Я вздохнула.
— Я не могу на это ответить, Леон.
— Жизнь — отстой. — Он взял свой ноутбук. — Спасибо за помощь.