Джентльмен в Москве

И, как он и подозревал, и сама еда, и сочетание ее с вином были идеальны. Мясо оказалось сочным и мягким, лук слегка карамелизированным, абрикосы не были передержаны. Все три ингредиента слились в едином, одновременно сладком и отдающем дымком порыве, создавая настроение, когда тебе хочется сидеть у камина и слушать цыганские песни.

Граф пил вино. Молодые люди за соседним столиком посмотрели в его сторону и, установив с графом контакт глазами, подняли бокалы в знак благодарности за его помощь. Потом они вернулись к своему разговору, который стал таким тихим и, видимо, личным, что из-за музыки его совершенно не стало слышно.

«Юные влюбленные, – подумал граф с улыбкой. – Вот в этом, в отличие от поэзии, нет ничего нового».

– Желаете что-нибудь еще? – спросил его официант.

Граф на мгновение задумался и заказал маленькую порцию ванильного мороженого.

После ужина граф вышел в фойе отеля и увидел одетых в смокинги четырех людей с кожаными футлярами для музыкальных инструментов в руках. Это были музыканты, которых иногда нанимали играть в ВИП-залах на втором этаже.

Трое музыкантов были уже в летах. У них были седые волосы и выражение усталого профессионализма на лицах. Один же из скрипачей был совсем молодым человеком, которому по внешнему виду нельзя было дать больше двадцати двух лет. Четверо музыкантов подходили к лифту, и тут граф узнал молодого человека.

В последний раз он видел его в 1914 году, когда князю Николаю Петрову было, наверное, не больше тринадцати. С тех пор прошло уже много лет, и граф, скорее всего, и не узнал бы его, если бы не его скромная улыбка, которая была отличительной чертой всех князей этого рода.

– Николай? – произнес граф. Четверо музыкантов повернулись и посмотрели на него.

– Александр Ильич? – неуверенно спросил Николай и улыбнулся знакомой графу улыбкой.

– Он самый.

Князь сказал коллегам, что догонит их.

– Рад вас видеть, Александр.

– А я – вас. – На лице князя отразилось удивление: – Что это вы держите в руках? Мороженое?

– Ах да. Но это не мне.

Тот кивнул, но не спросил, кому предназначалось мороженое.

– Есть ли новости от Дмитрия? – спросил граф.

– Мне кажется, что он сейчас в Швейцарии.

– О, там самый чистый воздух во всей Европе, – ответил граф.

Князь пожал плечами, словно хотел сказать, что он это уже слышал, но не может ничего добавить, потому как лично об этом мало что знает.

– Когда я видел вас в прошлый раз, вы играли Баха на вечеринке у вашей бабушки.

Николай улыбнулся и приподнял руку с инструментом в футляре.

– Я и по сей день играю Баха на вечеринках. – Он показал на дверь лифта, на котором уехали его коллеги, и добавил: – Между прочим, это был Сергей Эйсенов.

– Не может быть!

Сергей Эйсенов был известным в начале века преподавателем музыки, услугами которого пользовались семьи, жившие в пределах Бульварного кольца.

– В наше время не так просто найти работу, но Сергей всегда выручает меня, когда у него есть возможность.

У графа, конечно, было много вопросов к Николаю. Кто из членов его семьи остался в Москве? Жива ли его бабушка? Живет ли сам Николай в их прекрасном доме на Сретенке? Но они стояли в фойе отеля, где в тот момент было много людей, что не располагало к долгому разговору.

– Меня уже, наверное, ждут, – заметил Николай.

– Понимаю. Не буду вас больше задерживать.

Князь дружески кивнул и направился вверх по лестнице, но потом обернулся:

– Мы будем здесь играть вечером в следующую субботу. А после выступления сможем поговорить.

– Прекрасно, – ответил граф[32].

Лежавший его бабушке. Вазочку с мороженым он поставил на пол. Наливая себе портвейн, он краем глаза увидел, что в комнату тихо вошла серая тень и приблизилась к вазочке с мороженым.

– С праздниками, – сказал граф коту.

– Мяу, – ответил кот.

На часах было одиннадцать. Граф сел на стул, взял в руки «Рождественскую песнь»[33] и стал ждать наступления полночи. Бесспорно, для того чтобы ждать целый час, не открывая подарка, когда тебя видит только одноглазый кот, требуется большая самодисциплина. Но граф был с детства приучен к дисциплине. Когда он был маленьким, то к дверям, за которыми стояла елка с подарками, ему разрешали подойти только в полночь.

Однако самодисциплина графа объяснялась не любовью к военной муштре или слепым повиновением правилам, к которым его приучили в детстве. Даже в десятилетнем возрасте всем было понятно (и это могли подтвердить его репетиторы и учителя), что граф – не солдафон и не чувствует себя слишком связанным правилами и разными установками. Граф умел ждать потому, что жизненный опыт показывал, что, дождавшись полуночи, можно было получить максимальное удовольствие от праздника.

Когда тридцать первого декабря отец разрешал ему и Елене открыть двери и войти, в комнате их ждала четырехметровая елка, украшенная гирляндами и игрушками. На столе стояли конфеты из Вены и апельсины из Севильи. И на полу под елкой были спрятаны подарки – деревянный меч для рыцарских боев или фонарь для того, чтобы исследовать подземелья с мумиями.

«Удивительно, как это полученный в детстве новогодний подарок, – с грустью думал граф, – дарит столько радости и приключений, которые можно пережить, даже не выходя из дома.

Сидевший на стуле кот, который до этого облизывал лапы, навострил уши. Видимо, он услышал звуки движения механизма в часах, предвещавшие двенадцать ударов.

Граф отложил книгу и поставил на пол бокал с портвейном. Потом он положил коробку с Нининым подарком на колени и прислушался к бою часов. После того как часы пробили двенадцать раз, он потянул за конец зеленой ленты.

– Как ты думаешь, что там, mein Herr?[34] – спросил он кота. – Красивая шляпа?

Кот посмотрел на графа и начал тихо урчать. Граф кивнул коту и развязал бант на зеленой ленте, поднял крышку и увидел, что внутри коробки лежит еще одна коробка из желтого картона, перевязанная зеленой лентой.

Он отставил большую коробку в сторону, снова кивнул коту и развязал бант на второй коробке. Поднял крышку… и обнаружил, что и в этой коробке находится еще одна коробка. Граф развязал бант на третьей коробке и вынул коробочку размером со спичечный коробок. Он открыл эту, перевязанную темно-зеленой лентой, коробочку и увидел, что внутри лежит Нинин ключ, открывавший все двери в отеле.

Когда граф в четверть первого лег в кровать, он предполагал, что перед сном прочитает всего пару страниц Диккенса, но, начав читать, никак не мог остановиться.

Он дочитал до того момента, когда Скруджа уносит Дух Рождественских Подарков. В детстве граф перечитал эту книгу как минимум три раза. Граф помнил, как Скрудж вместе с Духом попал на простой, но очень веселый праздник у Крэтчитов. Однако граф совершенно забыл о том, что после того как они ушли от Крэтчитов, второй дух перенес Скруджа из Лондона на болото, в котором в жалкой лачуге рядом с шахтой праздновала Рождество семья шахтеров, а потом на маяк, где под звуки прибоя праздновали Рождество двое смотрителей. Потом второй дух унес Скруджа в море, на корабль, где моряки вспоминали родной дом и говорили добрые слова всем, кто окружал их на судне.

Граф порадовался тому, что, несмотря на жизненные трудности и погодные условия, люди в самых разных уголках земли праздновали Рождество. Возможно, его умилила сцена начинавшихся отношений двух молодых людей, которую он наблюдал в ресторане. Быть может, граф был рад случайной встрече с Николаем, а также тому, что тот, кажется, нашел свое место в новой России. А может быть, его приятно удивил полученный от Нины подарок. Мы не знаем, что было причиной прекрасного расположения духа графа, но когда он закрыл книгу, то уснул совершенно счастливым.

32

Для западного читателя русские имена представляют определенную сложность. Кроме фамилии и имени, при обращении к человеку русские могут использовать имя и отчество, только отчество, а также самые разные уменьшительно-ласкательные имена, поэтому в одном и том же русском романе героя могут называть четырьмя разными именами. Ситуация осложняется еще и тем, что русские классики (то ли по причине отсутствия воображения, то ли чтобы отдать дань традиции) используют в общей сложности всего около тридцати имен. Читая Достоевского, Толстого или Тургенева, читатель столкнется с тем, что многих героев или героинь зовут одинаково: Анна, Андрей или Александр. Поэтому при появлении любого нового героя в произведении западный читатель должен быть очень внимательным, так как он не знает, какую роль будет этот герой играть в дальнейшем развитии действия, стоит ли ему запоминать новое имя или не стоит, поскольку герой является исключительно «проходным».

По поводу нового героя – князя Николая Петрова – я должен сообщить читателям следующее: несмотря на то, что молодой князь обещал графу встретиться с ним в следующую субботу, этого не произойдет.

После окончания концерта князь Николай оденется, застегнет пальто, обмотает шею шарфом и пойдет в принадлежавший его семье, расположенный на Сретенке особняк. Он вернется домой в 12.30, и его не встретят лакеи. Князь начнет подниматься по лестнице на четвертый этаж, где он в то время проживал.

Несмотря на то, что в этот час многие обитатели дома уже спали, Николай встретит на площадке второго этажа двух новых жильцов дома. Он увидит женщину средних лет, которая проживала в бывшей детской особняка его семьи, а также водителя автобуса и отца двоих детей, который вместе с ними и женой поселился в бывшем будуаре матери Николая. Эти двое будут стоять на лестничной клетке и курить. Князь пожелает им спокойной ночи, но те ничего ему не ответят. Когда князь поднимется на четвертый этаж, он поймет, почему жильцы со второго этажа не ответили на его приветствие. Дело в том, что у двери его квартиры князя ждали три человека из ЧК.

Увидев чекистов, Николай не станет высказывать им своего недовольства по поводу их появления. За прошедшие полгода чекисты уже три раза побывали у него с обыском, и Николай даже узнает одного из них в лицо. Николай устал, день был длинным, он скромно улыбнется и впустит чекистов в комнату.

Николаю было совершенно нечего скрывать. Во время большевистской революции ему было всего шестнадцать лет, он не читал антисоветской литературы, не держал на большевиков зла и не помнил царского гимна. Он даже по-своему понимал, почему у него отняли дом, принадлежавший его семье. Его мать с сестрами жили в Париже, бабушки и дедушки умерли, лакеи и прислуга разбежались. Зачем ему одному тридцать комнат особняка? Он был человеком скромным. Ему нужны были лишь комната, кровать, умывальник, а также возможность работать и честно зарабатывать деньги.

Он заснет, сидя за столом. В два часа ночи его разбудят и покажут найденный во время обыска его учебник латыни, сохранившийся с тех времен, когда он ходил в лицей.

– Это твой? – спросят его чекисты.

– Да, – ответит он. – Это мой лицейский учебник.

Чекисты откроют титульный лист учебника, и на нем будет фотография царя Николая II. В те годы наличие царского портрета в доме считалось преступлением. Князь горько рассмеется – он столько времени потратил на то, чтобы вырвать все царские портреты из книг.

Чекисты вырежут страницу с портретом царя и попросят его на обратной стороне поставить дату и свою подпись.

Потом князя отвезут на Лубянку, где продержат несколько дней и будут допрашивать. На пятый день ареста его отпустят. Его не выведут во внутренний двор и не заведут в подвал, чтобы расстрелять. Не вышлют в Сибирь. Князю «вкатят» очень простой приговор, который в народе назывался «минус шесть». Согласно этому приговору, он мог жить в любом месте страны за исключением шести крупнейших городов: Москвы, Петербурга, Киева, Харькова, Екатеринбурга и Тбилиси.

Князь переедет в село Тучково, расположенное в семидесяти километрах от Москвы по Можайскому шоссе, по которому в свое время на Москву шел Наполеон. Князь не будет возмущаться, злиться и с тоской вспоминать ушедшие времена. В Тучкове будет небо с облаками, будет зеленеть трава, будут цвести яблони, а также будут жить и хорошеть молодые девушки. Князь не узнает, что через год после высылки из Москвы арестуют его учителя музыки; «тройка» вынесет ему приговор и отправит в лагеря за то, что тот в свое время нанимал бывшего князя Николая Петрова в качестве одного из исполнителей своего квартета.

Намекнув, что читателю необязательно запоминать имя князя Николая Петрова, я должен предупредить, что тот еще сыграет значительную роль в этом романе. – Примеч. авт.

33

A Christmas Carol (полн. назв. «Рождественская песнь в прозе») – повесть Чарльза Диккенса, вышедшая в 1843 г.

34

Мой господин (нем.).