Джентльмен в Москве

Мишка замолк и задумчиво посмотрел в потолок.

– И вот наступил железный век. Появились паровой двигатель, печатный станок и огнестрельное оружие. Вот тебе, пожалуйста, новая святая троица. Эти три инструмента использовала буржуазия в собственных интересах, и при помощи этих инструментов пролетариат начал освобождаться от невежества и гнета тирании.

Михаил на мгновение задумался, захваченный полетом собственных мыслей.

– Надеюсь, мой друг, что ты согласишься со мной в том, что сейчас начался век стали. Мы начали строить электростанции, небоскребы и самолеты. Кстати, ты уже видел Шуховскую радиобашню?

Граф отрицательно покачал головой.

– Это совершенно потрясающее архитектурное сооружение, Саша. Ее высота составляет почти сто пятьдесят метров. Это гиперболоидная конструкция, выполненная в виде стальной сетчатой оболочки. При помощи этой башни можно передавать новости, информацию и даже сентиментальную музыку любимого тобой Чайковского на радиоприемники в домах граждан, расположенных на большом расстоянии от башни. Радио поможет укрепить моральные устои нашего общества. Я думаю, что уже на нашем веку придет конец угнетению и эксплуатации и наступит эра братства всех людей на земле.

Мишка остановился, чтобы перевести дух.

– «Ну а что же поэзия?» – спросишь ты меня. «Что там у нас с печатным словом и художественной литературой?» И я тебе отвечу: раньше слова ковали из бронзы и железа, а новые слова будут отливать из стали. Поэты забудут о катренах, дактилях и тропах. Новая поэзия станет поэзией действия, поэзией, которая облетит все континенты и передаст музыку слов в космос!

Если бы граф услышал подобные рассуждения от студента в кафе, он бы, возможно, заметил, что в наши дни поэту недостаточно только писать стихи. Современная поэзия должна быть манифестом, написанным в будущем времени от первого лица множественного числа, в ней должно быть много риторических вопросов, восклицательных знаков и слов, написанных заглавными буквами. В общем, как правильно заметил Михаил, эта поэзия должна стать совершенно новой.

Но такие соображения появились бы в голове графа, если бы он услышал их от кого-нибудь другого. В устах же Михаила эти слова звучали как гимн радости.

Иногда человек может не попадать в ногу со временем. Человек может родиться в городе, прославленном своими традициями, культурой, модой, архитектурой и идеями, которые вдохновляют всех окружающих, однако сам этот человек может ничего этого не видеть и считать, что его город хвалят совершенно зря. Такой человек не понимает, что происходит вокруг него, и не разделяет ни чувств, ни устремлений своих сверстников.

Такой человек не будет счастлив в любви и не добьется успеха в выбранной им профессии. Почему? Потому, что он не идет в ногу со временем. Такой человек может сам пенять на себя и искать утешение в забытых и пыльных книгах. И когда его друг будет возвращаться в два часа ночи в квартиру, которую они вместе снимают, и рассказывать ему о том, что происходит в самых модных салонах города, такой человек будет лишь внимательно его слушать.

Вот именно так Мишка и прожил немалую часть своей жизни.

Но может случиться и так, что человек, который не попадал в ногу с эпохой, вдруг совершенно неожиданно окажется в правильном месте в правильное время. Идеи и моды, которые раньше казались ему чужими, исчезнут, и на их месте появятся те, которые покажутся ему понятными и привлекательными. Как моряк, который долго плавал в неведомых морях, он проснется однажды и увидит над головой знакомые созвездия.

И когда подобное происходит, то человек, долго чувствовавший себя никчемным и бесполезным, переживает пробуждение и обострение всех чувств. Прошлое кажется ему необходимым этапом для достижения прекрасного будущего, которое вскоре наступит.

Часы пробили полночь. Даже Мишка не мог отказаться от еще одного бокала, чтобы выпить за великого князя, но и за Елену и графиню, за поэзию и ритм, за имение Тихий Час и за многие другие прекрасные вещи в этой жизни.

Сочельник

Однажды вечером в декабре, когда граф шел по фойе в сторону «Пьяццы», на него вдруг дохнуло холодным морозным воздухом. Граф был немного озадачен, потому что до ближайшей двери на улицу было более десяти метров. Этот морозный холодок словно озарил его ясностью и свежестью ночи, освещенной яркими звездами. Он остановился, чтобы понять, откуда исходит этот холод, и понял, что… из гардеробной. В гардеробной работала Таня, но в тот момент ее не было на месте. Граф посмотрел налево и направо, после чего вошел в гардеробную.

Видимо, недавно в ресторан на ужин прибыла большая группа гостей и зима проникла в помещение на их шубах и пальто. Вот военная шинель, на плечах которой еще не растаял снег. Вот еще одно, мокрое от растаявшего снега шерстяное пальто номенклатурщика. А вот и черная норковая шуба с воротником из горностая (или, возможно, соболя), которая, наверное, принадлежит любовнице комиссара. Граф поднял к носу рукав шубы и почувствовал запах дыма от камина и какой-то намек на пряный eau de cologne. Возможно, дама приехала из какого-нибудь элегантного дома на Бульварном кольце на машине, черной, как ее шуба. А может быть, она пришла пешком по Тверской, покрытой свежевыпавшим снегом, мимо памятника Пушкину. А может быть, она даже явилась в ресторан на санях, под стук копыт лошадей, хлопки кнута и крики «Давай, тпрруу!».

Именно так граф с сестрой разъезжали по гостям вечером перед Новым годом. Брат с сестрой обещали бабушке, что к полуночи вернутся, и садились в тройку, чтобы навестить соседей. Накрывшись пологом из волчьих шкур, граф брался за вожжи и спрашивал Елену: «С кого начнем? С Бобринских или Давыдовых?»

Куда бы они ни приехали, везде был праздник, горели огни и их принимали с распростертыми объятиями. Все были нарядно одеты и взволнованы, и уже подвыпившие сентиментальные старики, прослезившись, произносили тосты, а маленькие дети следили за происходящим с лестницы на второй этаж. Во всех домах играла музыка, от которой хотелось пить до дна и пускаться в пляс.

Так Ростовы посещали дома двух или трех соседей. Когда время приближалось к полуночи, они неверными шагами выходили из дома соседей и садились в сани, чтобы возвращаться в имение. На следующий день соседи видели на свежем снегу прямые следы от саней, вокруг которых кренделями шли их следы, так что сверху казалось, будто на снегу нарисован огромный скрипичный ключ.

Они неслись назад в усадьбу, срезая путь через село Покровское, где были монастырь и церковь Вознесения. Эта церковь была построена в 1814 году в честь победы над Наполеоном, и высота ее была чуть меньше самой высокой башни Московского Кремля. В звоннице церкви было двадцать колоколов, переплавленных из захваченных у французов пушек, и казалось, что в колокольном звоне звучали слова: «Боже, царя храни! Храни Россию!»

Они выезжали из села, и граф был готов гнать лошадей во весь опор, но Елена клала ладонь ему на плечо, чтобы он ехал помедленнее. Наступала полночь, и в морозном воздухе послышался колокольный звон. Они сидели, слушали звон колоколов и тяжелое дыхание коней. Если прислушаться, то можно было услышать и колокола церкви Святого Михаила, расположенной в пятнадцати километрах от Покровского, а также перезвоны колоколов церкви Троицы из деревни в противоположной стороне. Звуки колоколов доносились до них, словно крики стаи перелетных лебедей, решивших заночевать на поверхности пруда.

Граф проезжал через село Покровское, когда ехал в 1918 году из Парижа в Тихий Час. В тот день вокруг монастыря собралось много крестьян. В монастыре стоял отряд красных кавалеристов под командованием молодого офицера. Несколько бойцов забрались на колокольню и сбрасывали с нее один за другим колокола на землю. Чтобы сбросить большой колокол, пришлось отправить на колокольню еще несколько кавалеристов. Наконец гигантский колокол перевернулся в воздухе и с невероятным грохотом ударился о землю.