Страница 179 из 181
Он увидел ее перед собой. Увидел ее лицо. Лицо молодой еще женщины, не старше лет тридцати.
— Мама! — произнес Алексей громко — Ты пришла ко мне, мама.
— Тише, сыночек — произнесла спокойно и тихо ему женщина еще издалека — Тише, услышат. Тебе больно, но ты не должен кричать.
— Но, мама — произнес, снова Алексей — Я не видел тебя так долго и плохо помню твое лицо.
— Это не так важно сейчас, мальчик мой — произнесла на вид еще молодая и очень красивая черноволосая женщина. С черными, как сама ночь сверкающими гипнотическим красноватым огнем глазами, из-под изогнутых тонких вздернутых вверх бровей и милым женским лицом. С вьющимися как змеи по ее узкой женской спине, плечам черными такими же распущенными волосами. И совершенно нагая. Обвешанная ими вокруг себя. И, почти до пола. Теми невероятной длины извивающимися локонами как живыми змеями живыми волосами. И, почти, укрытая ими целиком. Лишь раскачивая из-под тех волос трепетной с торчащими черными сосками пышной женской грудью. И сверкающая круглым пупком нагого живота и волосатым лобком. Она, раскачивая вправо и влево широкими бедрами. Как живая настоящая женщина. Шла к нему голыми красивыми женскими ногами, совершенно босая. Неслышно ступая маленькими ступнями, словно плыла по воздуху.
И подойдя, положила ему свою тонкую и изящную голую до плеча женскую руку. На его обгоревшую до робота бронированного колтаном эндоскелета грудь. И он ощутил ее. Первый раз. Ощутил ее прикосновение. Прикосновение женской материнской руки. И он соприкоснулся с ней. И все его тело, само, словно потянулось за той рукой. Оно ощутило потоки биотоков внутри себя и живительной дающей жизнь энергии. И одновременно как будто, что-то уходило из него туда через ту ее руку, прямо к ней в ее женское, то нагое полностью безупречной красоты со смуглым кофейным оттенком тело. Тело черноволосой брюнетки смуглянки. Словно, шел какой-то живой обмен информацией между ними. В какие-нибудь микросекунды все менялось и переформировывалось внутри его теперь искусственного и покалеченного до неузнаваемости организма. Его робота машины и одновременно человека. Человека помещенного в эндоскелет машины.
Алексей не помнил ее такой. Он вообще, маму толком теперь не помнил. Была ли она такой, какой он ее сейчас перед собой видел. Он не помнил ее лицо. Он забыл все, что связывало его с тем, откуда он улетал теперь. Он забыл все. Отца, настоящую, хоть и умершею, родную свою земную мать. Брата Ивана. Майора Кравцова. И предавшую его, и его любовь Лескову Светлану. И всех, с кем был когда-то знаком. Он забыл кем, он был до того как стал роботом и человеком в одном лице. Забыл даже свою фамилию. Помнил только имя. Имя Алексей. Оно так и осталось как гвоздь, вколоченный в его ЦПУ блока памяти внутри микросхемы его головного микрочипа. Блока управления и включения робота Т-888. Что-то произошло в его Алексея сознании. И он забыл многое. Он пытался все вспомнить, но бесполезно. После перезагрузки всех систем машины и блоков памяти. С введением свежих новых программных директив и данных.
И он, запустившись заново, забыл все, что только мог забыть.
Он помнил только ту, что сейчас шла к нему из темноты его пробужденного Т-888 сознания. Сформированный новый образ его человека и машины гибридным сознанием, образ его новой теперь матери. Образ, отпечатавшийся в его сознании. В представлениях повзрослевшего не по годам двадцатилетнего подростка. Подростка превратившегося уже во взрослого тридцатилетнего взрослого мужчину.
Образ потерянной матери. И уже образ, взрослеющего, сформировавшегося человека. Человека познавшего первую свою любовь и разочарование.
И почему он увидел ее такой? Почему она была, именно такая? Такая, молодая еще и в таком виде, в котором он ее увидел. Почему?
— Мама — он снова, произнес ей — Я люблю тебя мама.
— Тише — произнесла, снова она — Молчи. Важно, то, что ты сейчас живой. Мы возвращаемся в главный «УЛЕЙ» — произнесла стоя возле него, висящего в черном воздухе молодая на вид очень красивая брюнетка женщина — И это для меня главное. Ты то, что у меня как женщины осталось. Ты тот, кого я искала всю свою жизнь. Ты как подарок, что получила я от этого гибнущего мира. Ты подарок мне от всего погибшего человечества. Ты сама жизнь. Ты то, ради чего я живу, Алеша, мальчик мой. Ты единственный, кто спасет этот гибнущий мир. Мир от самого себя. От своего заблуждения и бесчеловечности. И ты сможешь это все остановить, мальчик мой. Остановить моего непокорного бесноватого и злобного брата двойника. И мир от своей тотальной окончательной гибели. Гибели всего живого. Главное, ты должен жить. Ради меня. Ради предавшего тебя отца. И брата Ивана. Ради тех, кого ты знал, любил и помнил.
Она вдруг замолчала, глядя на своего искалеченного и еле живого сына. Она просто смотрела на него. Влюблено. И как настоящая родная земная женщина мать. Смотрела на своего родного сына. Красивыми, гипнотической красоты черными глазами. Глазами, сверкающими красноватым огнем главной машины, всех машин.
Алексей потянулся к ее лицу своей рукой, которой сейчас у него не было, но он ее чувствовал, и которая болела как живая. И ее образ, вдруг мгновенно исчез.
— Мама! — крикнул он ей, напугавшись, что уже не увидит ее никогда — Мамочка!
Но, образ матери исчез и ушел обратно в темноту, откуда и пришел.
— Мама, вернись! Не покидай меня! — Алексей снова, прокричал в черную непроглядную пустоту. В которой, висело его робота три восьмерки покалеченное и еле живое еще каким-то чудом тело.
И он увидел лицо Т-1001. Лицо самой Верты. Прямо над собой. Ее зеленые красивые робота полиморфа глаза. Ее рыжие горящие ярким красным огнем волосы. Он увидел ее лежащим в застекленной бронированным кварцевым стеклом барокамере. Под множеством высоковольтных проводов. Возле гудящего трансформатора, летящего в воздухе грузового огромного многотонного транспортника.
Вспыхнул телекоммуникационный встроенный в машину 40000000битный дисплей. И по экрану видеомонитора побежали в цифрах и кодах, разного рода программы и директивы, вложенные в основное центральное управление машиной. Там высветились все повреждения и поломки. И методы их устранения. Что как раз сейчас и проводилось частично. Чтобы поддержать жизнь в микропроцессоре и самой машине.
Велась автоматическая диагностика всех встроенных контрольных вспомогательных систем Т-888, модели 1:08.
— Верта — произнес Алексей, совсем почти уже ничего не помня. И не понимая, почему — Что со мной? И почему я тут?
— Ты в восстановительной камере под главным генератором транспортной машины — произнесла ему Верта — Мама убрала все лишнее из твоей памяти. Она считает это не приемлемым помнить, что с тобой не так давно случилось.
— Верта — произнес снова Алексей — Что со мной случилось?
— Ты потерял половину своего тела — произнес Т-1001 — И выжил благодаря восстановительным защитным встроенным контрольным системам внутри эндоскелета своего носителя. Не шевелись, идет тщательная диагностика, обработка и сканирование повреждений и всех данных в твоем микропроцессоре и введение новых программ.
— Что я тут делаю, любимая? — он говорил, словно пьяный, словно сквозь сон, погруженный в бурный поток новых шифров и кодов. Словно, опущенный в теплую. Несущую его, куда-то быструю воду. Воду, согревающую жаром его робота и человека искусственное тело. Его горящие красным светом камеры глаза инфильтратора робота Т-888, мигали и вспыхивали то тусклым, то ярким светом под еще целыми глазными нарощенными яблоками синих человеческих глаз. На обгоревшем и чудом уцелевшем полностью человеческом лице. Единственном что уцелело от биокамуфляжа на бронированном блестящем из колтана черепе боевого робота Скайнет. Только его лицо. Лицо врозлого мужчины, но сохранившее черты двадцатилетнего мальчишки, и которым любовалась всегда его любимая Верта.
— Я выбросила твой теперь бесполезный и поврежденный гидронасос — произнесла ему на языке машин, робот из жидкого мимикрирующего полисплава Т-1001, по-имени Верта — И замкнула внутренние электроцепи. От живого биокамуфляжа ничего практически кроме кровавых ошметков не осталось. Гидравлика, тоже и почти вся изуродована плазмой и бронебойными пулями. Ты жив, благодаря живому водородному генератору и батареям.