Страница 12 из 16
У него было две тысячи долларов, когда он выступил с новой речью. Это произошло на острове Ми. Явившись туда, он заявил его обитателям, что они ничего не сделали для общего блага, и что с него довольно пустых обещаний. На улов жемчуга надеяться нечего; им придется снова приняться за ловлю и сушку беш де мер. Пусть по крайней мере жители острова Ми не отстают от других. С подобной же речью он обратился к жителям других островов.
Они отозвались с необычайным одушевлением.
Они отозвались с необычайным одушевлением…
Никогда еще не видали они его таким возбужденным, полным величия, силы и авторитета. Он казался им истинным военным вождем. Они вскакивали, кричали, орали, сами не зная, почему беснуются. Потом принимались плясать. Затем принимались работать. Разве вождь не дал приказа.
Перламутр удалось продать после того, как двое шкиперов отказались взять его по предложенной цене. Покупатель выложил деньги, презрительно прищурил глаза и уехал. Он тоже больше здесь не появлялся. Но прибывали другие, казалось, что они издали чуют запах сушащейся на солнце беш де мер. Они набивали цену, и прибыль, естественно пошла в карманы доверенного лица. Там были экземпляры совершенно редкие. Рендалль расхваливал товар, указывал, что они длиной в целый фут. Но когда дно лагуны было совершенно очищено, он подсчитал свою выручку и лицо его приняло жесткое выражение.
Оставались еще кокосовые орехи, но он знал, что на всем атолле их заготовлено под копру всего на десять тысяч долларов. Со времени разочарования с жемчугом он страдал отчаянной бессонницей, головными болями. Он возненавидел самого себя за то, что сентиментальничал с этими бездельниками и с сожалением вспоминал о том, что было потрачено на разведение кур, свиней и коз. Он все время думал о богатствах общины и о том, как завладеть ими, все время строил новые планы коммерческих операций и обогащения.
Он созвал народное собрание. Это был исторический день. Оно не созывалось уже тринадцать лет; в нем не было никакой нужды. Народ относился с безграничным доверием к исполнительной власти и все более проникаясь социалистическим духом, потерял всякий вкус к пустой болтовне. Не смущаемые ни малейшим сомнением, они явились теперь на совет, ухмыляясь расселись вокруг, гордясь оказанной им честью. Тут были старшины, жрецы, мудрые столетние старцы. Начались речи; все, что говорилось, сводилось к тому, что Ауру счастлив под властью белого вождя, пусть он правит ими, пусть дает приказания, пусть указывает, что им делать — все будет исполнено. Он ответил им, что и не ожидал иного отношения к своим словам.
Он сказал им, что народ разжирел от кокосовых орехов и от кокосового молока; что пока они будут обжираться кокосовыми орехами, им нечего надеяться стать великим могущественным народом; но если они вскормят молоком коз и свиней и продадут весь урожай орехов в виде копры, то можно будет привезти из-за моря пищу, которая сделала белых людей могущественными.
Глаза всех участников торжественного собрания обратились к верхушкам деревьев; на лицах их было написано изумление. Покачивая головами, они старались вспомнить, что он говорил об этом в прежние времена, тем не менее ему было единогласно выражено доверие; судьба кокосового урожая была решена. Рендалль ожидал вспышки сомнений при обнародовании старшинами этого решения. Но так как не последовало ничего, кроме любопытных расспросов, какую пищу обещал достать вождь, он совершенно успокоился.
Весело болтая, напевая и перекликаясь друг с другом с верхушки деревьев принялись они за дело. Целый день валились с деревьев орехи. Вся земля была завалена ими. По всем восьми островам раздавался звон ножей. Стояли густые облака дыма от костров, на которых орехи пережигались в копру. Ауру весь дрожал от возбуждения. Когда все было кончено, туземцы уселись на корточки и стали ждать прибытия торговых судов. Рендалль бегал взад и вперед по своей хижине. Возле него лежали заряженные револьверы; он был охвачен непонятным страхом. Вместе с тем он строил пышные планы на будущее, если приедут торговцы.
Ему рисовалось, как он приедет в родной город, некогда отвергнувший его, приедет, как победитель, как великий путешественник. Теперь он унизит всех тех, кто прежде над ним смеялся.
Эти мысли сильно взволновали его; он запер двери и начал считать свои деньги. В этот момент на глаза ему попались общественные деньги, принадлежавшие народу Ауру. Он их пересчитал и смешал обе суммы. С этого дня он стал считать эти деньги своими.
Торговцы не появлялись. Народ пока питался рыбой. Рендалль, проклиная судьбу, вспомнил о бриге, стоявшем в лагуне. У него блеснула новая надежда. Почему бы не нагрузить судно копрой, сэкономив на фрахте, и не продать заодно и бриг и копру.
Глаза чернокожих заблистали, когда он изложил им этот план, когда он выразил сомнение в их мореходных способностях, они запели военные гимны и били себя в грудь. Пусть только прикажет, они все исполнят.
Починка брига происходила в совершенно невиданных условиях; за отсутствием сухого дока, туземцы работали в воде; окунувшись с головой, они скребли бока и киль судна. Они работали сверх сил, на острове не было уже кокосового молока, не было вообще пищи, которая могла бы придать им сил. Тем не менее увлечение этим новым предприятием не остывало.
Те, чьи легкие еще выдерживали это испытание, приветствовали доброго вождя смехом и пением, вождя, чей смелый замысел должен спасти их.
Другие работали на палубе, забивая дыры, карабкаясь на мачты, приводя в порядок паруса и ставя новые снасти. Через месяц бриг был приведен в порядок, компас помещен в нактоуз, вместо старого названия было намалевано новое. Судно трудно было опознать.
В это время вспыхнула эпидемия. Сначала заболели мужчины, ибо им пришлось делать тяжелую работу при недостаточном питании, но болезнь быстро охватила и женщин. Тело покрывалось язвами, появились цынготные симптомы. Свирепствовала дизентерия. Многие туземцы отравились незрелыми орехами и несъедобными ягодами. Многие подкрадывались к складам копры, надеясь отколупнуть съедобный кусочек.
Рендалль отлично понимал, почему не являются торговцы, и ничуть не сожалея о том, что он прогнал их своим нелепым корыстолюбием, он осыпал их проклятиями.
Его подданные глядели на него покорным взором, покорно болели и умирали под звуки протяжных, монотонных напевов колдунов. Они были уверены, что он найдет выход из положения. Старики вспоминали, что он всегда умел придти на помощь народу. Они жертвовали ради него последним; приносили ему последние яйца из под кур и жидкое козье молоко. Но Рендалля спасала от лихорадки виски; она же избавляла его от угрызений совести.
В день отъезда всех охватило печальное настроение. Туземцы боялись остаться одни без Рендалля. Но они подавили в себе отчаяние, чтобы устроить вождю торжественные проводы. Вместе с ним уезжало, в качестве экипажа брига, шестнадцать лучших людей. Все остальные собрались отовсюду и заполнили берег бухты. Они поднимали слабые руки, падавшие бессильно вниз. Но в последний момент раздались возгласы, исполненные надежды.
Рендалль собственноручно снес свой сундук на палубу брига и запер его в каюте. В нем лежало золотом и банкнотами пятьдесят четыре тысячи долларов. Когда он опускал ключ в карман, его рука задрожала. Он отер пот со лба и отдал приказ к отплытию. Все эти черные лица показались ему внезапно противными до тошноты. Вновь охватила его скорбь о потерянных годах. Он почувствовал острую ненависть к этим дикарям.
Когда заскрипели якорные цепи, надулись паруса, и бриг начал проходить через риф в открытое море, Рендалль не мог больше удержаться. Точно злодей нелепой мелодрамы, он замахал кулаками и заорал в приливе бессмысленной ярости. Команда, работавшая на носу, не расслышала как следует его криков.
Пройдя риф, тяжело нагруженный бриг неуклюже закачался на волнах. Реи и мачты трещали и гнулись под напором ветра. Попутный ветер гнал ее все-таки вперед.