Маяк в тумане

И перед самыми глазами Фроси (зеленоватыми, с золотыми блестками) тряс очень жестким кулаком, заляпанным сосновой смолой.

Смолоду Фрося, должно быть, была и весела, и беззаботна, и миловидна, потому что и теперь еще осталась, хоть и слабая, игривость в глазах и розовели иногда тонкокожие щеки. Но подобрались уже щеки, втянулись, губы подсохли, шея пошла складками, светлые волосы потемнели, поредели.

- Держи стояк, иди! - командовал Дрок. - Потрафляй, абы шпенек в гнездо вошел!

И Фрося, взглянув на него исподлобья, обхватывала столб огрубелыми, хотя и тонкими в запястьях, шелушащимися руками.

Дом себе ставил Дрок не в котловине на горе, где было его поле, а гораздо ниже, в балке, где прежний владелец этого участка выкопал колодец. О бывшем владельце здесь не осталось памяти, даже и смутной, а колодец Дрок сам вычистил и огородил. И теперь, когда, отдыхая, пил взятую оттуда воду, он говорил вполголоса, оглядываясь кругом, Фросе:

- Ну, ты где еще такую воду пила, а?.. Я все здесь колодцы и фонтаны перепробовал, также и казенный водопровод, - не-ет, брат!.. Ты только языком своим бабским дзвону об этом не давай!.. После такой воды и зельтерской пить не захочешь...

Все было податливо и укладисто: земля, камень и дерево, но оказался очень коварен один продольный верхний прогон. Гнезда в нем выдолбил Дрок по нижним концам столбов, но разошлись немного верхние, и когда Фрося, стоя на лестнице, помогала его укладывать и приподняла его над собою, он вырвался у нее из рук. Он оцарапал ей плечо, чуть не выбив глаз другим концом стоявшему на другой лесенке Дроку и, описав мгновенную прихотливую дугу, звонко брякнулся о другие прогоны и кроквы.

Фрося зажала плечо рукой и спустилась молча, только поглядев в желтые глаза мужа своими зелеными, с искрой, и, усевшись поодаль от бревен на сухую щепу, спустив синий платок до переносья, плакала, всхлипывая, больше от испуга, чем от боли, а Дрок сел с нею рядом, чувствуя тоже какую-то оторопь и бормоча вполголоса:

- Могло бы и в голову вдарить - тогда крышка!.. Однако горобец и тот гнездо себе вьет... ворона даже - и она прутья до горы на деревья таскает... Обязан и человек хату себе сам своими руками делать.

И когда отплакалась Фрося, он сказал ей, поплевав на руки:

- Ну-ка, фатайся за тот теперь конец, а я уж за этот...

Тяжелый прогон снова пополз кверху, и на этот раз шипы столбов покорно вошли в гнездовья.

Однажды, лузгая семечки, подошли к Дроку два плотника, братья Подскрёбовы, Никита и Денис, молодые еще, но хлипкие, оба рыжие, с землистыми лицами, и Никита, старший, сказал, расставив ноги:

- Вот так столбы поставил!.. Да как же ты, дупло, без ватерпаса столбы поставил!.. Ведь они у тебя завалятся к черту при первой возможности!..

А Денис добавил:

- И план ты должен был представить на утверждение, то есть план своего дома. А то вполне мы можем эту твою халупу обраковать к чертям и совсем воспретить...

Но Дрок, медно-красный, вдруг поднял над головой топор, как томагаук, и двинулся на них, ворочая медвежьими глазками и рыча, так что Никита отошел поспешно и, отзывая Дениса, говорил:

- Ведь он шутоломный, черт!.. От него можешь трудоспособности лишиться на все сто процентов!..

А Дрок кричал им вдогонку:

- Учить меня явились!.. А того и не знают, что я смальства по бондарной части работал... Также и по колесной тоже... Ва-тер-па-сы!..

Когда же и стропила он утвердил на два ската и запалубил под железо, откуда-то взялся печник Заворотько, семидесятилетний, полуслепой уже, но старавшийся держать серую кудрявую голову как можно прямее и делать вид, что он только что хорошо выпил, очень потому весел и весь свет ему любезен и мил.

Высокий, длинноногий, он подошел медленно, но уверенно, кашлянул браво и сказал вкрадчиво:

- Боже, поможи!.. А я смотрю иду, что ж воно такое?.. Чи воно завод, чи воно хвабрика... Аж воно ни завод, ни хвабрика, а то самое, до чего плиту треба... Та-ак!.. Ну, это тебе Заворотько, - печник есть такой, - сделает в лучшем виде... А уж гроши з тебе сдерет, как все равно святой с бабы!

- Про-валивай, куда шел! - отвернулся Дрок.

- Как это "проваливай"?.. А кто ж тебе делать будет? - спустился с веселого тона Заворотько.

- А сам я на что?.. Сам я делать буду, - вот он кто!.. Видал такого? выставил перед ним кулак Дрок.

- Таких я, друг, видал многих, - только глину они зря портили да кирпич губили... И меня же сами звали они поправлять, - это чтобы бабы на ихних головах горшков дуже много не били, как и горшки тоже грошей стоют!..

- Да понимаешь ты, - кричал ему прямо в уши, подскакивая вплотную, Дрок, - что тут все должна быть моя собственная работа, чтобы никто отнять моей хаты не мог?

- А на черта кому твоя хата, чтоб ее отнимать?

- Все встать могут в свидетели, как оно не купленное, а сделанное моим чисто трудом!.. Вот!.. Все видали кругом и сейчас видят! - кричал Дрок.

- Ну, погоди, - останавливал его рукою Заворотько. - На стены ты камень припас, значит, видать, фафарку хочешь делать?

- А, разумеется, фафарку!.. Что, мы вместе с бабой фафарки не слепим?

- Хитрости никакой нет!.. Только крестовины вставить...

- И вставлю!.. И окна-двери навешу!.. И железом накрою!.. Все сам!

- Ну, то уж дело твое... Хочешь, чтоб на голову тебе капало, тоди крой сам... А плиту тебе Заворотько-печник зложит... Думаешь, много он возьмет?.. Не-ет, он теперь много не берет, как он уж не союзный... И даже так я тебе скажу (тут Заворотько понизил голос до шепота), что даже он никому и ни-ни об этом! Придет он к тебе до сход солнца, а уйдет, как фонари зажгут... Так, чтоб его никто и не бачив!

К новому году Дрок перешел в свой новый дом, в котором было только две комнаты, и, хотя железо на крыше на виду у всех укладывал сам Дрок и сам его красил, крыша все-таки не текла, а заворотькиной плитой Фрося осталась довольна.

По стенам снаружи дома развесила она под самой полкой крыши пучки золотистых кукурузных початков, на крыше разложила оранжевые пузатые бородавчатые тыквы, - это было в теплый солнечный день, - и то и дело выбегала любоваться этим украшением и только вечером, когда натянуло с моря дождевые тучи, сняла.

А Дрок, водворивший уже в новом сарае корову, спешно сооружал другой сарай для сена. Он стучал бы и по ночам, если бы ночи не настали темные, хоть глаз коли.