Страница 48 из 90
— А вы вроде бы не скучаете, — заметила я, — да и вниманием не обделены.
— И не говорите. Вот, например, замечательно провел последние полчаса, обсуждая с одним из гостей мучающий его геморрой. Сами понимаете, с докторами все хотят поговорить. Но только на одну тему: людям не терпится обсудить свое здоровье с врачом, пусть даже малознакомым.
— Да, кстати, не посмотрите мое колено? — пошутила я.
— Не отказался бы, — улыбнулся он.
— Вы на чем специализируетесь? — поинтересовалась я, и тотчас добавила: — Ничего, что и я спрашиваю вас о работе?
— Я онколог. Специалист по раковым заболеваниям. В основном занимаюсь раком груди.
— Понятно. Специалист по шарам? — улыбнулась я. Скотт посмотрел на меня изумленно и даже немного испуганно.
— Извините, — смутилась я. — Дурацкая шутка.
Он с облегчением рассмеялся и сказал:
— Да нет, это вы меня извините. Просто сразу не сообразил, что за шары.
— Скажите мне, пожалуйста, а что привело вас сюда, на свадьбу племянницы миссис Нордофф? — спросила я, чтобы поскорее сменить тему.
— Миссис Нордофф буквально только что провела благотворительный аукцион, на котором в пользу моей клиники было собрано полмиллиона долларов. За эти деньги я готов хоть на голову встать, лишь бы она была довольна.
— Да, нехилая сумма.
— Миссис Нордофф — потрясающая женщина. Среди ее друзей немало по-настоящему богатых людей, и мне почему-то кажется, что почти никто из них не сможет отказать ей помочь в финансировании очередного благотворительного проекта, если миссис Нордофф лично попросит их об этом.
— То есть вам с ней просто повезло?
— Именно. Таких людей в наше время встречаешь нечасто.
С нашего со Скоттом места была видна та часть гостиничного холла, где расположились Эрик и миссис Нордофф. Судя по их мимике и жестикуляции, разговор шел бурный. Некоторое время мы со Скоттом непроизвольно смотрели в их сторону. Скотт первым ощутил неловкость. Он сочувственно вздохнул и, обернувшись ко мне, завел разговор о другом.
— Ну и как вам Лос-Анджелес?
— А? — вздрогнув, переспросила я. — Что вы сказали? А, Лос-Анджелес! Здесь здорово. Калифорния — это вообще сказка. Наверное, это говорит о моем дурном вкусе или отсталости, — усмехнулась я. — Кажется, сейчас считается «продвинутым» любить Нью-Йорк?
Скотта это явно развеселило. Он улыбнулся:
— А по-моему, вы абсолютно правы. Здесь, на Западном побережье, действительно здорово. Я и сам перебрался сюда из Нью-Йорка.
— А что, здесь клиника лучше?
— Признаюсь вам, причины, по которым я сделал это, были не столь благородны. Если быть точным, то я попросту сбежал сюда.
— Было от кого?
Вместо ответа Скотт поднял бокал шампанского и сделал большой глоток.
— Можете не отвечать, — сказала я. — Я и сама сбежала. А неплохой отель, да?
— И вид замечательный.
Вид открывался действительно великолепный. Особое очарование ему придавала белоснежная яхта, как раз появившаяся на горизонте.
— Вообще вид из окна — это самое важное в доме, — продолжала я ворковать. — Непринципиально даже, как там внутри, главное — если в окно видно, например, море.
— Согласен. Это помогает почувствовать, что жизнь несоизмеримо больше нас самих, — сказал Скотт. — Пациентам, дела которых совсем плохи, я всегда советую побольше смотреть на море. Это помогает отвлечься от грустных мыслей.
— И понимаешь, как мало значат для мироздания все твои беды и проблемы, — вздохнула я.
— Да. Это мне и нравится. В конце концов, любой из нас не более значим для этого мира, чем, например, вон тот букет. Согласитесь, Лиззи, наши судьбы — это всего лишь едва заметные мазки на огромном полотне жизни, и осознать все величие этого полотна нам просто не дано. Живы мы или умерли — волны не перестанут набегать на берег. Осознание этого дарит свободу.
— Как-то это мрачно…
— А может, потанцуем? — неожиданно спросил Скотт, и его улыбки оказалось достаточно, чтобы я вспомнила — не все в мире так уж плохо.
Оркестр как раз заиграл «Давай забудем обо всем». Эта песня была гимном нашего недолгого романа с Брайаном Кореном, свидетелем на свадьбе Билла и Мэри и вторым по значимости «бывшим» в моей жизни.
Мы со Скоттом вышли на танцплощадку. По правде говоря, я опасалась, что воспоминания нахлынут на меня и я не смогу сдержать эмоций. Но Скотт улыбнулся, и мы легко закружились в ритме мелодии. Все же это было как-то нереально: раньше, услышав эту музыку, я бы разрыдалась, а теперь вот танцую с первым встречным, и мне хорошо, и я не надрываю душу воспоминаниями о том, что было безвозвратно утеряно вместе с Брайаном. Значит, все и правда проходит рано или поздно… Неужели так будет и с песней…
— «Бруксайд», — прошептала я себе под нос.
— Что? — спросил Скотт.
— Да так, случайно вспомнила один ресторанчик, где мы с Эриком были на прошлой неделе, — выкрутилась я.
— Понятно.
— Не обращайте внимания. Танцуем!
Я сосредоточилась на ритме. Еще не хватало сбиться на мелодию «Бруксайда» и наступить Скотту на ногу. Танцевал он, кстати, просто великолепно: был прекрасным партнером и вел легко и непринужденно. Мы грациозно проплывали мимо все новых пар, выходящих на площадку вслед за нами.
— Где вы научились так хорошо танцевать? — спросила я.
— В школе. Нам предлагали на выбор бальные танцы или резьбу по дереву.
— Обожаю танцевать, — призналась я. — Я тоже занималась танцами в колледже и даже выступала на конкурсах.
— Здорово.
— К сожалению, моя танцевальная «карьера» закончилась довольно быстро — мы с партнером переругались.
— Он что, наступил вам на ногу?
— Не наступил, а сломал. Я оказалась в гипсе прямо накануне первого выступления.
— Понятно.
— Ну а после колледжа, сами понимаете, было уже не до фокстрота.
— Насколько я знаю, английские мужчины не очень любят танцевать?
— Вообще-то любят, но не такие танцы.
И тут, вальсируя со Скоттом под песню, которая ассоциировалась у меня с Брайаном, я почему-то вспомнила, как мы танцевали с Ричардом. Точнее, как я прыгала и скакала перед нам на дискотеке, пытаясь вовлечь Ричарда в танец, а он только неловко переминался с ноги на ногу и страдальчески закатывал глаза, моля отпустить его в бар.
Стойкая нелюбовь Ричарда к танцам оказалась для меня неприятным сюрпризом. Но я не позволяла себе делать из этого трагедию. В конце концов, жизнь — не одни только танцы. И все же как приятно, когда тебя ведет в танце красивый мужчина, бережно придерживая за талию, словно ты — хрупкая статуэтка. Ничего более романтичного я и представить себе не могу. Романтичного и эротичного.
А тем временем оркестр закончил «Давай забудем обо всем» и заиграл «Как ты красива сегодня». Должна признаться, я люблю старые песни. Те самые, которые Ричард называл «бабушкин сундук». Скотт повел медленнее, голова у меня слегка кружилась, и я вдруг поняла, что шампанского было выпито немало. Глаза сами собой закрылись. «Настанет день, когда…»
Голова моя склонилась на плечо Скотта. Какой приятный запах! Смесь отутюженного хлопка и дорогого одеколона, теплый и острый аромат, обволакивающая волна накрывала нас при каждом движении тел, согретых в танце. Я глубоко вздохнула, напевая про себя звучавшую в тот момент песню «Щека к щеке».
— О боже, какое блаженство…
— Простите…
Я мгновенно пришла в себя.
— Простите… тут… ваша сережка… Вы меня укололи.
— Ох, извините.
Я прикоснулась к сережке-гвоздику с острым циркониевым кончиком. Не холодное оружие, конечно, но не хотелось бы, чтобы такая в меня впилась. Во избежание дальнейших недоразумений мы немного отодвинулись друг от друга и продолжали танцевать на более почтительном расстоянии, что было здесь более уместно.
— Ну так вот, — сказал Скотт, — о чем мы говорили? Да, о миссис Нордофф. Должен вам сказать, что она — широкой души человек.
— Очень широкой, — поспешно согласилась я. Надо же было что-то сказать.