Пляжный ресторанчик

— Молодчина, — сказал Джо, когда я поведала ему о своем плане. — Тебя пригласят на пробы раньше чем через месяц, я уверен в этом.

Прошел месяц.

День выдался неудачный, и вечер тоже не сулил ничего хорошего. Утром у меня начались месячные, и это объясняло, почему последние два дня я была похожа на пупырчатую пиццу Антонио. Настроение не улучшилось, когда в своем ботинке я обнаружила таракана.

Натягивая узкий топ и коротко обрезанные джинсы — мой обычный костюм по пятницам в «Ледибойз», — я чувствовала себя как пилот истребителя, влезающий в антиперегрузочный костюм. Пятницы были самыми ужасными днями. По пятницам в клуб заваливались «менеджеры среднего звена», которые за неделю озверевали от работы в чистеньком офисе и мечтали теперь поскорее «выпустить пар» в грязном клубе. Они вели себя как сумасшедшие. Напивались, как женская команда регбисток на девичнике в Дублине (что значительно серьезнее, чем пьянка парней из команды регби на мальчишнике в Дублине, если вы не в курсе). Ругались так, что могли бы вогнать в краску даже бывалых матросов, а чаевые оставляли такие, словно провели вечер в Англии, а не в Америке. Даже Аталанта, которая была, бесспорно, самой классной официанткой-трансвеститом в Лос-Анджелесе, жаловалась, что по пятницам не зарабатывает больше сотни. Даже если танцует. Даже если надевает шикарный костюм Клеопатры и дает потрогать резиновую гадюку на своем плече за каждую заказанную текилу.

По пятницам, прежде чем Антонио откроет дверь и впустит своих обожаемых посетителей, мы собирались у барной стойки, как пилоты эскадрильи, готовящиеся к бою. Мы знали, что один из нас уже не вернется. Каждую пятницу кто-то увольнялся, не выдержав хамства клиентов. На прошлой неделе это был Фредерик (Фредерика), которому один посетитель пытался засунуть чаевые глубоко в вырез платья, а заодно и полапать. Я давно поняла, что единственный способ пережить вечер пятницы — это думать о том, что завтра суббота, и представлять, как же хорошо мне будет утром.

Джо, выступавший в этот вечер вместо Саши Тристель (Саша неплохо пела, но сейчас лежала со сломанной лодыжкой — жестокая расплата за полуметровые каблуки), тоже мечтал о субботнем утре. Он почти так же терпеть не мог выступать по пятницам, как мы не любили обслуживать столики. В отличие от доброжелательных посетителей, которые приходили на неделе и готовы были хлопать кому и чему угодно, пятничные клиенты никогда не стеснялись в выражениях, выкрикивая все, что они думают о вокальных данных Джо.

— Клянусь, я просто уйду со сцены, если они будут вести себя, как в прошлый раз, — сказал Джо.

— Завтра утром пойдем в «Блинный дом» и закажем целую гору блинов, — подбодрила я его.

— Мне вредно, — вздохнул Джо, — хотя, с другой стороны, надо же чем-то себя вознаградить за такой вечер! Пожалуй, я закажу даже кленовый сироп.

Я кивнула. Перспектива поесть блинчиков наутро после ужасной смены радовала ничуть не меньше, чем приглашение поужинать в «Ритце». Но сейчас даже это не могло спасти меня. Это была моя четвертая пятница в «Ледибойз». Прошел месяц, а на пробы меня так и не пригласили.

Ничего не изменилось. Совсем ничего. Ни одного звонка. Ни одного ответа на мои видеоматериалы, которые я рассылала постоянно. Было такое впечатление, что все знакомые Мэри упаковали чемоданы и дружно отправились отдыхать куда-нибудь на озеро Тахо. Даже Бездарная Юнис не отвечала на мои звонки. Выходило, что с тех пор как я заявила Колину о своем непреклонном намерении покорить весь мир, я ни на шаг не приблизилась к мечте сниматься в Голливуде. Гвинет Пэлтроу могла спать спокойно, не волнуясь о том, что у нее появилась конкурентка.

Нет, никто не гнал меня прочь, не заставлял собирать вещи и уезжать. Но я знала, что срок, который я назначила сама себе, вышел. Я так и не достигла цели, хотя она была вполне реальной. Но я дала себе слово, и надо было его держать.

Или потянуть еще месяцок?

Я боролась с искушением весь день. Что, если я сейчас уеду, а какой-нибудь агент позвонит мне в понедельник? Что, если на субботней вечеринке я познакомлюсь с хорошим режиссером?

А что, если нет?

Неделю назад мне на работе рассказали страшную историю. Друга одной официантки, испанца, который приехал в Лос-Анджелес сниматься в кино, но работал разносчиком пиццы, арестовали за просроченную визу и отправили в Бильбао. Он всего на неделю превысил разрешенный срок пребывания, но всем было на это наплевать. Теперь, похоже, его уже никогда не впустят в Штаты.

Моя виза заканчивалась через две недели. Зачем мне нарываться на очередные неприятности? Зачем мне отметка в паспорте, из-за которой у меня могут быть проблемы?

Я решила: вот отработаю сегодня — и скажу Антонио, что собираюсь уволиться.

— Девочки! Все готовы на выход? — гаркнул Антонио со своим неподражаемым акцентом.

Мы нацепили дежурные улыбки. Он распахнул двери.

Уже через три минуты я обслуживала три столика, и все посетители как один срочно требовали внимания. Две компании молодых людей вели себя относительно прилично для пятницы. А вот третий столик, оккупированный одиннадцатью «кавалерами в сопровождении дам», не сулил ничего хорошего.

Будь у меня в тот вечер время остановиться хоть на секунду и проанализировать поведение «кавалеров» с психологической точки зрения, я поняла бы, что оно обусловлено поведением «дам». Нет, мужчины не пытались произвести впечатление. Они скорее охотно поддавались науськиванию своих спутниц и каждый раз пытались задрать юбку проходившей мимо официантке, чтобы проверить, соответствует ли ее пол названию клуба. То, что они пришли с женщинами, как бы давало им право полапать трансвестита. Они же делают то, что «дамы просят», стало быть, их самих нельзя заподозрить в нетрадиционной ориентации.

Но конечно, говоря «дамы», я сильно преувеличиваю.

Итак, у этой компании был свой лидер — рыжий придурок в узкой рубашке, которая еле сходилась на толстом брюхе. Вырядился он так вовсе не потому, что не мог позволить себе новую рубашку. Денег у него куры не клевали — весь вечер, расплачиваясь за каждый новый коктейль, он швырял мне пятидесятидолларовые купюры, хотя потом собирал всю сдачу в размере тридцати баксов и совал в карман. А в следующий раз снова доставал пятьдесят долларов. И никаких чаевых.

Чем дальше, тем сложнее становилось мне улыбаться, видя его сальное, хрюкающее рыло. Я попросила Джо, который в промежутках между номерами работал за барной стойкой, лить поменьше алкоголя в коктейли для этого столика. К тому времени одна телка из их компании уже сидела у Рыжего Борова, как я его окрестила, на коленях. Тот одной рукой обнимал ее за зад, а другой держал толстую сигару, которой то и дело махал в сторону официанток, отпуская сальные шуточки. Очередной раз указав на Аталанту, он гаркнул, что не отказался бы поразвлечься с такой красоткой, знать бы только, девочка это или мальчик.

— Да она тебя съест с потрохами! — заржала девица, сидевшая у него на коленях.

«Пожалуй, она права, — подумала я. — Хотя Аталанта скорее всего не ест жирной пищи».

Такие клиенты, как Рыжий Боров, были для меня загадкой. Ну зачем идти в трансвестит-бар и визжать от притворного ужаса каждый раз, как трансвестит проходит мимо твоего столика? Наверное, над ним издевались в детстве. Дразнили за огненно-рыжие волосы, обижали, и в нем копилась горечь и желание отыграться на таких же «уродах», которые не вписываются в традиционные рамки общества. В своей компании он был главным задирой. Остальные подыгрывали ему, они и пришли-то только для того, чтобы поржать над его выходками.

Я стояла у бара, курила ментоловую сигарету, которую стрельнула у Аталанты, и с грустью смотрела на Джо, завывающего на сцене. Вдруг Боров обернулся ко мне.

— Эй, иностранка! — позвал он. Очень смешно. «Иностранка». Просто лопнуть можно со смеху! — Поди-к сюды!

Я затушила сигарету и повиновалась. Все равно не люблю ментоловые сигареты. Подойдя к столику, я услужливо улыбнулась. Работа в «Ледибойз» была самым серьезным испытанием моих актерских способностей. Я продолжала улыбаться даже тогда, когда внутри меня все клокотало от злости.