Последние воплощения

Ожерелье несла молоденькая девушка полукровка. В роскошной одежде, со своими яркими глазами она легко сошла бы за обычную горожанку, если б не странный оттенок кожи. Девушка шла торжественно и грациозно, на лице сияла ослепительная улыбка, а в глазах плескался стылый ужас, граничащий с безумием.

Воалус даже уловил искусное заклинание, с помощью которого кто-то за пределами зала управлял девушкой. Первоначальное удивление прошло, как только избранный вспомнил, что касаться ожерелья имеют право только особы императорских кровей, любой другой должен быть казнён за святотатство. Вроде бы ещё была легенда про благородную девицу, влюблённую в императора, и решившую таким образом привлечь его внимание. Легенда довольно грустная, так как спасти её император мог только вступив с ней в брак и узаконив роковой поступок, но жениться императору не захотелось… Ничего удивительного, что в городе не нашлось ни одной честолюбивой женщины, мечтающей сесть на трон ценой огромного риска, а затем и брака с мертвецом.

Напряжение нарастало, Воалус едва сдерживал дрожь нетерпения, ожидая повода, после которого он сможет рвать и кромсать, обрушивать на врагов заклинания колоссальной силы, и будут боль, страх и кровь, и тёмное, тягучее наслаждение поселившегося внутри зла.

Полукровка, управляемая каким-то знатоком этикета, отвешивала поклоны, говорила ритуальные слова, нигде не запнувшись и не оступившись. Вот последний земной поклон — и девушка перед троном. Тяжёлое холодное ожерелье легло на шею Воалуса. По всем канонам и правилам, теперь она должна была смиренно улечься возле трона и ожидать смерти от руки блюстителя имперских святынь, но именно здесь этикет и был нарушен.

Лёгкое тело полукровки вдруг как будто толкнули сзади. Уже без всякого изящества она упала на колени избранного и с силой отчаянья обхватила его руками. Воалус ещё успел рассмотреть, как ужас и отчаянье в ярких глазах сменяется бездонными колодцами света.

Избранный сорвался с трона, уже понимая, что проглядел самое очевидное нападение. Атланты слишком ценят себя, чтобы вступать в поединок лично, но сильный маг способен провести любое заклинание через кого-нибудь, тоже обладающего силой. Так чаще всего делалось, когда исполнение заклинания должно привести к смерти волшебника. Зачем погибать мастеру, если он может воспользоваться учеником или одарённым рабом.

С едва слышным хрустом сломались рёбра девушки, из-под пальцев Воалуса брызнули тёплые струйки, но кольцо рук полукровки не разжалось. Избранный с бешенством отчаянья отрывал от себя безвольную куклу, уже понимая, что опоздал, что сейчас либо его защита отразит собирающиеся в заклинание потоки сил, либо… это не будет иметь для него никакого значения.

Стоящие вокруг трона сановники и жрецы, отбросив притворство, размеренно вливали потоки сил в сходящееся заклинание, собирая поступающую со всех сторон мощь. Ярко сияли разноцветные глаза всех собравшихся в тронном зале, волнами накатывали потоки сил со всего города, объединившегося против самозваного императора. Проклятый город в последний раз предал своего сына.

— Я не умру во второй раз! — взревел Воалус, отшвыривая растерзанное тело полукровки, исполнившей свою самоубийственную миссию. — Вам не вымолить прощения! — Но он уже падал, проваливался в бездонный зелёный колодец, как будто провалился в пылающие глаза своей последней жертвы.

Воалус, казалось, падал несколько кругов. Все его попытки замедлить падение, уцепиться за мерцающие стены, пробить в них хотя бы крохотную брешь, не приводили ни к малейшему успеху. Все его колоссальное могущество ничего не значило для пронзительной зелени, с немыслимой скоростью проносящейся мимо него. Избранный не знал этого заклинания, ничего не могла подсказать и тварь, затаившаяся внутри, но он был жив, и, следовательно, надежда не исчезала.

Магия бесполезна, силу приложить не к чему, значит, остаётся только изучить окружающее и найти способ остановить это бесконечное падение. Воалус всегда интересовался только практическими навыками, поэтому почти ничего не знал о бесполезных, с точки зрения воина, параллельных или магических пространствах, или всяких там, граничных состояниях. Должно быть, на это его и поймали. Чисто теоретически он знал, что в таких местах зачастую действуют совсем другие физические законы, а то и причинно-следственные связи, но ведь другие исследователи атланты возвращались в обычный мир — а значит, и ему это доступно.

Воалус отрешился от всего и сосредоточился на перемещении в пространстве. Шаг, ещё один, вроде бы так, именно усилием воли странствуют по изнанке мира. Забыть о привычном зрении и даже о магическом восприятии. Просто представить полную пустоту и неторопливое смещение.

А затем вдруг вернулись привычные чувства, вернулось ощущение тяжести и осязание. Воалус осторожно открыл глаза и осмотрелся. Всё виделось, как сквозь зыбкую пелену, расплывалось, заставляя вглядываться и щуриться. Вокруг был привычный твёрдый мир, твёрдый холодный грязный пол, далёкие тёмные стены, всё тот же тронный зал, на этот раз неосвещённый и пустой. И абсолютно безлюдный.

Избранный аккуратно поднялся, испытывая странные ощущения во всём теле. Посмотрел на себя — и застыл в ужасе. Роскошная одежда висела рваными клочьями, проглядывающая под прорехами кожа была сухой и безжизненной, руки усохли почти вдвое и напоминали конечности мумии. Воалус пытался закричать — но то, что осталось от его голосовых связок и языка, позволило издать только сухой шелест. Заодно вспомнилось, что дыхание тоже не нужно.

Воалус огляделся, чтобы найти хотя бы какие-то подсказки к тому, что произошло с ним и окружающим. В паре шагов от него лежал скелет, который, несомненно, принадлежал несчастной полукровке, во всяком случае лохмотья платья совпадали по цвету, а рёбра представляли собой беспорядочную мешанину обломков. Если верить степени разложения, с момента коронации прошло, по меньшей мере, с десяток лет.

Возле самого трона всё так же пылало силой ничуть не пострадавшее от побега пленника заклинание. Воалус всмотрелся — и его иссохшее горло исторгло целую серию ритмичных шелестов и потрескиваний, означающий чудовищные ругательства. Иллюзия! Пусть сокрушительной силы, очень искусная, но всего лишь иллюзия держала его многие годы, искажая все чувства и даже течение времени. Если бы он только заподозрил, то освободился б в течение нескольких дней, не превращаясь в жалкий иссушенный труп!

Неудачливый император мстительно наподдал ногой скелету полукровки, вслед послав огненный шар. Результат порадовал и утешил. Скелет долетел до стены, где и был обращен в пыль заклинанием, чьей силы хватило ещё на четверть стены. Сила и магическое могущество всё ещё с ним — а значит, он отомстит и займёт соответствующее место в проклятом городе! Вот только почему так грязно в тронном зале? И почему он не чувствует никакой магии посреди столицы волшебного народа?

Через полкруга Воалус знал, и это знание поразило его сильнее, чем хитроумное заклинание. Город был пуст, заброшен уже долгие годы. Опустела удобная гавань, некогда забитая тяжёлыми кораблями. Только звери бродили по грязным улицам, да вездесущие растения оплетали и расшатывали стены домов.

Может быть, атланты бежали от неминуемой мести своего бессмертного императора, а может, просто решили начать заново на землях, не так обиженных на былых правителей мира. Но город был пуст и изгажен зверьми и дикарями, а его последний правитель даже не имел представлений, куда подался его мятежный народ.

Воалус бродил по улицам целый день, в робкой надежде отыскать следы более поздних визитов цивилизованных людей, найти хоть что-нибудь нужное и полезное, оставленное горожанами и не растасканное дикарями. А в вечерний круг крови принял решение.

Он тоже уйдёт из города. Он найдёт племя, большое, сильное племя и возглавит его. Придётся постараться, но он обучит новых подданных строить корабли и приносить ему жертвы, и когда-нибудь, пусть на это уйдут сотни лет, разыщет этих предателей, и заставит умолять вновь служить ему. Вот только кровь этих грязных дикарей не идёт ни в какое сравнение с жидкой магией атлантов. Ну, за эти лишения им придётся расплатиться отдельно.