Страница 4 из 5
Он спустился по дороге вниз, к полотну. Ага, вот идет поезд. Он стал у полотна и весь подобрался. Вот он огибает поворот… Ну же, ползи скорее! Скорей! Он положил руку на пистолет, внутри у него что-то задрожало. Потом поезд прогрохотал мимо, серые и коричневые вагоны постукивали и позвякивали. Он крепко сжал пистолет, потом выдернул руку из кармана. Ну, Биллу этого не сделать! Ни за что… Вагоны скользили мимо, сталь скрежетала о сталь. «Сегодня я на тебе прокачусь, с помощью божьей». Все его тело пылало как в огне. Он колебался только секунду, потом, ухватившись, подтянулся кверху, влез на крышу и лег плашмя. Он пощупал карман; пистолет был все еще там. Впереди рельсы поблескивали в лунном свете и тянулись длинной полосой куда-то вдаль, туда, где он сможет стать человеком…
ПОСЛЕ НАВОДНЕНИЯ
Перевод И. Багрова
После наводнения у бедняков, живущих у реки, часто не остается ни кола ни двора, приходится все начинать заново.
Вода наконец сошла. По полю, увязая в грязи, шли трое негров — отец, мать, дочка, за ними на короткой веревке плелась изможденная корова. Вот они остановились на пригорке, переложили с плеча на плечо узлы с пожитками. До самого горизонта тянулись поля под толстым слоем ила. Девочка показала тоненьким пальчиком на залепленную грязью лачугу:
— Глянь, пап! Это ведь наш дом?
— Угу. — Мужчина в старом синем комбинезоне стоял, сгорбившись, на лице его застыла растерянность.
Все трое молчали, точно окаменев. Во время наводнения вода в долине поднималась футов на восемь, и сейчас все деревья, кусты, трава были желтые от глины. На земле запеклась корка, местами по ней паутиной побежали трещины. Над голыми полями гулял весенний ветер. Все казалось новым, незнакомым, как в день сотворения мира.
— Курятник снесло, — вздохнула женщина.
— Хлев тоже, — сказал мужчина.
Но горечи в их словах не слышалось.
— Куры, поди, все утонули.
— Угу.
— И дом мисс Флоры снесло, — сказала девочка.
На соседском дворе уцелели только деревья, дома будто и не бывало.
— О господи!
— Сами-то они где?
— Кто ж их знает.
Мужчина спустился с пригорка и в нерешительности остановился.
— Тут где-то дорога проходила.
Но сейчас никакой дороги не было, лишь застывшая рябь желтого ила.
— Том! — позвала женщина. — Гляди, что от наших ворот осталось.
Одинокий столб лежал наполовину занесенный илом. На нем, словно указатель, торчала ржавая петля. Том снял ее и зажал в руке. Зачем она ему, он и сам не знал. Подержав немного, бросил ее и сказал:
— Ладно, пошли. Посмотрим, что там у нас.
Хибарка стояла в низине, и грязь там еще не затвердела.
— Мэй, дай-ка мешок с известкой, — попросил он.
Шлепая по грязи, он обошел дом и посыпал землю. Когда он вернулся, мешок был почти пуст, остатки он вытряхнул на крыльцо. Известковая пыль, оседая, заблестела на солнце.
— Теперь небось быстрее подсохнет, — сказал он.
— Осторожнее, Салли, под ноги смотри! — крикнула Мэй дочке, — а то поскользнешься, упадешь. Слышишь, что говорю?
— Слышу, мам.
Ступеньки все унесло водой. Том на руках поднял жену и дочку на крыльцо. Они постояли у приоткрытой двери. Перед уходом Том запер ее. Впрочем, чего тут удивляться. Пол на крыльце покоробился, доски вздыбились. Стены снизу окрасились в желто-бурый цвет, сверху, как и раньше, были серыми. Дом стоял жутковатый, таинственный, казалось, вот-вот перед ними появится домовой. Замычала корова.
— Привяжи ее к перилам, Мэй.
Мэй медленно, с отсутствующим видом привязала корову.
Войти в дом сразу не удалось: заело дверь. Тому пришлось как следует приналечь плечом. В комнате было тихо, темно, пахло сыростью и илом. Окно покрыто грязью, лишь сквозь верхнее стекло пробивался скудный свет. На полу, под ногами, хлюпала илистая жижа. О наводнении напоминала и грязная полоса высоко на стенах. Комод лежал перевернутый, он разбух, точно утопленник. Кровать с уцелевшим матрацем, на котором нарос слой ила, была похожа на огромный гроб. В угол забились, точно ища защиты друг у друга, два искареженных стула.
— Пошли посмотрим, что на кухне делается, — сказал Том.
Печной трубы не было, но плита оказалась на месте.
— Стоит, целехонька. Почистим — и порядок.
— Точно.
— А стол-то где?
— Бог его знает.
— Эх, столько всего унесло.
Открыли дверь из кухни, выглянули во двор. Ни сарая, ни хлева, ни курятника, одна водопроводная колонка стоит.
— Пойди, погляди. Том, может, вода есть.
Том дернул рукоятку вверх, вниз, она не поддавалась. Он налег всем телом, но вода не шла. Он попробовал еще раз и еще, в колонке что-то заурчало, заклокотало, потянулась тонкая желтая струйка. Том перевел дыхание и продолжал качать. Наконец пошла чистая вода.
— Слава богу. Хоть вода есть! — облегченно вздохнула Мэй.
— Не забудь только вскипятить, — предупредил Том.
— Да уж не забуду.
— Пап, гляди, я твой топор нашла!
Том взял топор в руки.
— Что ж, пригодится.
— Погоди, там еще что-то есть. — Девочка вытащила из глинистой жижи несколько ложек.
— Пойду принесу воды да займусь уборкой, — сказала Мэй. — Что без толку стоять, все равно спать-то здесь, на этом полу придется.
И она пошла за водой.
— Это ж надо, плуг отыскался! — крикнул Том из-за дома и с гордостью притащил его к колонке. На плуге был пуд грязи. — Отмою и хоть сейчас паши.
— Как есть хочется, — сказала Салли.
— Подожди, ты же утром ела. — Мэй повернулась к мужу. — Что делать-то будем, Том?
Он, не отрываясь, смотрел на поля, залитые илом.
— Опять пойдешь к Берджесу?
— Видно, придется.
— Без него не выкрутимся?
— Вряд ли, — сказал Том. — Думаешь, мне охота с ним связываться? Бросил бы все к чертовой матери! Да только я ему уже восемь сотен задолжал. И теперь вот снова лошадь надо просить. Еду, семена, в общем, все. Если и дальше так пойдет, этот белый сожрет нас с потрохами.
— Видно, ничего не поделаешь, — согласилась жена.
— Убежать бы, только ведь поймают и посадят.
— Скажи спасибо, хоть сейчас на свободе.
Из кухни прибежала Салли:
— Папа, папа!
— Ну что тебе?
— Там до одной полки вода не дошла.
— Где это?
— Над плитой.
— Так она же пустая, доченька, — сказала Мэй.
— Нет, там что-то есть, — настаивала Салли.
— Ну хорошо, пойдем посмотрим.
На полке лежала совершенно сухая коробка спичек и рядом — полпачки табаку. Том чиркнул спичкой о комбинезон, зажег и бросил ее, только когда стало жечь пальцы.
— Слышь, Мэй!
— Чего?
— Табак, говорю, нашел. И спички.
Мэй недоверчиво поглядела на него.
— Повезло!
Большими, грубыми пальцами Том стал скручивать цигарку. Мэй вымыла плиту, собрала хворост, щепки и затопила. Повалил дым, стало щипать глаза. Мэй поставила кипятить воду и вышла в комнату. Уже смеркалось. Они развязали узлы, достали керосиновую лампу, зажгли. Жалобно замычала корова, зазвенел колокольчик у нее на шее.
— Голодная целый день, — сказала Мэй.
— Пойду-ка я, пожалуй, к Берджесу.
Они вышли на крыльцо.
— Поторапливайся, Том, а то совсем стемнеет.
Ветер стих. На востоке загорелись звезды.
— Ну так что, пойдешь?
— Надо идти.
— Мам, я есть хочу, — снова сказала Салли.
— Обожди немного, доченька, скоро мама тебя накормит.
Том бросил окурок и вздохнул.
— Никак, едет кто.
— Сам мистер Берджес.
У дома остановилась забрызганная грязью двуколка. Лошадь тоже с ног до головы была в грязи. Мистер Берджес наклонился и сплюнул.
— Вернулись, значит?
— Да, сэр.