Приют одинокого слона

- А что? - удивился Генка.

- Останови. Меня укачало.

Он выбрался из машины, отошел на два шага и встал, глядя на темнеющий за полем лес.

- Ты заметила, - Лида повернулась к Оксане и зашептала по-заговорщицки, - Максик очень болезненно реагирует на все, что связано с голубизной. Тебе не кажется это странным?

- Заткнись, ты, корова! - рявкнула на нее Лора.

- А я не с тобой разговариваю.

- Перестаньте, девчонки, - попыталась остановить их Оксана, но перепалка разгорелась не на шутку.

Генка смотрел на них с выражением доброго дедушки, почти что Санта Клауса.

- Миша, угомони свою кобру, пожалуйста, - обратилась к нему Лора. - Она, когда орет, плюется. Глянь, всю заплевала. Нет, Лидуня, ты даже не кобра. Есть, говорят, такая змея особая, которая ядом плюется, аж на несколько метров. Или это все-таки кобра плюется?

В это время вернулся Макс, и все замолчали. Он сел не на свое место рядом с Лорой, а сзади, где лежали не поместившиеся в багажник сумки.

- Полегчало? - с желейно-мармеладной интонацией спросил Генка, трогаясь с места.

- Слушай, сделай одолжение, помолчи. Голова разламывается.

- Промедольчику не желаете?

- Ты... - задохнулся от бешенства Макс.

- Не возьму никак я в толк, от чего взбесился волк.

- Да заткнитесь вы оба! - не выдержал Миша. - Все заткнитесь!

Дорога впереди стала скользкой, и Генка все же замолчал, вынужденный быть осторожнее. Правда, иногда он так рискованно шел на обгон, что они только ахали. Вадим подумал, что он делает это нарочно.

Все время держит нас в напряжении, думал он. Ему нужен этот постоянный выхлоп эмоций. Нужно, чтобы мы постоянно раздражались, нервничали, злились. Чтобы мы ругались друг с другом. Но зачем?

Зачем? Этот вопрос преследовал его - постоянно, неотступно. «Ты никогда не делал зло ради... зла?» - вспомнил он. Но так не бывает! Это добро можно делать ради добра, а для зла всегда есть причина.

Горы показались как-то внезапно, вдруг. Надвинулись, заслонили небо. Блеклое солнце, которое всю дорогу словно играло с ними в прятки, потерялось окончательно. Здесь был снег - очень много снега. Дорога стала уже, она виляла и петляла, то поднималась, то спускалась. Иногда они ехали вдоль реки - узкой, но стремительной, странно зеленой.

В маленьком городке, похожем на рождественскую открытку, остановились.

- Извольте, Шпиндлерув Млин. - Генка развел руками, словно показывал им свою вотчину. - Я холодильник затарил, но все равно надо много чего купить. Если вдруг прогноз погоды сбудется, нас может на несколько дней отрезать от цивилизации. Не хотелось бы вводить вас в соблазн каннибализма.

Они зашли в небольшой, тесный магазинчик самообслуживания, где протиснуться между полками можно было только по одному. За кассой дремала пожилая благообразная пани с высокой подсиненной прической. Пахло в магазине... У Вадима томительно-сладко защипало в носу. Какой-то давно забытый, неуловимый запах - пряности, ваниль, кофе, конфеты, что-то еще... Такого запаха просто нет в повседневности, он где-то в другом измерении.

Накидав в допотопные проволочные корзинки с красными пластиковыми ручками всякой всячины, они подошли к кассе. Генка расплатился, завел с пани кассиршей какой-то учтивый неспешный разговор. Вадим снова подумал, что все это нереально: этот сказочный городок с узенькими заснеженными улочками, эти горы до самого неба. Нереальны они сами - все семеро.

Еще с полчаса они ехали по узкому горному серпантину. Навстречу не попалось ни одной машины. Полное безлюдье.

- Здесь что, вообще никто не живет? - подавленная этим снежным безмолвием, испуганно спросила Лида.

- Ну почему же. Здесь живу я. И пара-тройка таких же одиноких слонов.

- Почему слонов? Может, волков?

- Ну, другие, может, и волки, а вот я - одинокий слон. Когда слону плохо, он уходит из стада и живет один. Пока не умрет.

- Фу, какие глупости! - достаточно лицемерно скривилась Лида.

Дорога, а точнее, полузанесенная тропа, сделала широкий поворот. Они проехали по мостику, перекинутому через небольшой ручеек, и оказались у кладбищенского вида оградки из чугунных прутьев.