Приют одинокого слона

- Они что, носки на завтрак сварили? - скорчила рожу Лида, войдя в столовую-ресторан. - Что за гадость?

Пахло действительно не лучшим образом.

- Ну и мерзкая же у них кухня! - продолжала разоряться она. - Кнедлики эти фиговы, капуста тухлая. А этот, как его, ну, блин картофельный! Брамборак!

- Да заткнись ты! - прошипел Миша, который шел сзади.

Лида затравленно оглянулась и замолчала. Села за стол и уткнулась в меню. На корявом английском попросила у подошедшей официантки омлет, булочку и кофе.

Миша, как и накануне, сел за другой стол.

- Слушай, ты чего так с ней? - вполголоса спросил, устраиваясь с ним рядом, Макс.

- А как с ней прикажешь? - исподлобья посмотрел на него Миша. - Тварь. Скукота ей, видите ли, со мной.

- Разведешься?

- А ты думал!

- А если это неправда? - осторожно предположил Макс.

- А про тебя правда?

Макс нахмурился и замолчал.

Мишка был прав. На все сто. С чего бы Генке выдумывать. Странно, но после того, как его постыдная тайна стала известна всем, ему стало как-то все равно. И абсолютно все равно, что же будет дальше.

Полицейские эти, похожие на персонажей занудного социалистического детектива. Консульский клерк, строящий из себя эдакого Коломбо. Гостиница - натуральный дом колхозника, слегка облагороженный заграницей. Показалось вдруг, что ничего уже больше не будет. Что уже ничего нет. Ни России, ни Питера, ни... Лоры?

Спазм, как всхлип, перехватил горло. Прошло всего-то двое суток, как ее нет, а он словно уже смирился с этим. Как будто давно ждал этого. Как будто... хотел этого.

Нет, не надо об этом.

Он положил на половинку круглой булочки с тмином тонюсенький, как бумага, прямо просвечивающий кусочек кровяной колбасы. Красно-лиловые прожилки неприятно напомнили Лорино предплечье, когда она сидела и задумчиво разглядывала его: куда бы еще уколоть?..

Макс понял, что не сможет проглотить ни куска. Запоздалая реакция? Он залпом допил остывший кофе, встал из-за стола и вышел. Куда пойти, куда податься? Сидеть в комнате в компании Мишки и Вадима? Или вон в том кресле в холле - как старушка на лавочке, ожидая, не пройдет ли мимо хоть кто-нибудь, дабы осмотреть его с ног до головы, от нечего делать?

Да, ему было все равно, что будет дальше. Но выносить себя - как и остальных - он больше просто не мог. Физически не мог.

Что-то непонятное крикнул ему вслед портье, звякнул колокольчик на входной двери. Сочно и влажно хрустел под ногами снег. Искрилось в сосульках, плача от радости, солнце.

Взвизгнули тормоза - совсем рядом. Надо же, в такой деревне - и чуть не попасть под машину. Приступ судорожного хохота пробежал по всему телу, скрутил внутренности.

Это что, ругательства? Смешные какие-то. Вот что-то знакомое. «Круце писек!» Так Генка говорил. Так и не додумался спросить, что это значит. Попов, наверно, знает. Да не все ли равно?!

- Ты зачем остановился, мужик? - Макс с силой стукнул кулаком по капоту, даже не соображая, что говорит по-русски и что водитель вряд ли его понимает. - Ты зачем затормозил? Ехал бы себе и ехал. И я вместе с тобой. Макс уехал на машине, весь размазанный по шине. Нет, пожалел. Остановился! Добрый, мать твою, скажите, пожалуйста! Эх, мужик, мужик!..

Он повернулся и пошел дальше по улице, глядя себе под ноги. Пожилой краснолицый чех в зеленой фетровой шляпе покачал головой, сплюнул, сел в машину и поехал себе.

Вот бы глоточек! Все равно чего - водки, коньяка, виски. Чтобы обожгло, чтобы мир жарко качнулся, расплылся на мгновенье и снова придвинулся вплотную во всей своей непостижимой яркости. В последний раз...

Макс стоял на мосту и смотрел на зеленую пузырчатую воду. На белые гривы перекатов, на матовое стекло заводи у горбатого серого камня. Шевельнулся неловко, столкнул ногой вниз целый сугроб - и он поплыл, не тая. Мерный шум воды завораживал. Она тянула к себе, как тянет высота, как тянет блестящий нож электромясорубки: эй, рискни, попробуй, сунь палец, посмотри, что будет...

Не об этом ли говорила Лорка? Это ли испытывала, когда висела над оврагом, цепляясь за камень?

Об этом ли писал в своем дневнике Генка?

...Он сидел, покачиваясь на стуле, грыз ручку. Самую обыкновенную допотопную ручку - чернильную, с пипеткой. Такою Макс писал то ли в третьем, то ли в четвертом классе. На спине Одинокого Слона красовался носовой платок, испачканный чернилами и кровью. Увидев Макса, Генка демонстративно спрятал тетрадь в зеленой обложке под какие-то бумаги.

- What can I do for you1? - насмешливо улыбнулся он.

- Мне нужна кассета.

- Нужна?! Скажите пожалуйста! А пивца холодного?

- Залей его себе в зад. Отдай кассету, или...