Страница 99 из 101
Ларс смотрит на них обоих чуть отстраненно.
Л а р с (потом светлея юношеской улыбкой). Или вы… все-таки сумасшедшие? Или…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Пока — первое!
Л а р с. Мать? А ты… что скажешь?
Я к у н и н а. Ну, если ты все понял… (Нетерпеливо.) Я не понимаю тогда… твоих вопросов?
Л а р с (смотрит на мать, переводит взгляд на деда). Когда же ты успел? Дед…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Сними шарф!
Тот снимает.
Да, след тот… Уздечки!
Л а р с (искренно). Какой уздечки? (Кричит.) При чем тут уздечка? А? На кого уздечка? На меня, что ли?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (вздохнув). Пусть решает… она! Все-таки — мать!
Я к у н и н а (тихо, почти не в себе). Решает в конце концов… сам человек!
Л а р с. Вы — обо мне? Я так понял? Понял!
Все молчат.
Что я должен решить? (Пауза.) Ну, подскажите… Мама!
Появляется Г е д р о й ц. Он, кажется, все уже понимает.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Вот кто доставит меня… Нет! Не в бункер! А на балкон! Я хочу видеть людей! Город! Жизнь… И шампанское — тоже на балкон! Я буду пить! На глазах всего изумленного города!
Л а р с. Я сейчас принесу!
Я к у н и н а. Останься!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (уже на ходу). Ах, какие нежности! Как все о себе стали заботиться! Как беречь себя… Просто какие-то… жеманницы!
Я к у н и н а (в сердцах). Что вы несете?!
Г е д р о й ц (с намеком Ларсу). Если бы ваша мать могла бы это сделать сама… не было бы вообще вопроса!
Л а р с (искренно). Какого вопроса?
Старик неожиданно крестит их обоих и дает знак Гедройцу: «Вези!» Гедройц увозит старика на балкон. Потом возвращается за шампанским и фужерами… Уносит их на большом серебряном подносе. Старик там, на балконе, веселится, читает стихи… Ларс в гостиной сидит в оцепенелости. Якунина смотрит на него с непередаваемой нежностью.
Мама… А зачем ты вообще родила меня?
Я к у н и н а (сдержалась). Не помню.
Л а р с. Чтобы укрепиться в якунинской семье?
Я к у н и н а. Это не вопрос.
Л а р с. Да! Это — догадка… А если бы меня вообще не было на этом свете? Тебе стало бы легче? Или было бы легче?
Я к у н и н а. Такие вопросы… (Сдержалась.) Матери не задают!
Л а р с. А какие вопросы… В этом доме! Задают матерям?!
Я к у н и н а. Ты есть! И это — факт! (Отвернулась.)
Л а р с (тихо). Я — значит… «факт»! И это говорит мне моя… Да! Не слишком счастливая мама?! Значит! Это не просто… (Как-то нелепо машет руками, словно пытается понять причину всего происходящего.) Дед? Он что… прощался? С нами? Или только со мной?
Я к у н и н а. Ты… ближе всех! Был… Нет! И теперь — к отцу…
Л а р с. Но что-то изменилось!..
Я к у н и н а (стремительно). Ты чист теперь… Чист, как ангел. Как посланец! Как ненародившееся дитя!
Л а р с (скривился в усмешке понимания). Как ангел! (Молчит.) Не мучь себя… мать! И не горбись! Ты только что была прекрасной, светящейся женщиной. Перед такими… можно только падать на колени. (Чуть нервно.) И голос у тебя был другой.
Я к у н и н а (тихо). Чей?
Л а р с. Его… (Тихо.) Отца!
Я к у н и н а. Не-е-ет… (Смеется.) Это просто он тебе послышался! Он звучал в тебе… мой мальчик!
Хочет взять его руку, но Ларс вырывает ее и быстро идет к двери в «бункер». Перед тем как войти туда, он вдруг выкрикивает…
Л а р с. «Ты — женщина! Ты — бабочка большая!» (Почти смеется.) Похоже?
Якунина не в силах ответить, а Ларс уже захлопнул за собой дверь. Мать сидит словно окаменевшая, чуть-чуть раскачивается в такт звучащей в ее душе музыке. И неожиданно из ее груди — чуть слышно, а потом все отчетливее, все явственнее — звучат голос и слова Глеба: «Ты — моя любимая женщина! Только ты проникаешь в мои мысли, даже в мои сны… Ты — женщина… Ты — бабочка большая!»
Словно помраченная, Якунина бросается к дверям «бункера», бьет кулаками по недвижной махине… А из ее груди рвется и рвется что-то бессвязное — словно другое существо прорывается сквозь нее!
Г е д р о й ц быстро ввозит с т а р и к а.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Назад! Прекрати! Не мешай ему! У него все будет в порядке!
Я к у н и н а (упала в кресло). Вы же сами говорили… Говорили?
Г е д р о й ц. Ну а кто думает сейчас, что это не опасно? Он? Я? Конечно — это непредсказуемо. Для нас, кстати, тоже…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (весь внимание). Ларс тоже сказал это — «непредсказуемо»!
Я к у н и н а. Я сейчас отключу напряжение… Я взорву эту дверь! (Неожиданно.) Чему вы так радуетесь?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Бог услышал меня — мой внук встает на мой путь! На путь отца — Глебушки!
Я к у н и н а (не сразу). А как со мной? Зачем тогда все это было со мной?! (Настойчивее, вскочив с кресла.) Вы же сами говорили — «спаси мать — спасешь всю семью»?
Г е д р о й ц. Вас и воскресили! Чтобы Ларс… решился.
Я к у н и н а. Он — сам? Сам должен вернуть отца? (Смеется.) А на мне, значит… провели репетицию? Малый опыт?
Г е д р о й ц (торжественно). Я шестьдесят один год при науке! Дочери мои устроены… Жену я похоронил три года назад. (Замялся.) А внуки… Они еще так малы, что вряд ли будут скучать по деду! (Значительно.) Вы меня слышите, Ольга Артемьевна? Вы меня поняли?
Я к у н и н а (про себя). Я сейчас… словно на электрическом стуле!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (взрываясь). Да пойми ты… женщина! Ты можешь только родить человека! А возродить?! Никогда!
Я к у н и н а. Боже! Как же вы меня не любите, Дмитрий Михайлович! Не любили сына! Не любите Ларса! Вы только любите…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. А за что их любить? Что они ничего! Ничего! Из моих же мыслей — не довели до конца! До ума… До результата! Мои дети, внуки! Вы! А я из-за этого должен жить… чуть ли не до ста лет! И нянькаться с ними, с вами?! Или еще лучше — просить: «Пожалуйста, помогите старику!» (На Гедройца.) Вот — единственный помощник! (Поднял трубку.) Ларс! Арсюша… (Нежно.) Мальчик мой…
Л а р с (по селектору). Так… Дед! В гостиной оставайся один ты! Все пошло… Только уже по моему пути! По моей воле!
Я к у н и н а. Прекрати! Ты слышишь меня? Ты погибнешь!
Л а р с. Я повторяю — установка работает… Но я не перехожу к последующей фазе, которую не знает никто! Ни дед…
Входит Я н к о, она слышала конец разговора.
Я н к о. Арсений! Я прошу…
Л а р с. Вы еще при чем?
Я н к о. Дмитрия Михайловича… кажется, надо госпитализировать! (Берет старика за руку.)
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Отойдите! Отпустите мою руку…
Л а р с (смеется). Хитрости небось! Сейчас уже поздно!
Я н к о (серьезно). На твоей совести, Арсений… может быть, жизнь деда!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Глупости! На его совести? Всё! Всё на моей совести! (В селектор.) Правильно, Ларс?
Л а р с (в делах). Трудно возражать.
Я к у н и н а. Я никуда не отойду от Дмитрия Михайловича!
Я н к о (кричит). Но вы что? Слепые? Просто посмотрите на него…