Страница 15 из 101
М а р и н а (улыбнулась). Ну а ты-то откуда все это знаешь?
С е н я (несколько нервно). Ты же сама говоришь, что я — несколько отвлеченное знание. И начерно, еще немного опыта. Собственного.
М а р и н а. Не знаю, не знаю…
С е н я. А ты действительно многого не знаешь. Не знаешь, например, и того, что есть и следующий этап. Кстати, очень редкий. И совершенно необязательный. Даже иногда странный. Что можно действительно полюбить человека. Чуточку подвинуться в собственной душе и дать на этой скамейке место другому. (Пауза.) Я думаю, для того чтобы тебе это понять, нужно несколько лет. А не всякий захочет ждать этого.
М а р и н а. А ты?
С е н я. Обо мне речи нет. Я предлагаю тебе не любовь, потому что ты меня никогда не любила. Я тебе предлагаю ясность… пусть даже неопределенную. И еще… заботу о тебе.
М а р и н а (тихо). Ты — добрый мальчик.
С е н я. Проще. Я немного того… И поэтому мне легче поступиться собой. Я скорее нервный наблюдатель, чем…
М а р и н а. Прекрати. Я терпеть не могу, когда ты распускаешься.
С е н я. Пардон.
М а р и н а (после паузы). Но почему на свете не может быть все просто, ясно и хорошо? Я ведь в сущности добрая, терпеливая и не очень глупая баба.
С е н я (шутливо). Поверь мне, что ты ошибаешься. А потом, действительно, на свете не может быть ничего ясного, простого и хорошего. Все вместе это и есть счастье. А оно бывает только как склейка между двумя несчастьями или, вернее, обыденностью. А ты так активно поверила, что счастье — нормальность, что, по-моему, ты становишься просто опасной.
М а р и н а. А ну тебя.
С е н я. Правильно. Ну меня…
М а р и н а. С тобой поговоришь, только…
С е н я (неожиданно). Зачем же ты тогда пришла? А то лучше я пойду к гостям.
М а р и н а. Иди.
С е н я (встал, остановился). Ты что, ушла от него?
М а р и н а. Наконец-то догадался.
С е н я. Ты знаешь, если бы это был не я, то дал бы тебе по морде.
М а р и н а (вдруг закрыла лицо). Ты что думаешь, я ничего не понимаю?.. Что надо встать, идти домой, обратно, и жить, жить, жить… Ты этого никогда не поймешь.
С е н я. Не пойму. Наверно…
М а р и н а. Иди, иди туда. Я просто посижу здесь. И пойду. Мне что-то неважно.
С е н я. Тебе что-нибудь дать?
М а р и н а. Нет, подожди. (Взяла его руку.) Я поняла, что меня сейчас гонит от него — желание отгородиться. Спастись. (Задумалась.) Это обидно, что я так думаю о нем. Обидно.
Сеня стоит молча.
Ну ладно, ты иди, я посижу.
С е н я (пошел, снова остановился). Ты вот над чем подумай. Любовь — это, наверно, высшая степень эгоизма по отношению ко всем. А особенно к человеку, которого любишь. Глухая, тяжелая, средневековая стена эгоизма растет в нас одновременно с нашей любовью.
М а р и н а. Прекрати.
С е н я (смятенно). Ты извини, я не знаю, что я сегодня…
М а р и н а. Я же к тебе хорошо отношусь.
С е н я. Знаю.
М а р и н а. Хочешь, я тебя поцелую?
С е н я. Не важно, не надо.
М а р и н а. Что-то ты сегодня очень серьезный. Это мне надо быть серьезной.
С е н я. Серьезным надо быть всем.
М а р и н а. Я понимаю, что тебе нехорошо. Но ты сам где-то виноват. Ты меня прости, но надо быть смелее, решительнее. Завоевывать надо.
С е н я. Что завоевывать? Что ты говоришь, моя маленькая. Это же чушь для шестиклассников. Есть простые нормальные ножницы между тем, что ты понимаешь, и тем, что ты можешь. А для решительности, извини, нужна достаточная мера глупости или… безрассудства. А потом…
М а р и н а. Что потом?
С е н я. А потом вот что… Для того чтобы сделать чудо, нужно знать, что ты спасешь того, кто тебя любит. Очень твердо, намертво знать, что тебя любят. А если этого нет, то делают это только гении, которых любит природа. Раньше говорили — бог. Гении это твердо знают. А у меня, кажется, нет ни того ни другого.
М а р и н а. А Максим?
С е н я (ему неприятен этот вопрос). Я еще не разобрался.
М а р и н а (улыбнулась). Он может только умереть, но разлюбить… Это невозможно. Он любит, любит. Поверь, сразу, с той первой же идиотской вечеринки. Он-то меня любит, а вот я…
С е н я. А ты в этом уверена?
М а р и н а (настороженно). Зачем ты это сказал? От злости?
С е н я. А разве я выгляжу злым человеком?
М а р и н а. Что ты там говорил — чудо… Глупость какая-то. Ох, Сеня, Сеня, ты все-таки по-своему дурак…
С е н я. Кстати, как у него дела?
М а р и н а. Не знаю. Кажется, нормально.
С е н я. Ну так я пойду. Свои предложения к тебе я, естественно, снимаю с повестки дня.
М а р и н а. Подожди. (Подошла, обняла его.) Не сердись, Сенечка. Ну, посмотри на меня. Я ведь действительно…
С е н я. Ну ладно, ладно…
М а р и н а (положила ему голову на плечо). А я все от вас всех скрыла. Может быть, я самый счастливый человек. Самый… Это почти нелепо.
С е н я. Если счастливый, так радуйся.
М а р и н а. А я и радуюсь. Разве ты не заметил?
С е н я. Заметил.
М а р и н а. Ну что ты… ну, прекрати. Тебе-то что расстраиваться. Я всегда думала, что ты самый сильный человек, которого я знаю. А ты сегодня что-то расклеился.
С е н я. Бывает. А потом — это же не мой самый счастливый день.
М а р и н а (растерянно). Ну что сказать тебе?.. Что ты самый умный, самый добрый, самый великодушный… Так это ты сам знаешь.
С е н я (упрямо). Не знаю.
М а р и н а. Что с тобой? Ну-ка, поверни лицо.
С е н я. Лучше не… Ну хорошо, вот и я.
М а р и н а. Улыбнись.
С е н я (мрачно). Улыбаюсь.
М а р и н а (помрачнела, села снова). Очевидно, мне очень долго не захочется тебя видеть.
С е н я. Я думаю, что тебе это удастся.
М а р и н а. Это верно. Почему-то именно тебе мне хочется сказать первому. У меня будет ребенок. Я уже вчера это знала.
С е н я (через силу). Надеюсь, на этот раз не от меня?
М а р и н а. Сволочь! (Дает ему пощечину.)
С е н я. Теперь иди.
М а р и н а (заплакала). Мерзавец! Скотина…
С е н я. Не останавливайся. Есть еще много подобающих для минуты слов.
М а р и н а. Я думала, мне будет трудно это забыть.
С е н я. Мне тоже. Кажется, кто-то стучится.
М а р и н а. Подожди. Не пускай никого…
С е н я. Не пускать к себе людей — это не в моих правилах.
Затемнение. Снова начинает звучать негромкая размеренная музыка. Надо заметить, что в течение спектакля из разных музыкальных тем, из разных ритмов музыка постепенно унифицирует в одну тему, в один неторопливый ритм. И именно эта музыка должна преобладать во второй части спектакля и в финале. Она серьезная, неторопливая и даже в каких-то местах однообразная.
На сцене снова М а к с и м и М а р и н а через несколько лет. Они двигаются неторопливо, переставляют мебель в порядок, который был на даче. Марина надевает теплую куртку. Максим очки и пиджак. Можно поверить, что прошло пять лет.
М а к с и м. Через два дня после этого разговора Сеня попал под электричку. Очевидно, несчастный случай.
М а р и н а. Я знаю. (Пауза.) Теперь тебе уже поздно ехать домой. Останешься?
М а к с и м. Марина, сядь ко мне. Ну не надо, не грусти. Хочешь, я буду кривляться и развеселю тебя? (Воодушевляется, но по-прежнему весь напряжен.) Всякие физиономии буду делать. Такая и вот такая… (В течение сравнительно долгого времени строит физиономии, страшные и смешные, оттопыривая уши и водя глазами к переносице, высовывая язык и закатывая глаза. Становится похож то на обезьяну, то на дебила, на громилу и на хорька. Делает физиономии сосредоточенно и талантливо.)