Страница 7 из 13
Война, как предполагалось, объединит страну для решения важнейших задач защиты государственности, не даст возможность аннулировать результаты трехсотлетней истории Российской империи. Но война только усилила глубокий внутренний раскол в обществе.
Россия держалась достойно, но, к сожалению, испытание войной не выдержала. Пророческой оказалась мысль о смертельной опасности для России военных действий, изложенная в записке министра П. Н. Дурново государю перед началом этой трагедии[38]. П. Н. Дурново буквально предсказал последствия войны[39] (некоторые его предсказания сбылись в конце XX в.). Против войны высказывались известные люди того времени. Достаточно назвать двух российских государственных деятелей, которым судьба России была небезразлична, – П. А. Столыпина и С. Ю. Витте. «Россия первая очутится под колесом истории, – предвидел С. Ю. Витте. – Она расплатится своей территорией за эту войну. Она станет ареною чужеземного нашествия и внутренней братоубийственной войны… Россия не может и не должна воевать»[40].
Царское правительство прекрасно понимало, что Россия не готова к войне. Предпринимались титанические усилия, чтобы не втянуть Россию в нее. Для решительного столкновения с Германией и Австро-Венгрией необходима была отсрочка хотя бы до 1916–1917 гг., когда ожидалось выполнение программ по усилению армии и флота, разработанных в 1913 г. Но надежды на разработанные генштабом планы быстрого разрешения конфликта с Германией, давление со стороны западных союзников, уступка представителям «партии войны» из военно-промышленных кругов и, главное, геополитические интересы России, невозможность потерять прибалтийские приобретения Петра I, а на юге – черноморские владения до Крыма, – все названное заставило Николая II принять непростое решение о вступлении в войну. Это не было бездумным самопожертвованием. Россия защищала себя, свои национальные интересы.
Большинство политических сил поддержало войну и включилось в патриотическую пропаганду. Многие рассматривали войну со стороны России как оборонительную и справедливую, видя в ней реальную угрозу целостности и культурной самобытности, надеясь, что с уничтожением германского милитаризма с войнами будет навсегда покончено, т. е. фактически разделяли взгляды международного сообщества. Член ЦК кадетской партии профессор Н. А. Гредескул уже в первые месяцы войны писал, что «вся нынешняя война есть война за мир и притом вынужденная презрением к миру германских насильников»[41].
Либеральная интеллигенция в своих публикациях и в устных выступлениях пыталась придать «идейный» смысл войне, обосновать ее необходимость. Как позднее вспоминал П. Н. Милюков, «даже приемля войну, они считали необходимым оправдать ее в более возвышенном смысле и искали компромисс между пацифистскими убеждениями и печальной действительностью. В этих попытках примирить оправдание массового убийства с голосом человеческой совести нельзя было не принять основной идеи»[42].
Публикаций, посвященных непосредственно целям войны, было значительно меньше. Они появлялись на страницах газет «Утро России», «Речь», «Биржевые ведомости», в других изданиях. В них разъяснялась необходимость для России укрепления стратегических позиций, усиления политического и экономического лозунга и защиты малых народов. Дальнейший экономический и культурный прогресс России рассматривался большинством только через успешное завершение войны, поэтому лозунг «Война до победного конца!» получил поддержку большинства.
Патриотический подъем был бесспорен. Не случайно вначале эту войну называли «Второй отечественной». Через месяц после начала войны прокатная фирма «Фильмотека» выпустила фильм «Священная война». Одновременно русские литераторы организовали специальный выпуск «Библиотеки Великой войны», в которую вошли работы известных авторов[43].
В крупных городах отмечалось огромное количество манифестаций и шествий в поддержку войны. Проходили молебны о победе над врагом и за здравие призванных на фронт. Тысячами копий тиражировались лубочные картинки и патриотические плакаты, высмеивавшие немцев. Отмечались немецкие погромы. На волне антигерманских настроений Санкт-Петербург был переименован в Петроград. Многие записывались на военную службу или шли на завод делать снаряды. Призывные пункты были переполнены. Добровольцами на войну уходили юноши из аристократических семей. Например, граф А. А. Бобринский, будучи студентом историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, в 1914 г. оставил учебу и ушел на фронт[44]. Среди добровольцев были В. В. Вересаев, С. Черный, Б. В. Савинков и др. «Мы обязаны одолеть врага, – отмечал Ф. К. Сологуб. – Это наш долг перед человечеством, так как мы боремся за его свободу»[45].
Многие девушки работали в госпиталях и санитарных поездах. Пример подавала императрица Александра Федоровна и ее старшие дочери Ольга и Татьяна, проводившие многие часы в госпиталях, помогая раненым и тем самым соединяя себя со страданиями России.
Солдаты писали родным с фронта письма, в которых одновременно с обсуждением домашних событий речь шла о готовности сражаться до последнего и умереть за веру и Отчизну, при этом забывались и тяготы военной службы, и нехватка провизии, и тяжелые условия, в которых проходили боевые действия.
С началом войны, казалось, были забыты старые обиды и распри, исчезали разногласия между социальными группами, между властью и обществом. Оппозиция царского правительства, от князя Г. Е. Львова до А. Ф. Керенского и Г. Ф. Плеханова, провозгласила свое примирение с царизмом. Так, в воззвании кадетского ЦК, опубликованного в «Русских ведомостях», указывалось: «Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства… прямой долг – сохранить нашу Родину единой… и не разделенной и удержать за ней то положение в ряду мировых держав, которое оспаривается у нас врагами. Отложим же внутренние споры, не дадим ни малейшего повода надеяться на разделяющие нас разногласия и будем твердо помнить, что теперь первая и единственная задача наша поддержать борцов верой в правоту нашего дела, спокойной бодростью и надеждой на успех нашего оружия»[46].
Избранная тактика по отношению к царскому правительству базировалась на уверенности, что война продлится недолго, не более девяти месяцев. Прогнозы прессы были оптимистичны; писалось о высоком качестве русских орудий и боеспособности войск, о стабильном финансовом положении державы, о поддержке союзников – все это вселяло надежду на быструю победу. «Хотя война воспринималась крайне абстрактно, – писал В. Б. Станкевич, – как арифметическая задача, как техническая проблема, но все же оптимистические цифры и факты невольно будили какие-то гордые ощущения силы коллектива, невольно рождали мысль: а что, если бы эту силу опустить на голову зазнавшемуся пруссачеству?»[47]. О возможных последствиях конфликта в официальной пропаганде речь не шла. «Конечно, – отмечал В. Набоков, – никто из политических деятелей не отдавал и не мог себе отдавать отчет в том, во что Европу превратит война и что она сделает с Россией. И прежде всего, ни один человек на свете не поверил бы, если бы ему сказали в 1914 г., что тогдашние тринадцатилетние дети окажутся участниками войны, что через четыре года она будет в полном разгаре и что к этому времени будет мало надежды на сколько-нибудь близкий ее конец»[48]. Вместо быстрой и скорой победы до Рождественских праздников 1914 г. реальностью стала тяжелая кровопролитная война.
38
Записка Дурново // Красная новь. 1922. № 6.
39
Ганелин Р. Ш., Флоринский М. Ф. Российская государственность и Первая мировая война // Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению: сб. статей. М., 1997. с. 7–8.
40
Троцкий И. С. Ю. Витте и мировая война // Дни. 1924. 27 июля.
41
Биржевые ведомости. 1917. 28 сент.
42
Милюков П. Н. Воспоминания. М., 2001. с. 393.
43
Россия и Первая мировая война: Материалы международного научного коллоквиума. СПб., 1999. с. 75.
44
Жерихина Е. И. Усадьбы устья реки Мойки. СПб., 2011. с. 50.
45
Русские ведомости. 1915. 6 нояб.
46
Русские ведомости. 1914. 22 июля.
47
Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914–1919. М., 1994. с. 13.
48
Архив русской революции. Т. 1–2. М., 1991. с. 53.