Комендор

23:12. 8 марта 1989 года. Понедельник. Черное море. Ракетный крейсер «Червона Украина»

— Ну как, Жень? Оклемался? — поинтересовался Тимур, глядя, как моя похмельная тушка выбирается из люка.

— Ага. Спасибо. — Я с благодарностью принял от него термос. Нет, хорошо все-таки иметь в земляках коков. Где бы я еще надыбал томатного сока с солью и льдом на пароходе?

— Да не за что. — Тимка покачал головой, глядя, как я с жадностью пью кроваво-красную жидкость, после чего протянул мне упаковку каких-то таблеток. — Держи, аспирин. Начмед передал. Сказал выпить сразу четыре штуки, хорошо разжевав. Мол, от спиртового похмела самый тот способ, томатный сок и аспирин.

— Угу, — пробормотал я, делая как сказали. Разжевав таблетки и запив их соком, я уселся на жестком сиденье и уставился в открытый боковой люк.

Штормило не сказать, чтобы очень круто, но достаточно серьезно. Порой на полубак захлестывали волны, а это приличное волнение. Баллов шесть есть, точно.

— Будешь? — Тимка вытащил из противогазной сумки пару пшеничных сухарей и плавленый сырок.

— Давай. — Я принял от него здоровенный, на всю ширину буханки, отменно высушенный сухарь и половинку сырка. Надо пожевать, а то та банка тушенки и пара таких же сухарей были единственной моей жратвой за эти сутки. — Бр-р, прохладно.

Нагнувшись, я взял свой бушлат и накинул его. Поверх бушлата улегся спасжилет, как уже сделал Тимка. Пилотку я сунул на плечо под бушлат, а на голову надел танкошлем. Ну да, такие у нас в башне лежат, положено по штатному расписанию, потому нас «танкистами» и прозвали.

Размазав сырок по сухарям и присыпав его смесью соли и перца, мы с Тимкой долго и молча сидели в башне, потихоньку точа нехитрую снедь. Вообще, я был здорово благодарен ребятам за их молчаливое сочувствие. И начальство не лезло особо, только убедились, что я жив-здоров и практически трезв. После чего оставили меня в покое.

— Что за?.. — Мы с Назаркуловым переглянулись, и выскочили наружу из-за сдавленного крика.

— Да твою ж мать!!! — выругался я, придерживаясь за верх барбета.

— Точно! — согласился Тимка и коротко выматерился по-узбекски.

Около борта, схватившись руками за леера, лежал давешний беглец. Уж не знаю, каким его лядом выпустили и что он делает на полубаке в такую штормягу, но то, что его сейчас за борт может смыть, так это к гадалке не ходи!

Корабль накренился, волна плеснула в скулу, обдав нас серьезными брызгами, из-за которых мы мгновенно промокли.

— Надо вытаскивать дурня. Смоет нахер. Тим, докладывай наверх, а я сейчас обвяжусь линем. Будешь потом меня страховать. Конец сбрось, он прямо под люком лежит. — Ну да, когда мы вязали снарядные ящики, сейчас глухо брякающие при кренах корабля, то я заныкал лучший их пропиленовых концов к себе в башню. Потом, когда будем сдавать боцману, всегда можно будет отмазаться.

Тимка полез наверх, скинув мне моток пропиленового шнура толщиной миллиметров двадцать, а сам коротко забубнил в микрофон.

Корабль засиял освещением, рявкнула аварийная тревога.

А я тем временем уже обвязался беседочным узлом и привязал второй конец линя к стойке барбета.

Крейсер снова нырнул, перекатив через бак нехилую порцию воды. Барбет выручил, отбив основную часть, только ящики хлопнули. Идиот из БЧ-5 болтался на леерах, как мокрая тряпка под ветром.

— Давай, только осторожно! — появившийся рядом Тимка перехватил у меня линь, перекинул его через плечо и уперся ногой в грибок вентиляции.

— Потравливай понемногу.

Я вышел из своего укрытия и ухватился за пачку ящиков. Ветер рвал мокрые брюки и полы бушлата, пытался сорвать шлемофон.

Вздохнув-выдохнув, я двумя прыжками оказался около лееров, чуть выше этого беглеца. Перехватывая по поручням, я спустился и ухватил молодого придурка под мышки, поднимая и помогая устоять на ногах.

— Держись за линь и топай к барбету! После следующей волны, ясно, а сейчас хватайся покрепче! — заорал я ему на ухо и вцепился в леера, так как на нас шел следующий вал.

Волна влепила в меня как хороший боксер, чуть даже приподняв, заставив захолонуть сердце. Да еще шлемофон сорвала и унесла куда-то. Но уже в следующую секунду я жестко брякнулся коленями об палубу. Карасина тоже устоял практически, даже лучше, чем я, его просто чуть двинуло по палубе.

— Давай, пошел! Тимка, обтягивай! — Я перекинул линь через стойку лееров и затянул петлю. Тимка с той сторону уперся, натянув линь, и мокрый как мышь боец, перебирая по пропилену руками, шустро перебрался за огородку барбета.

Корабль накренился, но волны пока не было, и я решился перебежать. Но не успел сделать и пары шагов, как вязки на ближайшей стопке снарядных ящиков лопнули, и мне в грудь прилетело торцом сорвавшегося ящика. Выбило дыхание и сорвало с палубы, я с удивлением увидел пролетающие подо мной леера, потом меня жестоко приложило о борт, когда обтянувшийся страховочный конец решил поиграть мною как кистенем. А потом что-то звонко лопнуло, и я хлопнулся вниз, в холодное мартовское море.

Упав, я было погрузился, но спасжилет меня потянул вверх, и я, выгребая руками и молотя ногами, выскочил на поверхность. Разлепив глаза, я увидел, как на удаляющемся крейсере полыхнули прожектора и заорала громкоговорящая связь.

— Человек за бортом! Аварийным партиям на верхнюю палубу!

На поверхности моря заиграли прожектора со всех кораблей эскадры, шаря лучами по поверхности. А я несколькими гребками добрался до плавающего рядом ящика, вполне возможно, и того самого, что выбил меня за борт, и уцепился в него.

Луч с какого-то корабля, ослепив меня, проскочил было мимо и тут же вернулся. С соседнего парохода меня так же осветили прожекторами, и я уже, качаясь на волнах и периодически сплевывая воду, ждал, когда спустят баркас, как яркая, видимая даже сквозь свет прожекторов, полоса разрезала небо, и чудовищная вспышка вышибла меня из сознания.

За десять минут до этого…

Старый исследовательский блок крутился вокруг этой планеты уже больше сотни местных лет, отслеживая развитие цивилизации на ней. Бесстрастные приборы сканировали, снимали, слушали и писали, писали, писали, отправляя каждые сто оборотов планеты вокруг своей оси отчеты на планету-метрополию. Не сказать, чтобы там уж так интересовались одной из многих тысяч планет с разумными, но порядок превыше всего.

Сложнее всего для искусственных интеллектов исследовательского блока прошли последние четыре десятка лет. Цивилизация аборигенов галопировала в открытиях и исследованиях, вышла в околопланетное пространство, начало осторожное изучение своей звездной системы, все активнее интересовалось Вселенной и ее устройством, развивая средства космического слежения.

И уж конечно, местные государства интересовались спутниковыми группировками друг друга. Так что системы маскировки съедали немалую часть вычислительных и энергетических мощностей блока.

Блок старел, часть силовых щитов просела от нескольких столкновений с крупными метеоритами. Очередное столкновение стало фатальным, блок потерял двигатели и сошел с орбиты, с каждым витком все ближе устремляясь к планете.

Интеллект-штурман уже после второго витка рассчитал место приземления блока. Точнее, место столкновения. Вероятность уцелеть у аппаратуры блока не превышала один процент, по расчетам бортинженерного ИИ.

Два интеллекта-исследователя на третьем витке дали точные данные о вероятной гибели разумных на прибрежных территориях, так как блок падал в небольшое море внутри самого крупного континента. А на завершающем витке дали стопроцентную вероятность гибели четырех тысяч ста восьмидесяти трех разумных одного вида, находящихся на пятнадцати искусственных объектах, и трехсот пятнадцати разумных двух видов, находящихся непосредственно в воде.

Эти данные были «переварены» главным ИИ блока, и тот, в соответствии с директивами метрополии об обязательном сохранении жизни разумных, распорядился перевести кинетическую энергию падения блока, оставшуюся энергию батарей и реакторов в пробой пространства и переброс разумных, находящихся в зоне падения в параллельный мир. Исследования этих миров не входили в обязанности главного искусственного интеллекта, но, как любопытное существо, он не мог пройти мимо такой темы, благо что блоки строились по одному стандарту, и аппаратура пробоя на всех блоках находилась. Другое дело, что пробой Мембраны требовал кратно больше энергии, чем просто межзвездные перемещения.