Страница 6 из 46
Является лакей. Настоящий: в полосатом жилете и при всем прочем. Его взгляд еще немного мутноват со сна, а так он совершенно безупречен.
Он меряет меня взглядом с высоты своего величия.
– Это вы желаете видеть месье?
– Я.
– Сейчас два часа ночи.
Я смотрю на часы и поправляю его:
– Два с четвертью. Будьте любезны предупредить его о моем приходе.
Эта уверенность производит на него впечатление.
– Хорошо. Прошу вас следовать за мной...
Я знакомлюсь с еще одним гигантским холлом. Его стены обтянуты замшей, на полу шкуры белых медведей, стоят статуи, редкие растения и висит картина Пикассо, на мой взгляд, подлинник.
Лакей указывает мне на банкетку, покрытую темно-синим бархатом.
– Присядьте, я разбужу месье.
И начинает подниматься по монументальной лестнице. Я жду, готовя аргументы для разговора. Если судить по осторожности слуги, Оливьери плохо спит и бывает зол сразу, как проснется.
Слуга возвращается быстро. Он очень удивлен.
– Месье нет в спальне, – говорит он.
– Он не вернулся?
– Он не уходил.
– Где он был, когда вы закончили работу?
– Моя жена (она горничная) и я ходили в кино, У нас сегодня выходной.
– Где был ваш хозяин, когда вы уходили в кино?
– В своем кабинете.
– А когда вы вернулись?
– Света нигде не было. Я решил, что он лег...
– Он мог выйти?
– Сторож нам бы сказал.
– Может, он заснул в кабинете?
Слуга с сомнением морщится, однако направляется к двустворчатой двери, находящейся в глубине холла.
Он тихо стучит, открывает, включает свет. Его неподвижность и молчание мне все говорят.
– Мертв? – спрашиваю я, подходя.
Оливьери лежит на ковре на боку, одну руку поджал под себя, другую вытянул. В его правой руке пистолет с перламутровой рукояткой. Я подхожу и платком осторожно беру оружие из его руки. Нюхаю ствол: из этого пистолета давно не стреляли. Я вынимаю магазин и констатирую, что он полон маслин, готовых к употреблению.
Кладу оружие на ковер и наклоняюсь над трупом. Месье Оливьери протянул ноги минимум три часа назад и сейчас холодный как лед. На виске у него синее пятно, а на шее явные следы удушения. На первый взгляд мне представляется, что преступление произошло следующим образом. Вечером к нему пришли поговорить двое. Они стали вести себя агрессивно и Оливьери велел им выметаться, угрожая своей пушкой. У одного из типов была дубинка, и он двинул хозяина по виску. А второй сжал промышленнику горло.
Лакей Альберт начинает приходить в себя.
– Вот это да, – бормочет он.
– Это его пистолет? – спрашиваю я, показывая на элегантный шпалер с перламутровой рукояткой.
Салонная игрушка. Как пресс-папье хороша, но если хочешь продырявить шкуру ближнему, то лучше взять автомат.
– Да, это его пистолет. Он лежал в нижнем ящике стола.
Я рассматриваю мертвеца. Это крепкий мужчина лет пятидесяти с седеющими висками. На нем домашняя куртка из красного атласа с черными лацканами. Напоминает форму дрессировщика, но все равно здорово.
– Месье Оливьери был женат?
– Нет, десять лет назад он развелся.
– Он жил один?
– Время от времени его дочь приезжает пожить здесь недельку.
– Любовницы?
– Думаю, были, но не здесь.
– Сходите за сторожем и его женой.
Альбер торопится. Оставшись один, я начинаю проводить обычные поиски, но занимаюсь этим безо всякой надежды. Что-то мне подсказывает, что я здесь ничего не найду. В бюваре нет ни единой бумажки. В ящиках несколько ничего не говорящих предметов. Наверняка его рабочий кабинет находится в другом месте, а здесь он проверяет счета своих слуг или читает биржевой курс.
Пепельницы пусты. В детективных романах полицейский обычно находит в них окурки. Так вот, в этот раз там ничего нет. На креслах и ковре тоже никаких следов. Оливьери задушили поясом его куртки. Толстая лента еще обмотана вокруг его шеи, как мерзкая змея.
А вот и Эктор со своей мадам, испуганные новостью.
– Ни к чему не прикасайтесь! – велю я.
Жена Эктора маленькая толстая старушка с грудью, как у голубя. На носу у нее сидит великолепная волосатая бородавка, и она плачет, издавая свист, как воздух, выходящий из проколотой шины.
– Пойдемте в холл, – решаю я и закрываю дверь.
Я смотрю на троицу, и от вида этих физиономий мне хочется заржать.
– Сколько здесь слуг?
– Четверо, – отвечает Альбер. – Не хватает только моей жены.
– Сходите за ней.
Он выходит.
– Вы кухарка? – спрашиваю я жену сторожа.
– Да.
– Я раньше был капралом жандармерии, – шепчет Эктор.
Зачем это? Чтобы дать мне справку о своем высоком моральном облике? Или показать, что мы вроде бы коллеги и, принимая во внимание обстоятельства...
– Вечером у месье Оливьери были гости, не так ли?
– Нет, никого не было, – уверяет дуэт.
– Но ведь не по телефону же его шлепнули!
Сторож упрямо мотает головой.
– Никто не звонил, никто не приходил. Или же он перелез через решетку, а вы заметили, какая она острая?
– Здесь есть второй вход?
– Черный.
– Где он?
– На задней стороне дома. Около кладовой.
– Когда Альбер и его жена вернулись из кино, через какую дверь они вошли?
– Через черный ход, естественно.
Возвращаются те, о ком мы говорим. Горничная белобрысая женщина с лицом, усыпанным веснушками. Ома прячет в складках ночной рубашки свои груди в форме капли масла.
– Это невозможно! Я не могу в это поверить, – говорит она. – Где он? Я хочу его увидеть!
– Момент! – перебиваю ее я.
Она спохватывается и здоровается со мной испуганным кивком.
– Вы вышли через черный ход, – говорю. – Вы закрыли за собой дверь?
– Естественно, – отвечает Альбер.
– А ключ?
– Ну...
Его конопатая половина поднимает руку, как школьница, собирающаяся попросить разрешения сходить в туалет.
– Да? – приглашаю я.
– Я хотела вам сказать одну вещь: когда мы вернулись, дверь не была закрыта на ключ. Я ничего не сказала Альберу, чтобы он на меня не ругался, потому что подумала, что сама забыла запереть дверь, когда мы уходили. Но теперь я уверена, что это не так!
Эта детка льет воду на мою мельницу. Я благодарю ее доброжелательной улыбкой, которая смущает ее до глубины души.