Психология человеческой жизни

Хотелось бы написать о пожилых людях, выстраивая мозаику впечатлений в логике исследования и интерпретации, которые позволили бы выразить и мою позицию и неповторимость встреч, в которых было так много существенно важного для… Для кого? Думаю, для нас, читатели и коллеги, которые чаще всего исследуют безличные закономерности, следуя выбранной теме, или углубляются в индивидуальные переживания людей, которые не могут жить самостоятельно и требуют профессиональной помощи психолога или психотерапевта. Мне хотелось написать о людях, которые умеют жить, любят жизнь и не боятся ее, для которых как повседневная реальность существует та целостность человеческой жизни, которая часто ускользает от исследователя, когда он стремится зафиксировать ее существующими в науке способами.

Мне думается, что мою работу можно отнести к области научной, так как я буду стремиться объяснить в ней то, что требует объяснения, – источники человеческих сил жить с любовью к жизни. В психологии в разных теориях их фиксируют разными научными понятиями. Назову только несколько, которые чаще всего используются для решения аналогичных научных задач: «возрастные особенности», «тип личности», «ценностности», «мотивация», «потребности», «картина мира», «уровень притязания», Я-концепция, «идентификация», «сознание», «самосознание», «переживания» и т. п.

Думаю, что несмотря на великое разнообразие психологических исследований, наука еще только приближается к пониманию источников человеческих сил жить с любовью к жизни, поэтому любое усилие на этом пути может быть оправданно и целесообразно само по себе. Утверждать это можно уже потому, что вопрос о цели науки в современной философии науки остается не менее острым, чем на заре появления науки как особого вида человеческой деятельности.

Мне ближе всего точка зрения К. Поппера, который считал, что цель науки состоит в том, чтобы найти объяснение тому, что требует объяснения. Эту идею я и использовала абзацем выше, формулируя задачу этого текста как задачу научной работы. То, что требует объяснения – источники человеческих сил для жизни с любовью к жизни, – заявляет о себе бесконечным разнообразием фактов, которые показывают обратное. Не буду занимать читателя их перечислением, думаю, что он имеет глаза и уши и видел обычное – искалеченные стены подъезда, изрезанные сиденья пригородного поезда, слышал нецензурные выражения там, где была бы уместна другая форма общения, видел реку, в которую опасно войти, и лес, где уже никогда ничего не вырастет…

Цель науки и состоит в том, чтобы найти удовлетворительное объяснение всего того, что заявляет о себе как нуждающемся в объяснении.

К. Поппер писал о том, что причинное объяснение представляет собой совокупность положений, одно из которых описывает положение дел, требующее объяснения, а другие объяснительные положения представляют собой объяснение в собственном смысле этого слова, так как отвечают на вопрос «Почему?» Научное объяснение является объяснением неизвестного через известное.

В данном тексте неизвестное (возможно, только с точки зрения автора) уже сформулировано как задача. Остается обозначить известное, которое будет применяться в объяснении, что и будет сделано в последующих главах. Пока же есть смысл остановиться на том, что объяснение с той или иной степенью успешности должно удовлетворять ряду условий. Для демонстрации этих условий сошлюсь на слова К. Поппера: «Экспликанс, с одной стороны, является объектом научного поиска, он, как правило, не известен, его приходится открывать…

Во-первых, экспликандум (подлежащее объяснению. – А. Г.) должен логически из него следовать. Во-вторых, экспликанс по своему статусу должен быть истинным, хотя, вообще говоря, может быть не известно, что он истинен; в любом случае даже после самой критической из проверок не должно быть выяснено, что он ложный. Если не известно, что экспликанс истинен (так обычно бывает), должны существовать независимые доказательные свидетельства в его пользу. Другими словами, он должен быть независимо проверяемым, и было бы еще лучше, если бы он выжил при независимых проверках возрастающей строгости…» Эти слова написаны в работе К. Поппера «Реализм и цель науки», которая опубликована в хрестоматии «Современная философия науки» (М.: Логос, 1996. – С. 98–100).

Далее в этой работе К. Поппер пишет о том, что, по его мнению, не существует окончательных объяснений, а законы природы постигаются скорее как описания (предположительные описания) скрытых структурных свойств нашего мира. В том случае, когда наука приступает к объяснению предположительного закона или теории более высокой степени универсальности, она все глубже проникает в секреты мира. Самые важные открытия совершаются в науке тогда, когда удается фальсифицировать теорию этого рода. В процессе этой фальсификации происходит главное – рождается неожиданность, а именно она – верная спутница открытия. Она показывает, что все теории созданы самим человеком, что они – его собственные изобретения. В то же время в теориях содержатся подлинные утверждения о мире, так как благодаря им люди сталкиваются с тем, что никогда не создавалось людьми, а существует как мир.

К. Поппер считает, и его мысль мне представляется очень важной, что законы и теории, создаваемые в науке, должны быть универсальными, т. е. должны содержать утверждения о всех пространственно-временных областях мира. В теории содержатся утверждения о структурных или реляционных свойствах мира, которые выражены с разной степенью глубины. Свойства, которые описывает и объясняет теория, должны быть более глубокими, нежели те, которые объясняются. При этом понятие глубины теории непосредственным образом связано с ее простотой и богатством содержания. Это положение К. Поппера доказывается им самим ссылками на интуитивную идею. Он считает, что в большем и нет нужды, так как на глубину теории, ее когерентность и эстетическую привлекательность обычно смотрят с точки зрения метода исследования. Эти качества теории – глубина, красота – стимулы интуиции и воображения.

Мне эти идеи кажутся необходимыми для обоснования существования романтической психологии как типа теоретизирования, позволяющего построить такое объяснение, которое, естественно, по мнению его автора, может быть, по крайней мере, неложным. Это объяснение, думается, можно проверить: найти независимые доказательства в его пользу. Такими независимыми доказательствами «за» или «против» могли бы быть, в частности, и суждения читателей.

Однако необходимость романтической психологии прежде всего обосновывается тем, чтобы сделать человеческую жизнь предметом психологического исследования, построив его как теоретический объект. Для этого в науке есть соответствующие процедуры, которые связаны с созданием теоретического объекта и его функционированием. Они подробно рассматриваются в методологии научного познания и связаны с процедурами обоснования, среди которых особое место занимают процессы выбора этой процедуры. Речь идет об ориентации на критерии, которые существенно влияют на выбор параметров теоретического объекта и его обоснование. Такие критерии выглядят как максимы, которыми человек пользуется, обосновывая свой выбор. Они относятся к области ценностей и составляют то, что принято называть субъективным фактором в науке.

Кроме того, для обоснования своего теоретического объекта исследователь выбирает парадигму – систему существующих теоретических знаний, позволяющую использовать их для обоснования нового теоретического объекта. Эти идеи широко представлены в работах Т. Куна и позволяют проследить процесс выбора исследователем теории как его особую интеллектуальную активность.

В индивидуальной научной работе исследователь может отрефлексировать, осознать ту часть работы, которая связана с выбором обоснования для построения теоретического объекта, эта работа связана с формулировкой исходных теоретических положений, которые будут влиять на выбор метода. Именно это я попробую сделать в двух последующих главах.