Братство Трилистника

-- А Виктором Ясеневым, у которого они хранились до 1937 года, продолжила Оливия.

-- Или Мариной Сеславиной, -- добавила Полина.

-- Это понятно, давайте, не будем здесь стоять, а пойдём туда -- поторопил нас Стефан.

Мы переглянулись, и я первым шагнул в тёмный провал туннеля...

***

И вот мы стоим в лаборатории Маккея. Бывшей лаборатории, разумеется. Сейчас это хранилище...

На старинном столике лежат, под стеклом, последние страницы записок Ясенева. Но и помимо этого помещение набито просто невероятным количеством старых бумаг. Там чертежи, схемы и очень много текста, описывающего то, что может случиться в ближайшее время. Это то, что реально поможет возрождённому Братству Трилистника, вернуться в этот мир из тьмы прошлого и воскреснуть подобно фениксу или вырасти, как вырастает после долгой зимы, трёхлепестоковый клевер...

В каком-то ошеломлении я беру верхний лист из-под стекла и начинаю читать...

Мне сложно закончить это повествование, но я знаю, это сделают за меня. Это мне, Никите Климову, родившемуся в конце XX века, в СССР, а здесь и сейчас известному как Владислав Ясенев обещала Эмма Хэдли. И я убедился, что если она что-то обещает, то это и сбывается.

-- Никите Климову, -- прошептал я ошеломлённо. Мои ноги подкосились, а глаза затуманились, и я увидел как будто наяву, как будто это было со мной.

-- Если хочешь, можешь считать нас богами, тем более таковыми по факту мы и являемся, -- говорил высокий человек. - Впрочем, ты знаешь нашу историю... Так чего же ты хочешь? Сегодня я добрый, могу выполнить желание, хотя, и уверен, что ты меня проклянёшь за это.

-- Я хочу бессмертие и возможность путешествовать между мирами, живя в разных веках и вариантах истории... -- говорю я существу.

-- Потрясающе. Я, кстати говоря, пожелал того же, в аналогичной ситуации. Какой же мир ты хочешь посетить первым?

-- Даже и не знаю. Давайте что-то в духе Дикого Запада, но чтобы там говорили по-русски.

Я думаю, что вот, кажется, подловил этого самоуверенного "бога".

-- Это вообще не проблема, -- отвечает он. - Отправляйся, а когда придёт твоё время, уйти оттуда, мы поговорим о твоём дальнейшем пути.

Передо мной проносится вся жизнь Климова-Ясенева, которая завершается на берегу озера, в замке который он строил всю жизнь, ради памяти той, что была дорога ему. Так же я получаю воспоминания и о его жизни до Калифорнии и вздрагиваю от осознания, что он это я.

-- Ну, так что? - передо мной опять всё тот же высокий человек. - Куда теперь?

Он улыбается, улыбается мерзавец, зная, что я выберу.

-- За ней.

Он понимает о ком я. Задумчиво покачивает головой.

-- Но тогда ты перестанешь быть бессмертным.

-- Мне всё равно.

-- Ну как скажешь, как скажешь...

-- Постой. Ты же не собирался делать меня бессмертным, ведь так?

-- Сделать бессмертным? Это невозможно.

-- Но ведь ты...

-- Мы все бессмертны. Только иногда сбрасываем то, что нам не нужно. Оставляем всё, что было и идём по тому же кругу. Тебе ведь не нужна эта боль в твоей новой жизни?

Я мотаю головой.

-- И это правильно и справедливо. А что касается тебя и её. Вы будете вместе и на той стороне и, вернувшись, пока друг другу не надоедите.

Я смотрю на него с благодарностью.

-- Я же говорил, что я сегодня добрый.

"Вот сволочь, -- думаю я. Тут жизнь прожил, а для него всего пара часов прошла". И с этой мыслью я закрываю глаза - меня заждались мои друзья и я иду к ним.

Первое что я увидел, открыв глаза, это внимательный взгляд Оливии.

-- Ты понял? - спросила она.

-- Да. Я всё понял и всё вспомнил. И ты это Эмма, а я Влад, Тим был...

-- Тихо. Нам достаточно того, что это знаю я и ты. Для остальных пусть это будет интересная история про путешественника во времени.

-- Конечно, -- ответил я и, обернувшись, к друзьям сказал:

-- Давайте, наконец, поставим точку в этой истории!

Эпилог XIX века

Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae

Вне времени

План Диего де ла Веги удался блестяще. Британцы были застигнуты врасплох. Выведя войска из города, чтобы разгромить калифорнийских повстанцев, они получили удар в спину от дворянства в Анхелесе, с которым так долго и, как выяснилось, безуспешно заигрывали.

Потеряв флот, всё по тому же плану, британцы уже не смогли оказать достойного сопротивления, повально сдаваясь в плен. Город был освобождён полностью. Британская Империя лишилась, как мы надеялись, навсегда своей основной базы на Побережье.

Правда, оставались ещё канадские полки, шедшие с востока на Ясенев Перевал. Но ими обещали заняться Рылеев и Валериан Лукасиньский, к тому же с помощью захваченных кораблей появилась возможность перекинуть часть войск к Перевалу.

Мы ликовали и праздновали победу. Над Анхелесом развевался зелёно-бело-синий флаг с красной звездой по центру. Но уже скоро наша радость сменилась горем...

Записки Владислава Ясенева обрываются на этой строчке. Остальное дописано другим человеком, чью личность невозможно установить, гораздо позже, вероятно в начале XX века, через несколько лет после смерти Ясенева.

Залп корабельной артиллерии выбил Анну из седла. Тело девушки пролетело с десяток метров и рухнуло на камни, которыми было богато усыпано побережье близ Анхелеса... Она умерла почти сразу.

Она не дожила до победы, но она увидела всё. Анна видела, как её амазонки, развивая атаку, начатую ей, отрезали британцев от кораблей. С неполными экипажами, без офицеров, корабли стали лёгкой добычей небольшого флота Афанасия Сверчкова. Англия потерпела самое страшное поражение со времён битвы при Йорктауне.

Она видела...

Видела, как Влад Ясенев, ехидный циник, уверенный в себе сильный и большой мужчина, рыдал над её телом как ребёнок, хватая за руку и прося вернуться. Видела... как Диего де ла Вега, отличавшийся несвойственной горячим испанцам выдержкой, в ярости рубил шпагой планы атаки, разработанные им для "калифорнийских амазонок". Видела... окаменевшее лицо Сверчкова. Видела, как Журне в последней битве за независимость Калифорнии бросился в безумную самоубийственную атаку на британские позиции. Видела... как старый капитан Иван Кусков, друг её отца и её наставник, вздыхая, бормотал: "Господи, за что ты создал мир, где гибнут столь юные, а мы старики живём..."

Слышала... Странную индейскую песню, которую пела Совушка на её телом, глотая горькие слёза. Слышала... как рыдала над телом Эмма Хэдли, её соперница на балах и верный друг в бою. Слышала... как почти беззвучно шепчет Мина Златковская: "Ну что же ты, что же ты, маленькая..."

Тело Анны завернули в калифорнийский флаг и похоронили со всеми воинскими почестями на том месте, где она умерла. Она пришла и смотрела, как произносят над её телом речи. И видела, как Влад, заготовивший пафосную речь, вдруг сбился на полуслове и, глотая слёзы, только и сказал: "Более верного друга у меня не было и не будет". И Эмма и Совушка вдруг подошли к нему и сказали: "Она здесь", -- и показали прямо на неё. Тогда Анна улыбнулась им всем... и ушла. Ждать.

Потому что все пришли. Кто-то рано, а кто-то позже. И всех она встречала, бросаясь им на шею и расспрашивая. Они говорили долго, рассказывая о победах и свершениях; о том, что было в их жизни хорошего, забывая о плохом. Они рассказывали о том, как строили новую страну, и глаза маленькой Ани радостно вспыхивали; она была искренне рада за друзей, немного сожалея, что им пришлось обходиться без неё.