Страница 8 из 83
— От лихих людей уберечься бы.
— У нас псы лютые, я их сырым мясом кормлю, чтоб кровь чуяли.
Ратибор промолчал: тиун — человек верный, хозяйского не упустит, в доме и на подворье — везде поспевает. Отлучись воевода из Новгорода, тиун за всем доглядит...
У ворот Детинца Ратибор повстречал князя Юрия. Тот слез с седла, передал повод гридню.
— Всё так же крепок, воевода?
— Покуда не жалуюсь.
— А я вот в Новгород явился, к конунгу. Смерд-ожогщик в лесу берлогу обнаружил, так я Олега звать приехал. Не желаешь ли с нами на охоту?
— Медведь один, а вас двое, князь Юрий, — отшутился Ратибор. — Аль не одолеете?
Юрий повязку на глазу поправил, о другом заговорил:
— Ко мне, воевода, от кривичей один занятный человек прибежал, попросил укрыть от князя Мала. Я ему до поры приют дал, авось пригодится. Смекаешь?
— Понимаю.
— Ну коль от охоты отказался, славить Коляду[44] зову.
— Благодарствую.
И распрощались.
Хозяин ожоги[45] в летах и немощен, а потому о берлоге поведал князю. Будь смерд помоложе, сам бы поднял медведя, нынче же сила не та, руки не удержат рогатину. А Юрий посулил одарить медвежатиной.
От усадьбы до ожоги князь с конунгом добрались на волокуше. С ними два отрока из младшей дружины. Оставив гридней и волокушу у ожоги, охотники направились к берлоге. Миновали кучу сухого валежника — его смерд сожжёт весной и перепашет поляну, посеет яровые хлеба, а осенью озимую рожь.
Шагали молча, настороженно. Но вот смерд остановился у древнего дерева, подал знак. Чуть в стороне темнел лаз. Юрий приблизился, сунул длинный шест в берлогу, принялся дразнить медведя. Тот долго не просыпался, наконец зарычал сердито и вдруг выскочил из берлоги, ровно камень из пращи. Юрий и отпрянуть не успел, а Олег взять медведя на рогатину, как зверь уже ломал князя, рыкал свирепо. Отбросив рогатину, Олег выхватил нож, ударил под левую лопатку и снова ударил. Оскалившись, медведь осел, завалился на бок бездыханным.
Подскочили смерд и гридень, помогли князю Юрию подняться. Его короткий кожаный полушубок был изрезан медвежьими когтями, изорван в клочья. Князь сел на сваленное дерево, передохнул. Подозвал гридня:
— Разожги костёр да зажарь печень. А ты, смерд, отруби себе медвежатины и сними шкуру.
Олег присел рядом с Юрием:
— Да, ловок зверь.
— Эка он меня облапил, ровно девку, — покрутил головой князь.
Олег рассмеялся:
— Хороша медвежья потеха...
— Куда лучше. Надолго запомню.
Потом они пили вино, заедали медвежьей печенью. Она была сладкая и чуть-чуть кровоточила. Юрий спросил:
— Ночевать ко мне поедешь?
Олег поднял брови:
— К чему кличешь, коли Ладу от меня хоронишь? В Новгород отправлюсь.
К Новгороду подъехали в полночь. Ещё издали увидели, как город светился факелами. Они горели и на крепостных стенах. И оттого небо над городом казалось тёмным. Сыпал редкий, но крупный снег. Воротная стража, узнав конунга, открыла ворота. Шум и общее гулянье захватили Олега. Пока к Детинцу ехал, не одну толпу повстречал. Из дома в дом, от избы к избе с песнями и прибаутками ходили славители. Весело, с приплясом брели, скоморошничали. С подворья Ратибора вывалились с песенкой:
За годы жизни среди славян Олег хорошо усвоил их обычаи. Сегодня они славят своё божество, собирают подношения для общей жертвы богу солнца.
Песенники отдалялись, но слова песни ещё можно было разобрать:
Застучали копыта по мостику через ров, и Олег въехал в Детинец. У высокого крыльца соскочил с коня, кинул повод отроку. Светились оконца хором, из гридницы доносился гомон, голоса. Гридница просторная, резные столбики подпирают потолки, пол свежей соломой устлан, и повсюду столы, а за ними на лавках гридни-славяне сидят. Светят жировые плошки, скупо освещают гридницу и воинов. Олег скинул на руки отроку подбитый мехом плащ, уселся между гриднями. По столу, по опорожнённым блюдам понял: гридни гуляют с вечера. Ему подали кубок. Все смолкли в ожидании. Олег обвёл гридницу взглядом, сказал:
— За дружину мою верную!
Отроки поднялись дружно:
— За конунга, за князя!
Тут только Олег увидел Ратибора. Он сидел в дальнем конце стола. Олег подумал, что Ратибор непрост, в учении с отроками строг, а на пирах в застолье не с боярской дружиной, а с младшей. Не оттого ли любим гриднями? Вот и ныне с отроками Коляду славит.
Хлопнула дверь, и с морозными клубами воздуха в гридницу ввалилась толпа славителей с песнями, прибаутками, всё закружилось, загудело, застучало. Закачалось пламя в плошках.
Олег незаметно покинул гридницу. Следом за ним в малую палату вошёл Ратибор.
— Отчего у князя Юрия не остался? Аль потчевал плохо?
— Да уж куда лучше! Только у него медведи опасны, — отшутился Олег.
— Уж не медведица ли? — с усмешкой прищурился Ратибор.
— Ты, воевода, догадлив, но я ту медведицу обломаю.
— Ой ли! Уступит ли князь Юрий?
— Тебе ли, воевода, меня не знать? Я ведь что замыслю, от того не отступлю. Ответь мне, Ратибор: дружна ли чудь с Новгородом? Твоя жена из чуди и сестрой князю Эрику приходится.
Воевода задумался.
— Трудный вопрос, конунг. Как могу я предвидеть мысли князя Эрика?
— Разумно, Ратибор. Ты спросишь, почему я интересуюсь этим? Думаю, пойдёт ли чудь со мной на ромеев.
— Но то ведь не скоро случится?
— Однако час пробьёт. И верь мне, Царьград увидит наши дружины.
— Я верю в это, конунг.
— Когда ромеи откроют врата Царьграда, а император подпишет ряд, я скажу: исполнилось слово, данное мною Рюрику. Есть государство Русь, и на великом княжении отныне сидеть Рюриковичам! Мне подсказывает это голос отца, викинга Густава.
— Ты, Олег, мудро глаголешь, одно не разумею: как Киев минешь?
— Истинно, Ратибор, на нашем пути встанут Аскольд и Дир — я помню об этом. И мне ведомо: они сильны и их дружины уже стояли под стенами града Константина. Они принудили базилевса[46] Царьграда подписать с ними ряд, но разве император исполняет его? Ещё ведаю, Аскольд и Дир коварны.
— Коварство упреждают коварством, — перебил Олега Ратибор.
Олег потёр шрам.
— Ты прочитал мои мысли, воевода. Когда мы простимся с Новгородом, это станет началом конца Аскольда и Дира.
Всё лето и осень старосты кончанские[47] наряжали большим числом тяглых[48] рубить лес, колоть брёвна на плахи, а по морозу их волоком тянули в Новгород, меняли, где подгнили, мостовые.
Глухо стучали топоры, вжикали пилы, мастеровые торопились обновить плахи на торжище и причалах: близилась весна, а с ней и гости торговые пожалуют.
На Макария солнце светило ярко, и новгородцы утверждали — быть ранней весне.
По обновлённой мостовой Олег вышел к берегу. У самой реки одна к другой лепились низкие бревенчатые баньки. День был воскресный, и они курились по-чёрному. Вон из ближней выскочила баба в чём мать родила, красная, распаренная, нырнула в сугроб, побарахталась и сызнова в баньку на полок, веником берёзовым похлестаться, паром горячим дохнуть.
44
Коляда — бог торжеств и мира в языческой Руси.
45
Ожога — крестьянская изба, хозяин которой готовил поле под посев, выжигая лесной участок.
46
Базилевс — царь (греч.). Базилия — царское достоинство, царский сан, власть, государство.
47
Кончанин — житель части, конца города.
Кончанский — относящийся к городским концам.
48
Тяглый — податной.