Страница 78 из 83
Иоанн поморщился:
— Ты, таксиархий, спросил бы об этом у нового доместика схола Фоки. Севаст Роман дал нам магистра Андроника с турмой. Теперь скифы в капкане, и, если они попытаются из него вырваться, мы встретим их. Ты, таксиархий Зиновий, примешь их первый удар. Ты, протоспафарий Лука, снимешь свою турму с перевалов — там делать нечего — и приведёшь её сюда.
— Позволь, стратиг, оставить у перевалов хоть одну когорту.
— Нет, протоспафарий, ты оставишь только центурию[136]. Скифы через перевалы не пойдут, у них одна дорога, и мы её уже перекрыли. Вы с магистром Андроником завершите их разгром. Мы приведём в Константинополь новых рабов. Их будут продавать на невольничьих рынках, а молодых и здоровых сделают гребцами на императорском флоте.
Минула неделя, как, вытянувшись из днепровских разливов, армада кораблей вышла в открытое море. Сразу стало свежо. Моросил дождь, и обдавали солёные брызги.
Ивашка вёл ладью уверенно, прижимая её к западному берегу. Огромное рулевое весло-правило в уключине гридень держал уверенно: не скажешь, что он всего второй раз плывёт этой дорогой. В первое плавание, когда на Евсеевой ладье в Константинополь направлялся, присмотрелся, как кормчий держал корабль.
Попутный ветер щедро надувал паруса, и ладьи легко резали волну. Давно уже остались позади устья Буга и Днестра, разливы Дуная. Флотилия русов шла вблизи болгарских земель. Берега, то песчаные, то вдруг обрывистые, поросшие кустами и травами, сменялись огромными скалами с чахлыми деревьями, горами в лесах...
Где-то там ведёт полки воевода Никифор. Всмотрится в даль великий князь, и вдруг на мгновение покажется ему, что он видит длинную серую ленту ратников. Но тут же поймёт — это обман зрения, плод его воображения.
Дождливые дни сменились сухими, солнечными. Звёздными ночами на ладьях зажигались факелы, и тогда, казалось, загоралось море. Перекликались сигнальщики, бодрствовали зоркие кормчие.
Олег плыл на одной ладье с Ивашкой. Шли под парусами и на вёслах, и оттого чудилось, что летели, взмахивая крыльями.
Сутки-другие пути отделяли русов от Царьграда. Их флот разбросался в ширину и длину по морю Русскому на много вёрст. Кинет Олег взгляд направо и налево — всюду корабли великой Руси. Оглянется назад — бороздят воды тяжёлые насады и расшивы.
Плывут, рассыпались вольно, но это первое впечатление: по первой тревоге тотчас произведут боевое построение.
На всём пути море тихое, и ни одного неприятельского корабля. Великий князь доволен: кажется, пока идут незамеченными. Олег поглядывал вдаль, но, кроме моря, ничего не видел.
Пока море Русское к ним, русам, было добрым, и Олег радовался. Он представил, как они ворвутся в бухту Золотой Рог и навяжут ближний бой императорскому флоту.
Мысли Олега вдруг нарушил голос Ивашки:
— Византийца зрю!
Вот оно, начало! Вздрогнул князь.
— Ну, ушкуйники, молодцы, налегай на вёсла! Вдогон! — крикнул он гребцам.
Но и на памфиле уже обнаружили ладьи русов, и она, развернувшись, быстро пошла к Константинополю.
— Теперь жди весь их флот, — с сожалением, что сорвалась неожиданность, сказал Олег и подал команду сигнальщику, чтоб передал на ладьи приказ перестроиться в боевой порядок.
И тотчас корабли встали ключ в ключ, пошли навстречу пока ещё не появившемуся неприятелю. Потянуло гарью: на ладьях, расшивах и насадах разжигали жаровни, готовили зажигательные стрелы с просмолённой паклей.
— На первом ключе-е, слуша-ай! Первый дромон наш! — прокричал Ивашка.
И там услышали, отозвались:
— На-аш!
Один за другим медленно, подобно неуклюжим черепахам, выползали из гавани тяжёлые дромоны. За ними потянулись степенные триремы, проскочили юркие хеландии и памфилы. Пока выбрались в море, день давно начался.
Магистр Антоний, драгман флота, стоял на палубе головного дромона, раздражённо отдавал команды и смотрел, как корабли принимают походный порядок перед боем. Драгман флота злился на капитанов, но в первую очередь на себя. Выжидая смерти базилевса, он, магистр Антоний, упустил флот: сторожевые корабли не море бороздили, а обрастали мидиями в бухте. Капитаны, покинув корабли, не видели, что экипажи разбрелись по портовым харчевням и притонам, а кое-кто в долине Ликоса у платных девиц прочно прижился. Всю ночь поспешно собирали капитаны свои экипажи, прежде чем подняли якоря.
Магистр Антоний догадывался, что корабли вышли не в полном составе, не всех разыскали, недостаёт воинов на головном дромоне, да и на остальных кораблях тоже, хотя капитаны пытаются скрыть это от него. И драгман решает: как только разобьют русов, он наведёт порядок на флоте, выгонит капитанов, которые вместо службы ведут праздный образ жизни, а состарившихся корабельщиков заменит молодыми...
Император выжил, а он, драгман флота, упустил время. А ведь Роман Дука предупреждал базилевса. Хорошо, что гнев божественного миновал его, магистра Антония...
Мощным кулаком идут дромоны и триремы, поднимают крупную волну, рыщут в море памфилы и хеландии, и на душе у магистра Антония чуть отлегло. Нет, флот скифов не выдержит такого удара. Когда таран сокрушит русов, их расчленят на части и будут топить тех, кто не сдаст оружие.
Из трюма доносятся брань и удары хлыстов. Это надсмотрщики подгоняют невольников-гребцов. Прикованные к скамьям рабы упрямы, и только хлысты поторапливают их.
«Страх движет людьми, — думает драгман флота, — он держит в покорности охлос, власть без страха ничто». И магистр Антоний вспоминает, как со страхом ждал, что базилевс, сменив доместика схола, лишит и его звания драгмана флота.
Усевшись в плетённое из виноградной лозы кресло, магистр Антоний выпил сок, выжатый из апельсинов, смежил веки. Хотелось спать, но драгман пересилил себя: нельзя расслабляться перед боем.
К обеду увидели ладьи русов. Их было настолько много, что изумлённый драгман флота оторопел. Капитан сторожевой памфилы о таком количестве умолчал: страх помутил его разум. Магистр Антоний тут же принял решение нанести удар по острию клина. Едва он отдал команду, как флот скифов развернулся веером, и магистр понял: русы намерились охватить императорские корабли подковой. От прежней уверенности, что утлые судёнышки русов затрещат, как ореховая скорлупа, когда на них навалятся тяжёлые корабли императорского флота, не осталось и следа. Теперь магистр Антоний был уверен, что русы не побегут, а навяжут ближний бой. Этого драгман флота опасался больше всего. Русы отчаянные, они переберутся на палубы византийских кораблей и постараются захватить их. Вот он, первый ключ русов! Он уже пошёл на сближение. Друнгарий флота видит: русы сосредоточились по бортам своих ладей. Однако и на дромоне приготовились к их отражению. Гирдманы[137] выставили из-за щитов копья с кинжаловидными лезвиями. Когда русы полезут на корабль, они напорются на копья.
Первую ладью от дромона отделяло не больше одной стадии, когда из-за туч вдруг появилось солнце и в радостных криках изошли русы:
— С нами Ярило! С нами Дажбог!
— Ты приветствуешь своих детей, ты вещаешь нашу победу! — ревели они, и их боевой клич перекатывался с ладьи на ладью.
И тут же на византийские корабли понёсся рой горящих стрел. Они вонзались в просмолённые борта, падали на палубы, попадали в трюмы, в такелаж. Огонь и дым поползли по кораблям. А с первого ключа уже забрасывали на дромон крючья, и русы по верёвочным лестницам взбирались на него. Их кололи копьями, били мечами, но те, кто оставался жив, становились спина к спине, дрались яростно.
Ближняя к головному дромону трирема двинулась на выручку кораблю драгмана флота, но сама подверглась атаке. С ней уже сцепилась новгородская насада, и трирему зажали несколько ладей.
Магистр Антоний увидел: бой начался неудачно для кораблей императорского флота — и решил отдать команду пробиваться к Константинополю, под прикрытие бухты.
136
Протоспафарий — высший чиновник Византийской империи.
Центурия — отряд в сто воинов, часть легиона; единица военно-политического деления граждан в Древнем Риме.
137
Гирдман — опытный воин.