Страница 1 из 67
Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка
ПРОЛОГ
28 июня 1927 года на вокзале GARE DU NORD в Париже в вагон первого класса Северного экспресса вошла элегантно одетая женщина необыкновенной красоты. Поздоровавшись по-французски с соседями по купе, она положила изящный саквояж на полку, села возле окна. Сосед vis-a-vis — седой англичанин, украдкой взглянув на неё из-под развёрнутой «Times», решил, что этой вдове банкира, вероятно, не больше тридцати. «В свои тридцать семь эта содержанка торговца овощами выглядит великолепно», — подумала сидевшая рядом с англичанином миниатюрная брюнетка.
Никто из пассажиров первого класса, разумеется, не мог даже представить, что женщине этой уже исполнилось пятьдесят пять и что ещё час назад в министерстве иностранных дел чиновники, кланяясь, обращались к ней «Madame l’Ambassa-deur Kollontai». Впрочем, сегодняшний визит в министерство был чисто формальным. Александра любила Париж и старалась построить маршруты своих деловых поездок так, чтобы они проходили через этот великий город. Даже пробыв здесь три дня, она чувствовала себя преобразившейся, тем более что этого короткого времени вполне хватало на то, чтобы обновить свой гардероб. И как бы там ни ворчало начальство в Москве, одеваться она будет только в Париже! Должны же понимать в Кремле, что от того, насколько элегантен будет фасон платья первой в мире женщины-посла, зависит международный престиж первого в мире государства рабочих и крестьян!
Раздумья Александры прервал детский голос:
— Я тоже хочу смотреть в окно. А в моё окно видна только крыша вокзала. Можно, я буду смотреть в твоё окно?
Рядом стояла голубоглазая девочка лет пяти.
— А твоя мама разрешит? — спросила Александра.
— А я ей не скажу.
— Моник! — послышалось из соседнего купе. — Иди сюда, не приставай к людям.
— Фу, какая противная у меня мама, — сказала девочка, неохотно возвращаясь в своё купе.
«Совсем как я в её возрасте, — усмехнулась Александра. — Так же не слушалась маму, такое же было голубенькое платьице, такие же косички и голубые глаза. Вот только в лице уже года в три-четыре можно было заметить настойчивость и волю».
Париж уже скрылся в вечерней мгле, но Александра продолжала смотреть в окно, и перед её глазами отчётливо и ярко проплывали улицы и набережные другого города, города её детства.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дитя цвело, как томный персик пухлый,
И кудри вились, точно триолет[1].
19 марта (1 апреля) 1872 года в Санкт-Петербурге, в доме-особняке номер пять по Среднеподьяческой улице, на втором этаже, в семье полковника Михаила Алексеевича Домонтовича родилась девочка, голубоглазая, как её мать, Александра Александровна.
Девочку хотели назвать Марией, но назвали Шурой.
День, когда она родилась, был не по времени холодный и ветреный.
Старая няня, давно жившая в доме, посмотрев на новорождённую, сокрушённо сказала:
— Неужели её жизнь будет такой же бурной, как этот день?
Крестившего Шуру священника в доме Домонтовичей хорошо угостили. После изрядного возлияния, заполняя метрическое свидетельство, он указал, что крестился мальчик Александр. Ошибку обнаружили только в день Шуриной свадьбы.
Предзнаменования няни в первые двадцать лет жизни Шуры, казалось, не оправдывались. Она росла здоровой и весёлой в счастливой, благополучной семье, окружённая заботой и любовью.
Михаил Алексеевич Домонтович был высокий красивый мужчина с чёрными баками, с умными живыми глазами и выразительными чёрными бровями. Родился он в Черниговской губернии в 1830 году. Получив образование в Петровско-Полтавском кадетском корпусе, он в 1849 году начал службу в Петербурге прапорщиком в лейб-гвардии гренадерском полку. Карьера его развивалась успешно, особенно после окончания Императорской военной академии.
Михаил Алексеевич принадлежал к старинному дворянскому роду, основателем которого был знаменитый литовский князь Довмонт, княживший в XIII столетии в Пскове. После смерти в 1299 году князь Довмонт (который приходился зятем Александру Невскому) был причислен к лику святых. Народ его высоко чтил. У псковичей имеется множество легенд, песен и сказаний, составленных в честь доблестных походов Довмонта на тевтонских рыцарей. Мощи святого Довмонта и его победоносный меч хранятся в Псковском монастыре. Отец рассказывал Шуре, что, если кто-либо из рода Домонтовичей приезжал в Псковский монастырь, монахи в его честь звонили во все колокола. В детстве Шура очень хотела попасть в Псков, чтобы в её честь звонили колокола, но этой мечте не суждено было осуществиться.
Мать Шуры, урождённая Александра Масалина, была дочерью простого финского крестьянина, торговавшего лесом. Восемнадцатилетним юношей Александр Масалин босиком пришёл в Петербург из Нюслотской губернии и начал заниматься скупкой и продажей леса жителям Петербурга и казённым заведениям. Будучи энергичным и предприимчивым человеком, он быстро сумел сколотить себе состояние. Женившись в Петербурге на полурусской-полуфранцуженке Александре Крыловой, родом из остзейских губерний, Масалин вернулся в Финляндию, где на Карельском перешейке купил усадьбу Кууза и построил чудесный деревянный дом с белыми колоннами, напоминающий декорацию первого акта «Евгения Онегина». В доме были художественные паркетные полы, полюбоваться на которые приезжали архитекторы из Петербурга и Выборга.
Ещё большее восхищение вызывали дочери Масалина — Надя и Саша. Вместе с матерью они абонировали ложу в Итальянской опере в Петербурге, и гвардейские офицеры, посещавшие этот театр, восхищённо называли Масалиных «тремя северными красавицами». Здесь на одной из премьер Михаил Домонтович впервые увидел Александру Масалину и полюбил её с первого взгляда.
Подозрительный финский лесоруб, устроившийся к тому времени смотрителем богоугодных заведений, не верил в серьёзность намерений гвардейского офицера и запретил дочери видеться с Михаилом Домонтовичем.
Тут разразилась австро-прусская война, и полк Михаила Алексеевича был отправлен на зимние квартиры в Бердичев.
В это же время в богадельню, смотрителем которой был Масалин, нагрянула ревизия. От одного вида ревизоров Масалин побагровел и тут же умер от удара.
Александре Фёдоровне пришлось на скорую руку выдать дочерей замуж. Эпилептичку Надю — за недворянина Афанасьева, одного из тех архитекторов, которые приезжали смотреть на паркетные полы; красавицу Сашеньку за гражданского инженера Мравинского, заехавшего в Куузу, чтобы изучить систему вентиляции в подвалах масалинского особняка.
Крепкая и здоровая, с пышным, гармонически прекрасным телом, Александра Александровна за пять лет родила поляку Мравинскому троих детей.
Но однажды на общественном балу она вновь встретила Михаила Домонтовича и поняла, что не может без него жить. Развод в те годы был делом неслыханным. Пойти на это было актом большого гражданского мужества. Весь Петербург следил за ходом бракоразводного процесса. Дело могло затянуться на несколько лет, но помогли связи Домонтовича в Священном Синоде и медицинское свидетельство о беременности Александры Александровны от Михаила Алексеевича.
Так родилась Шуринька.
В особняке на Среднеподьяческой кроме Шуры и её родителей жили две её старшие сестры — Адель и Женя (брат Александр остался у своего отца Константина Мравинского), а также многочисленные приживалки: бабушки, тётушки, старые няни и прислуга «на покое». За стол редко садилось меньше пятнадцати человек. Для прислуги готовили отдельно.
1
Здесь и далее в качестве эпиграфов взяты стихи Игоря Северянина.
Триолет (фр.) — стихотворение из 8 строк, в котором стихи четвёртый и седьмой полностью повторяют первый, а восьмой повторяет второй стих.