Страница 2 из 102
Несколько раз он собирался серьёзно поговорить с женой и указать ей подобающее великой княгине место, но гнев обычно остывал до встречи с женой, и Игорь успокаивался. Чего он добьётся, отстранив Ольгу от державных дел? Возьмёт на себя решение всего круга проблем, связанных с жизнью горожан, смердов, купечества, станет тратить время на длинные, занудные переговоры с лицемерными иноземными посланцами, окунётся в мир свар своих бояр и сплетен их жён? Когда же в этом случае он сможет устраивать столь любимые им охоты с собачьими сворами на медведей и волков или с соколами на пернатую дичь, и будет ли у него возможность чуть ли не ежедневно пировать до утра с воеводами и храбрейшими витязями? После подобных размышлений вспышка гнева против Ольги гасла, связанные с предстоящей охотой хлопоты или продолжавшееся несколько суток кряду пиршество заставляли вовсе забыть о жене и каких-то пустяках, не имеющих отношения к истинно мужским занятиям — охоте и застолью.
Но случившееся несколько минут назад превзошло всё, бывшее доселе, заставив Игоря тут же покинуть пиршество и отправиться ночью в покои жены требовать объяснений. На сегодняшнем застолье присутствовал варяжский сотник Рогнар из дружины ярла Эрика, давнишнего друга Игоря, неоднократно ходившего вместе с ним в походы и ныне собиравшего под свой стяг ватаги удальцов на Варяжском море[6]. Игорь был удивлён, когда Рогнар, обычно досиживавший до конца пиршества и засыпавший под утро с кубком в руке за столом, на сей раз отправился на покой до завершения пирушки. Но ещё больше был удивлён Игорь, когда на вопрос воеводы Асмуса, чем вызван столь ранний уход, Рогнар ответил, что ему по просьбе ярла Эрика нужно утром навестить великую княгиню, дабы посоветоваться, стоит ли ярлу с дружиной наниматься на службу к императору ромеев или поискать другого хозяина, а великая княгиня не любит, когда к ней являются, не приняв должного облика после застолья. И это говорил Рогнар, для которого не было ничего дороже, чем провести время с кубком в руках среди боевых друзей-побратимов, ас великой княгиней он должен был встретиться по просьбе ярла Эрика, не признававшего над собой в мире никого, кроме бога викингов Одина[7]! Кем тогда выглядел Игорь в глазах купцов, горожан, смердов, если даже его верные сподвижники по браням и походам предпочитали советоваться с Ольгой, а не с ним? Кто из них в действительности правил Русью, чьей воле она следовала?
— Я не намерен нарушать ничьих законов, — сдерживая кипевшую в душе ярость, сказал Игорь. — Я пришёл к тебе не как муж, а как великий князь. У меня к тебе неотложный серьёзный разговор.
— Разговор? — изобразила на лице удивление Ольга. — О чём ты можешь говорить со мной, великий князь? Тем более серьёзно. Посмотри на себя, ведь самое неотложное, что тебе надобно, это лечь спать. Погоди, я велю гридням отвести тебя в горницу. Или, может, желаешь возвратиться к пиршественному столу?
Ольга не только не хотела разговаривать с мужем, она смеялась над ним! Она обращалась с великим князем как с малым дитём! Этого Игорь не простит ей ни за что! Но что он может ей сделать? Женщине, своей жене, великой княгине? Ударить, вызвать на поединок, сразить метким словом? Что? Неужели ничего?
Взор Игоря затравленно метнулся из стороны в сторону и остановился на двух высоких, статных дружинниках, опёршихся на секиры возле закреплённых в стене факелов, горевших у начала ведущей в покои Ольги лестницы. О, теперь он знает, что сделает! Он сполна расплатится с Ольгой за всё! Если огонь факелов защищал жилище каждого русича от проникновения в него алых ночных духов, то лучшие воины великокняжеской дружины круглосуточно стояли на страже покоев лишь одной женщины на Руси — её великой княгини! И если великий князь повелевал убрать от покоев великой княгини стражу, — это значило, что она переставала быть его женой и могла считать себя свободной женщиной! Ольга не пожелала разговаривать с ним ни как жена, ни как великая княгиня? Что ж, он сделает так, что отныне уже ему не о чем будет говорить с ней, бывшей великой княгиней, превратившейся в одну из многих женщин на Руси!
Игорь на шаг отступил от лестницы, взглянул на ближайшего к себе стражника.
— Десятский Владимир, помню тебя по походам на Саркел-реку против печенегов и на Балканы против ромеев. Неужто тебе по нраву стеречь женские покои? Такому витязю, как ты, место за пиршественным столом среди воевод, а не в пыльных теремных закоулках. Я возвращаюсь на пир, ступай со мной! Я не знаю твоего напарника, однако не сомневаюсь, что он тоже не из последних дружинников. Пускай идёт с нами.
Воин, к которому обратился Игорь, не шелохнулся, его рука на тяжёлой, с широким лезвием секире осталась неподвижной.
— Великий князь, я поставлен на сей пост главным воеводой Ратибором и не смею отлучаться с него.
— Даже если я, великий князь, велю тебе идти со мной? — недобро сузил глаза Игорь. — Мой воевода Ратибор командует тобой, а я повелеваю всеми своими воеводами. Или ты считаешь по-иному?
— Нет, великий князь, но...
— Не знаю и не желаю знать никаких «но»! — оборвал его Игорь. — Ответствуй, отчего перечишь великому князю?
Владимир молчал, не находя ответа. Оказавшись между двух огней, он не знал, как поступить. Слово великого князя было для него непреложным законом, и он был обязан беспрекословно ему подчиняться. Однако он знал, что крылось за уходом стражи от покоев великой княгини, и в полной мере чувствовал ответственность, ложившуюся на него за этот поступок. Великий князь только что явился с пиршества, и было заметно, что сейчас не разум, а хмель управляет его поведением, и вряд ли он до конца отдавал отчёт своему решению убрать стражу из покоев жены. А последствия этого решения могли быть непоправимыми не столько для великого князя, сколько для Руси. И Владимир не желал даже косвенно быть причастным к безрассудству Игоря, тем более что сам был трезв и должен был приложить все усилия, чтобы образумить великого князя, удержать его от опрометчивого поступка, склонить его к мысли завершить размолвку с женой не ночью, сгоряча и на хмельную голову, а утром, когда разум и чувства будут повиноваться ему. Стражниками в великокняжеский терем недаром отбирались не просто бывалые, отважные воины, а те из них, кто в любой, самой сложной, непредвиденной ситуации мог в кратчайший срок и без подсказки со стороны принять единственно верное решение.
— Великий князь, я давно несу службу в твоём тереме, — ответил Владимир, не решаясь встретиться с гневным взглядом Игоря. — Однако на моей памяти ни разу не случалось, чтобы стража хоть на миг покидала пост у покоев великой княгини, не слыхал я также, чтобы подобное свершалось когда-либо прежде. Сей стародавний обычай унаследован нами от предков, и, может, не стоит, дабы ненароком не накликать гнева богов, нарушать его?
— Сей стародавний обычай касается меня, великого князя, но никак не тебя, десятского моей дружины! — выкрикнул Игорь. — Стража на женской половине терема выставляется только после того, как там поселяется великая княгиня, и несёт свою службу до поры, покуда великая княгиня там пребывает. Поэтому лишь мне решать, когда и на какой срок выставлять стражу у покоев той, которую я нарёк своей женой и великой княгиней. Сегодня наступил час, когда время, отпущенное ей быть моей женой, истекло, и твоя служба, десятский, стала излишней. У тебя нет поста, посему ступай за мной.
Владимиру не оставалось ничего другого, как исполнить приказ великого князя. Вскинув на плечо секиру, он направился за Игорем, за десятским последовал его напарник. Ольга, проводив их взглядом, поднялась по лестнице, двинулась по коридору к другой лесенке, ведущей внутрь высокой башни-смотрильни, построенной Игорем специально для неё. Это произошло после неудачного похода мужа на Хвалынское море, когда она, отправив на выручку остаткам русского войска конницу воеводы Ярополка и имея у себя под боком ненадёжную варяжскую дружину Свенельда, напролёт дни и ночи вглядывалась с крепостных башен Киева в далёкую степь, мечтая увидеть там возвращавшихся в стольный град дружинников Игоря. Узнав об этом, муж повелел выстроить в великокняжеском тереме башню-смотрильню, взметнувшуюся в небо выше крепостных башен, и подарил её жене. С тех пор башня стала для Ольги любимым местом, особенно когда она хотела побыть одна или поговорить с кем-то, не опасаясь, что кто-то может помешать ей или подслушать.
6
Варяжское море — Балтийское.
7
Один — верховный бог, бог ветра и бурь. Позднее стал почитаться как бог войны, покровитель торговли и мореплавания.