Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 27



Но живой совсем рядом с источником силы Госпожи! Жрец спешно перекрыл последнюю струйку энергии Дарительницы и Собирательницы, потратив на это больше сил, чем намеревался. Пожалуй, не будь он сейчас завален прахом по пояс, и на ногах бы не удержался.

— Это часть ритуала, или решил свести счёты с жизнью?

Попытавшийся было добраться до жреца принц мигом увяз и, вполголоса выругавшись, принялся голыми руками разгребать груду праха. Служитель Милосерднейшей только улыбнулся в ответ. Ответить он смог не сразу — оставшаяся в лёгком кровь заставляла кашлять снова и снова, но сама рана уже закрылась. Даже для длани реально исцелять раны, для обычных людей смертельные. Что уж говорить о верховном жреце, о котором заботится сама богиня.

Кровь высыхала на лезвии. Меч вновь был лёгким — нет, невесомым. Последняя капля прокатилась по клинку и бесследно исчезла. Идеально чистое, лоснящееся в свете луны лезвие мягко пульсировало, как будто где-то в глубине металла появилось живое сердце. Мягкий, как у небольшого колокольчика, звон, прокатился по привратной площади, заставив Фурими замереть с открытым ртом.

— «Запомни это, мой дорогой. Этот клинок мудрее тебя. Он был в двух мирах и пил кровь тысяч людей. Он убивал врагов и укладывал в землю мёртвых. Но сейчас, познав тебя, он не чувствует себя осквернённым. Теперь это не оружие — но союзник, гордящийся рукой, что его держит. Однажды, ты поймёшь, что нельзя жить только прошлой ошибкой. И твой блеск затмит сияние полированного металла».

Син невольно покачал головой, вкладывая утихомирившийся меч в ножны. Госпожа не раз предлагала ему взять другое имя. И вообще, была слишком высокого мнения о нём. Напрямую спорить он не мог — но и менять имя не торопился.

Совместные усилия, наконец, увенчались успехом. Фурими ухватил жреца под мышки и вытащил из праха обитателей городка. После чего оба довольно долго чихали, отплёвывались и вытряхивали одежду. После всех забот сил хватило только на то, чтобы умыться у ближайшего колодца. Хотелось надеяться, что приключения, отмеренные на сегодняшнюю ночь, завершились.

Казарма, всё ещё пребывающая на военном положении, встретила их с восторгом и ликованием. Всё ещё перевозбуждённые после странного ночного боя, бойцы неохотно укладывались спать. Не обладай принц таким непререкаемым авторитетом, точно пошли бы обмывать чудесное спасение в городском кабачке.

К Сину отношение тоже переменилось. Никто даже не усомнился, когда он предложил укладываться всем. На остаток ночи охрану обещала Госпожа. Служитель Милосерднейшей устроился у стены и провалился глубокий сон. Богиня позаботится о том, чтобы тело верховного жреца тоже отдохнуло и к утру было полно сил.

Пробуждение произошло мгновенно, как всегда, когда Госпожа передавала бразды правления бодрствующим телом спящему сознанию жреца. Син одним движением взлетел на ноги, одновременно выхватывая меч. Остриё замерло за палец от горла зелёного жреца.

Тот только глубоко вздохнул и нехотя отодвинулся. Оружия в руках не было, значит, Госпожа так спешно ушла не из нежелания сражаться лично. Может, у этого слабоумного хватило наглости оскорбить богиню?

— Она не ответила, — очень грустно сказал служитель жизни, глядя на Сина. В глазах былого фанатика не было привычной злобы. Только грусть и… Зависть?!

— Я не мог упустить случая… Она казалась мне главным мировым злом. Но… в ней не было ни капли ненависти! Я готов поклясться, твоя Госпожа действительно любит всех, живых и мёртвых, и заботится о них. Она рассказывала… и показывала, я никогда не понимал раньше силы, правящие миром. Но на мой главный вопрос она так и не ответила…



Сину пришлось приложить всю силу воли, чтобы не спросить, что же так интересовало его религиозного оппонента, и почему богиня избрала женский способ уклонения от ответа. В отличие от распространённого мнения, богиня могла лгать. Верховный жрец не раз замечал, что Госпожа лжёт паломникам, приукрашивая обстоятельства смерти и значения деяний мёртвых родичей вопрошавших. Но очень редко она отказывалась отвечать.

Глядя, как служитель Жизни отправляет привычный утренний ритуал, необычно вяло и как-то отстранено, Син внезапно понял, чем вызвана зависть оппонента. Те силы жизни, которым поклонялись носители зелёных ряс, не персонифицированы! Все их молитвы и ритуалы выглядят глупо и нелепо при столкновении с истинным божеством. С тем, кто действительно слышит молитвы и отзывается на них, отвечает на вопросы и хоть как-то демонстрирует свои чувства. Быть может, именно демонстративный уход от ответа в чём-то убедил сомневающегося служителя. Во всяком случае, больше не было обвинений и обличительных речей.

В это утро никто особенно не торопился. К некроманту всё равно успевали при дневном свете, так зачем торопиться и расходовать силы? Завтракали в единственном кабачке города, чьи обширные холодные подвалы сохранили немало снеди в полном порядке. Фурими торжественно выложил деньги за припасы на стойку бара, демонстративно проигнорировав издёвки воспрявшего духом приятеля.

С прахом, медленно растягиваемым ветром, сделать ничего не могли, поэтому похоронили только своих мёртвых. Для этого подобрали небольшой луг неподалёку от города. Никому не захотелось хоронить товарищей на осквернённом городском кладбище, с которого некромант явно поднял большую часть обитателей.

Так же неторопливо сварили чесночное зелье и обыскали весь город в поисках серебра. И если ограбленные, возможно, всё тем же некромантом, городская казна и арсенал ничем не порадовали, то в кузнице их ожидала приятная неожиданность. Около полусотни серебряных наконечников для стрел, и три меча, с лезвиями, окованными тонкими серебряными полосами. В городе, оказывается, уже знали о некроманте, хотя опасность его недооценивали.

Глядя, как ветераны примеряют по руке трофейное оружие и снаряжают стрелы, Сину приходилось сдерживать чувства. Эти люди знали, как опасен их поход, и насколько мало шансов выжить, но ничуть не боялись. Они верили в своего предводителя и мастерство служителя Смерти. И они не отступили бы, даже зная заранее, что это будет их последний бой. И глядя на них, жрец видел другие лица и слышал другие голоса, и чувствовал себя старым и бесполезным.

В этот день путь проходил молча. Притих даже приятель Фурими, поначалу немало поскандаливший по поводу воняющего чесноком оружия и агрессивно отвергнувший все предложения вернуться в Сайпир. Несколько раз они улавливали присутствие нежити — каждый раз позади от себя. Некромант и не думал преграждать путь врагам. Вместо этого он предпочитал преграждать им пути к отступлению.

Наскоро обсудив положение, решили неупокоенных в арьергарде не трогать. Это может занять время и истощить силы, необходимые для главного боя. А единственный надёжный способ быстро разобраться с мёртвыми — призвать Госпожу, тоже надо было поберечь. Это требовало немало сил от верховного жреца, и Син не мог гарантировать, что осилит два призыва с промежутком в несколько часов.

Напряжение нарастало. Яркий свет солнца служил слабым утешением. Теперь присутствие нежити ощущалось со всех сторон — но очень далеко, почти что за пределами чувствительности. Не иначе, некромант кое-что знает о возможностях печатей.

Лес сменился холмами, постепенно переходившими горный кряж. Именно здесь впервые была замечена нежить, отсюда бежали в панике живые и ходили на охоту мёртвые. То, что они ощущали впереди, было гораздо неприятнее мёртвого города проклятых душ. Такого скопления нежити Син не встречал ещё никогда. Или так печати реагируют на высшую нежить? Никто не сомневался, что для своей охраны некромант припас что-то особенное.

Вход в пещеру не стал ни для кого неожиданностью. Где ещё, кроме подземных каверн, искать некроманта и его армию, часть из которой не выносит дневного света? Из подземного логова тянуло разложением и страхом, и лошади, и до того всё больше беспокоящиеся, нипочём не желали продолжать путь под землёй, хотя размеры пещеры позволяли ехать верхом. Животным было невозможно объяснить, что снаружи не менее опасно, чем внутри, и только защита людей до сих пор берегло копытных паникёров от беды.