Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3



1

Аркадий сидел у ржавой печки-буржуйки, крепко укутавшись: в толстые ватные штаны, в валенки поверх шерстяных носков и в тяжелый тулуп поверх трех свитеров. Старые кости нужно согревать, иначе они начинают болеть и рассыпаться в прах.

В морщинистых дрожащих руках он держал книжку, которую читал вслух вот уже добрый час. Страницы книжки были точно такие же, как и кожа семидесятилетнего старика, – сухие, желтые и потрескавшиеся.

Сказать, что это старая книга, – значит не сказать ничего. Сборник рассказов Говарда Филлипса Лавкрафта являлся почти что ровесником Аркадия. Многие страницы пострадали от прожорливой плесени, они рассыпались от любого неосторожного прикосновения, но старик перелистывал их очень аккуратно, с особой заботой и любовью, ведь этот сборник был подарком. Отец подарил его своему сыну за день до того, как вскрыл себе вены.

Времена…

Времена тогда были тяжелые. Вот он и ушел. Аркадий очень любил отца, и до сих пор вспоминает его, особенно в те моменты, когда листает этот сборник.

Старик очень любит страшные истории и особенно истории о неведомом космическом ужасе и других измерениях. Лавкрафт в этом деле был если и не лучшим писателем, то одним из лучших – это уж точно.

В нескольких метрах от печки-буржуйки на стене висела самодельная мишень для дартса, в которую то и дело летели дротики (тоже самодельные). Сын Аркадия – Дмитрий – кидал их, чтобы не сидеть на одном месте. Он не мог долго находиться без движения, потому что у него начинало болеть сердце, руки и ноги затекали, а в легких появлялись свисты и хрипы. Происходило это из-за излишнего веса – Дмитрий весит больше ста двадцати кило, и это при росте в сто семьдесят сантиметров. А ведь ему всего сорок лет. О том, что с ним будет ближе к шестидесяти, мужчина думать не любил. Лишний вес нужно было сбрасывать, и чем скорее, тем лучше. Но вес не сбрасывался.

Обычно (особенно утром) Дмитрий занимался тем, что бегал по заправке от машины к машине. Их заправка славилась качественным и быстрым обслуживанием. Водитель подъезжал, давал деньги и говорил, сколько он хочет бензина, нужно ли долить масла или протереть стекла и номер.

Иногда клиенты (особенно дальнобойщики) заказывали «пакет». В это понятие входил большой горячий сэндвич, бутылка легкого пива и холодная шаурма. Все это хозяйство упаковывалось в добротный сверток толстой желтой бумаги.

Бензин, масло, протирания, плюс «пакет», вот и весь секрет успеха. Заправка Аркадия процветала, все конкуренты давно разорились. В радиусе тридцати километров других заправок не было.

Иногда (один или два раза в неделю) на заправку Аркадия заглядывали лесорубы – здоровые, как медведи, ужасно вонючие и чуточку странные. Именно для них внутри помещения заправки сделали небольшой бар: четырехметровая обшарпанная стойка, четыре высоких деревянных стула и покосившийся бильярдный стол.

Немного, но по меркам сибирской глубинки этот бар был вершиной роскоши, комфортабельности и уюта.

Дмитрий крутился, как белка в колесе, и ему это нравилось, потому что во время движения он чувствовал себя гораздо лучше. Другой работы он не желал. Да и, по правде говоря, не умел.

В это утро заправка пустовала – из-за сорокаградусного мороза и чудовищного снегопада, который был редкостью даже для этих краев. Компьютера на заправке не было, телевизор сдох пару дней назад, из-за сильного снегопада мобильная сеть и радио не работали.

Отец и сын трудились каждый день без выходных с шести утра до шести вечера. На часах было ровно десять, но ни одного клиента с самого открытия еще не было. Поэтому Дмитрий попросил отца читать вслух, чтобы хоть какими-нибудь звуками заглушить завывания ледяного ветра. Потому что без бубнящего телевизора или радио Дмитрию было неуютно – ему казалось, что ветер воет не снаружи, не за грязными окнами, а внутри, в самом его сердце.

И этот воющий внутри ветер ему очень не нравился.

Вот поэтому Аркадий и читал вслух. Сперва он немного стеснялся, но затем это нелепое чувство прошло, ему даже понравилось. Озвученный текст становился глубже и…

Страшнее.

Ведь это был текст Лавкрафта.

В конце концов, Дмитрий пожалел о своей просьбе. То, о чем писал Лавкрафт, пугало толстячка гораздо больше, чем воющий внутри ветер.

– Хватит! – не выдержал он. – Я не могу. Неужели тебе не страшно?

Аркадий ехидно улыбнулся, обнажив фальшивые зубы. Его родные давно выпали, еще восемь лет назад, с тех пор он носит вставные челюсти, которые заказал по почте аж из Австралии.



– Страшно… – согласился старик. – Но ведь в этом вся соль! Ой-ой-ой…

Он аккуратно отложил книгу на столик рядом с печкой, а затем уперся обеими руками в поясницу и потянулся. Послышался громкий хруст. На морщинистом лице проступил пот.

– Проклятая спина… – прокряхтел он. – Херова погода виновата во всем! Помоги мне встать…

И Дмитрий помог отцу подняться.

– Нужно выпить… Да, нужно выпить, это поможет…

За всю свою жизнь Аркадий пил таблетки всего пару раз, и то были антибиотики. Обезболивающих он боялся, считая их чистым ядом. Витамины – презирал. Он лечился своими методами. И если принимать во внимание то, что старик прожил уже семь десятков лет, и не где нибудь, а в Сибири, – его методы были эффективны.

Старик взял свою трость и пошел к барной стойке, чтобы сделать свой любимый напиток: пятьдесят граммов водки, столовая ложка кислой томатной пасты, щепоть соли и двести граммов горячей минеральной воды. До стойки было не более пяти метров, но этот путь занял у старика добрую минуту.

Руки его тряслись, и когда он готовил напиток, это было похоже на неумелую игру на ксилофоне. Дмитрий не спрашивал, нужна ли его отцу помощь, потому что Аркадий всегда готовил свой любимый напиток сам, и только сам.

– До тех пор, пока я в состоянии сделать это, я не сдохну, помяни мое слово! – говорил он.

Вот он и готовил – не хотел умирать. Многие люди устают от жизни гораздо раньше семидесяти. Одни вскрывают себе вены, другие – спиваются, умирая от инфаркта или инсульта. Но Аркадий был не из «этих». Он любил жизнь, и в ближайшие десять лет подыхать не собирался.

Когда напиток был готов, старик вылил его в свое сухое старческое горло, одним махом, и ему тут же стало легче. По телу разлилось приятное тепло и расслабление. Спина не перестала болеть окончательно, но боль отступила и притупилась. На сухих морщинистых щеках старика проступил румянец, а в глазах заблестела влага.

– Успешно? – спросил Дмитрий, подкидывая в буржуйку еще несколько деревянных брусков.

– Весьма успешно, – сказал Аркадий, затем шмыгнул и утер губы тыльной стороной правой ладони.

Затем он взял полотенце, шумно высморкался и хорошенько вытер густую седую бороду, которая доходила ему до самых плеч. Усов, в отличии от своего сына, он не носил, потому что в усах у него постоянно застревала еда, особенно майонез, который старик так любил.

– Думаешь, что имеет смысл работать в такую погоду? – спросил Дмитрий, поглядывая в грязное окно и наливая в огромную кружку кипяток, чтобы приготовить себе горячий шоколад.

– Имеет, – ответил Аркадий. – Именно благодаря таким «мелочам» наша заправка и процветает.

Затем старик закинул в рот огромную дольку лимона, поморщился и отправился шаркающей походкой к своему продавленному креслу возле печи. Сын помог отцу сесть на трон, а потом присел рядом, на скрипучую табуретку, обхватил огромную кружку горячего шоколада пухлыми руками и уставился на языки сонного пламени в печи.

– Читаю дальше? – спросил отец.

– Да, – ответил Дмитрий.

И хотя ему было страшно, он почувствовал в мрачном творчестве Лавкрафта что-то такое… Некий уют и гармонию, которые в реальной жизни редко где встретишь.

Старик очень аккуратно и бережно взял сборник рассказов в руки, отыскал нужный абзац и уже было открыл рот, как хлипкая парадная дверь распахнулась с такой силой, что грязные дверные стекла пронзительно зазвенели, лишь каким-то чудом не разбившись.