Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 22

Альм Лара

Я. Люди. События. История пятая. Заключение

История пятая. 2016 год

Лебединая песня

Если я был женщиной, то вышел бы на пенсию. Я рад, что я мужчина, что до пенсии мне еще пахать и пахать. Хотя, как сказать: время летит незаметно. Взять, к примеру, прошедшие десять лет. Пролетели, как одно мгновение. Потому что я пребывал и пребываю в эйфории счастья. Не безумного с сумасшедшинкой, не скачущего по синусоиде, вверх-вниз, не заоблачного-эфемерного, а самого настоящего счастья, постоянного, обволакивающего теплотой любви. Губы невольно растягиваются в улыбке, никакие трудности тебя не волнуют. Возможно потому, что отсутствуют проблемы глобального характера. И на том спасибо. А мелкие недоразумения, они же мизерные проблемы, не раздуваются до невероятных размеров, в чем важную роль играет позитивный настрой. В связи с чем решаются легко и просто, да и не кажутся они проблемами. Так, сущая ерунда, говорю же - мелкие недоразумения! И вообще - ничего грандиозно-плохого у нас случится не может! Беда отскочит от нас, испугает.

Кто же является источником моего прямолинейного, не скачущего вверх-вниз, позитивного настроя? Варька... Жена... Необыкновенно добрый, умный, понимающий человек. С ней не нужно слов, хватает одного взгляда.

Она утверждает, что я значительно моложе ее: веду себя как ребенок. Возможно, она права: когда любишь, теряешь мудрость, накопленную с годами. Но мне не хочется молодиться, как поступают некоторые люди, пребывающие в неравном браке, чтобы "догнать" своего партнера. Знакомые утверждают, что я выгляжу моложе своих лет. Когда мои мальчишки, мужики с усами, в незнакомом обществе называют меня папой, все начинают искать того, к кому адресовано обращение.

Мне льстит, не более того.

Вот когда я иду по улице со своей дочерью Серафимой, которой сейчас девять лет, никто не думает, что ее за ручку ведет дедушка. Папа. Сие мне греет душу...

Не знаю, рискнул бы я жениться еще раз, если бы Варюха не призналась, что ждет ребенка. Я опешил на пару секунд, потом запрыгал до потолка, а попрыгав, сгреб будущая мать в охапку. Сгреб бережно, как статуэтку из хрупкого материала. Варя решила, что будущий отец тронулся умом.

Именно с той минуты я осознал, что такое настоящее счастье. Везде, во всем, всегда.

Всегда. Я очень хочу, чтобы так было всегда. Но иной раз в голове забрезжит огонек сомнения: а вдруг... Вдруг что-то случится?! С моими тремя детьми, с женой, с отцом, со мной? Я гоню от себя эту мысль, совершенно идиотскую, но... здравую. Никто не застрахован от горя.

А последнее время вспоминаю Чеховского Беликова, человека в футляре, с его фразой: как бы чего не вышло...

Выйдет-не выйдет, когда выйдет... Никогда и ни за что! Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы счастье и гармония в нашей семье не исчезли. Готов на все, но без риска. Риск - дело благородное, но безрассудное, безрасчетливое что ли. Пришел, увидел, совершил. Я уже не тот, что был раньше. Сейчас я расчетлив, как никогда. Не просто живу и кайфую от счастья и любви, я всеми силами оберегаю своих близких. И себя ради них. Внешне выгляжу спокойным до неприличия. Со стороны покажется - полный пофигист. Ошибочное мнение.

Я - человек разумный, хотя и "в футляре", понимаю, что все мы смертны, и прошу у Бога одного: чтобы я ушел раньше моих близких...

Особенно волнуюсь за отца. Все-таки возраст.

Я рад, что отец не унывает. Значит, не всё так плохо.

Вот весной был случай. Отец был в кардиоцентре, где ему прицепили аппарат для суточного измерения давления. От моего сопровождения он отказался, как и от сопровождения Миши и Феди. И нет бы сразу двигать домой, так нет: отец зашел с банк, снял со счета некоторую сумму денег, и только после этого направился к своему дому. Видимо, парочка молодых лоботрясов высматривала возле банка доверчивых стариков, которые временно разбогатели. Лоботрясы "повели" моего батю от здания банка, а он идет себе по улице весь такой счастливый - разбогател, думает, чем порадует внуков. Слежку, естественно, не замечает. Так дошли они до безлюдного места, до проходного двора. Окружили лоботрясы батю и предложили отдать деньги по-хорошему. А у бати надета на руке манжета, под курткой спрятана, в сумочке лежит моторчик, который периодически гудит: манжета накачивает, давление фиксируется. И когда двое злоумышленников к нему подкатили с понятным предложением, моторчик возьми и загуди, к счастью отца. Другой был старик на его месте, сказал чистую правду: что гудит, почему гудит. А отец? Отец загробным голосом сообщил: "Пошел отсчет времени. Осталось пятнадцать секунд, четырнадцать..." Про тринадцатую секунду злодеи не услышали, припустили наутек.

Мы дружно посмеялись над рассказом моего отца-юмориста, но я не преминул заявить: "Впредь ты один ходить не будешь!" - "Знал бы, вообще не рассказывал", - набычился батя...

Ох, и ворчун. Был ворчуном, стал ворчуном в квадрате. Или в кубе. И пусть себе ворчит, меня его ворчливость нисколько не напрягает. Отец не злой, ворчит, чтобы о нем не забывали. Я его очень люблю.





Батя принял Варю сразу. Не сдержался, шепнул мне: "Седина в бороду, бес в ребро". По-доброму так шепнул и подмигнул - дал понять, что одобряет, чтобы я не упустил свое счастье. Когда батя узнал потрясающую новость - у нас будет ребенок, едва не лишился чувств от радости. И заявил: "Не зря ждал, вот теперь увижу свое Ясно-Солнышко, и пора..."

При других обстоятельствах я бы нашел доходчивые слова для внушения: пусть отец и думать забудет о вечном покое. Вероятно, накричал бы. Но я выглядел блаженным от счастья и на самом деле был блаженным, потому сдержался и мягко попросил: "Поживи еще!" И голос дрогнул при этом. Отец поднял на меня вылинявшие глаза. В глазах появились слезы. Чтобы я не заметил его нахлынувших чувств, отвернулся и тихим голосом затянул, намекнув, что совсем не то имел в виду:

- Пора в путь-дорогу, в дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем...

Он дождался появления на свет своего Ясно-Солнышка, названного Серафимой. Исполнил мою просьбу. И что самое важное - грустные мысли об уходе его покинули...

Теперь о моих мальчишках. Мое сообщение о предстоящей свадьбе с Варей их нисколько не шокировало.

- Рад за вас, - признался Федор. - Как будто не знал вас обоих долгие годы, а впервые увидел только сейчас - настолько вы изменились, прям совершенно другие люди. И выглядите иначе, и говорите иначе, и ведете себя иначе. Главное - глаза! Говорю же - другие люди. Кто вы? Маски, я вас знаю? - пошутил он.

- Знаешь, знаешь, - усмехнулась Варвара, немного успокоившись: знакомство в новом статусе ее очень волновало.

- Ну, пап, поздравляю! - высказался Михаил, - и тебя, Варюшка, поздравляю. Тебе, очень повезло, наш папа - замечательный человек, таких больше нет.

- Я знаю.

- Мне тоже очень повезло, - вставил я.

Я заметил, что старший сын хочет ее что-то сказать, но он промолчал, а я его не сподвиг на продолжение. Однако позже, когда мы остались втроем: я и оба моих сына, Мишка признался:

- Глядя на вас с Варей, таких счастливых, теперь и нам с Федей захочется найти себе спутницу жизни.

На этот раз я уточнил:

- А раньше у вас такого желания не было? Что вас не устраивало раньше, в моем прежнем браке?

- Ты, пап, извини, что я возвращаю тебя в то время, вижу, тебе больно об этом вспоминать...

- Говори, раз начал...

- С виду у вас будто бы была любовь-морковь, а приглядишься, прислушаешься и понимаешь - искусственные отношения.

- Да-да, не натурально как-то вы жили с Натальей, - поддержал брата Федя. - Смеетесь, а глаза пустые, разговариваете и не слышите друг друга, отвечаете невпопад. Папа, мы давно поняли, что тебе пришел срок жениться, и ты взял в жены женщину, которая отнеслась к нам по-человечески. Мы считали ее другом, но она никогда не стала нам матерью.