Страница 37 из 70
— Родственников, — похоронным голосом закончил цепочку моих умозаключений заведующий, вновь хмуря брови и кривя губы в неприятной улыбке. На вечно благодушном лице мужчины она смотрелась впечатляюще. И я бы даже посочувствовала товарищам, если бы на моём лице было не такое же кровожадное выражение.
Дополненное переломом носа оно напугало даже видавших всякое санитаров! Впрочем, тут они сами виноваты. Я очень не люблю, когда трогают мои вещи, а ещё больше не люблю, когда чьи-то немытые лапы лазят по моим инструментам!
— Ивар Захарович, не хочу говорить очевидное и невероятное, но кто-то свой явно продал душу за нехилые бабки, — допив порядком остывший кофе, я поднялась и одёрнула рукава рабочей формы. На столе меня терпеливо ждал клиент, а результаты по клиенту дожидался просиживающий штаны у соседей молоденький врач.
У бедняги это был первый пациент. К сожалению для пациента, это был предпоследний врач в его жизни. А последний готовился завершить вскрытие и сообщить волнующемуся юноше со взором горящим, что его вины в этом нет. Ну явной точно нет. Остановка сердца она такая, непредсказуемая. Хотя…
— Евгения Сергеевна, я таки может, и выгляжу как дурак, но на идиота тяну в самую последнюю очередь, — хмыкнул Бюлменкранц, напяливая на себя фартук и вставая напротив меня. — Разрешите помочь слабой, хрупкой женщине?
— А есть шанс отказаться?
— Ни единого, Женечка.
— Тогда какие вопросы, Ивар Захарович, присоединяйтесь к нашему празднику жизни… — и поправив маску, принялась за работу, попутно пытаясь понять, насколько велики масштабы того некультурного места, в котором мы с Захарычем оказались.
Почему мы? Да потому, что приказ о моём назначении всё-таки подписали. Ещё не объявили, нигде не афишировали, но мне лично продемонстрировали и поздравили. Оригинально так, ничего не скажешь. И впору действительно заподозрить наличие проклятья на этой чёртовой должности, если мой первый день в ней ознаменовался такими вот неприятностями!
Пять трупов. Не один, не два, а пять. Ладно, возможно всего четыре, если не брать в расчёт моё ожившее недоразумение, запертое дома с таким обиженным выражением лица, что я подумываю после работы купить торт и идти мириться! Но даже если не ровно пять, а на одного меньше, сильно это ничего не меняет.
Ах да, ещё три учётных. Итого семь. Семь за две недели нового года, что непрозрачно намекает на раздутую вседозволенность крысы, высунувшей из норы не только нос, но и добрую половину своего тела.
Цинично усмехнулась, продолжая на автомате выполнять все необходимые действия, работая в четыре руки с Захарычем. Шеф хоть и не работал с трупами напрямую, но сноровки не растерял. И судя по отсутствующему взгляду, его размышления тоже были далеки от наших непосредственных обязанностей.
И что-то мне подсказывает, думали мы с ним в одном направлении…
Морг — это ведь не только ценный мех, но и много действительно интересных возможностей. Для тех, у кого нет ни совести, ни морали, ни хоть чего-то человеческого в душе. Подпольная продажа органов? «Утеря» ненужных трупов? Левые операции прямо в морге?
Почему нет, собственно? Платите и получите, платите и получите, господа. Только вот что делать, если вы — честный патологоанатом, а в вашем морге творится такое непотребство? И это самое непотребство невозможно доказать ничем, кроме косвенных подозрений, собственных побоев и опять-таки собственных же домыслов и подозрений?
Тихо вздохнула, качнув головой в такт собственным мыслям. Тут прямо как в том анекдоте. Все всё знают, все всё видят, доказать ничего не могут. А ещё, если уж мыслить совсем глобально, тут может творится любое непотребство. Начиная от подарочков в животах жмуриков, заканчивая образованием этих самых жмуриков посреди прозекторской путём пускания пули в лоб.
И вот это действительно страшно.
Где-то что-то упало, с глухим звоном и громким стоном. Рука дрогнула, лишь чудом не полоснув скальпелем по моему же запястью. Аккуратно положив инструмент в лоток, оглянулась, пытаясь понять, откуда такие странные звуки и что это за источник, который так и жаждет познакомиться со злой мной.
— Мда, — задумчиво протянул Захарыч, оторвавшись от работы на минуту, что бы оценить валяющегося посреди зала тело и тут же вернув всё своё внимание бедной старушке, волей судьбы попавшей на наш стол. — Слабые нынче терапевты, слабые… Как же они экзамен-то сдавали, мне любопытно?
— А как у нас некоторых санитаров принимают? — вернула начальнику вопрос, стягивая перчатки и деликатно интересуясь. — Ну что, откачаем болезного или лучше не будем?
— Ну почему? Что ж вы так радикально-то, дорогая моя? — Ивар Захарович картинно всплеснул руками, отступая от стола. — На первый взгляд бабуля закончила свой жизненный путь вполне законным путём, в следствии банальнейшей остановки сердца. Если молодой человек не вкатал ей ударную дозу сердечного препарату, то он тут таки совсем не причём. Жизнь всё сделала за нас, как говорится. Нет, гистология ещё себя покажет… Но судя по назначениям действительно, ничего фатального! Как пела великая Аллегрова «Ну и что же тут криминального?!»!
К сожалению, именно в этот момент несчастный терапевт решил прийти в себя. И услышав насквозь фальшивое пенисе с непередаваемым одесским акцентов, да разобрав, о чём собственно поют, не придумал ничего лучше, чем обратно в обморок уйти. Видимо с его точки зрения, в бессознательном состоянии будет лучше.
Нет, в чём-то он прав. Нас же не видно и не слышно, а значит нервы целее будут. Но вот как показывает практика, если в морге чьё-то тело дольше пяти минут не подаёт признаков активной жизнедеятельности, то это либо труп, либо товарищ Харина спать изволит. И что-то я не замечаю семейного сходства с возлежащим на полу юношей…
Да и пол, не тот, что кафельный, явно не подходит к метрикам, выданным в роддоме.
— Ивар Захарович! — укоризненно протянула, пытаясь удержать от желания банально попинать несчастного, дабы привести его в чувства. Поднять его для меня нынче непосильное дело, а звать санитаров только устроить бедолаге весёлую жизнь в ближайшие несколько месяцев.
Слухи они такие, да. А слухи среди медиков это вообще поразительные в своей скорости распространения совершенно неправдоподобные афоризмы, метафоры и сравнения.
— Ой, Женечка, да что с ним будет-то? — шеф отмахнулся, стягивая рабочий фартук и деланно пожимая плечами. — Оставь там, иди лучше, помоги закончить процедуру инвентаризации чужих внутренних органов!
— Шеф, я, конечно, вас люблю, но пол у нас кафельный. И лечить юного терапевта средствами, привычными прожжённому патологоанатому как-то не с руки, — мой укоризненный взгляд особого эффекта не возымел, пришлось давить на привычную еврейскую скупость, давно и прочно возведённую любимым начальством в непревзойдённое искусство. — И потом, спирт казённый. И расходовать их на всяких там…
— Ох, Женечка, таки наше тесное общение влияет на вас совершенно тлетворнейшим образом, — притворно опечалился Ивар Захарович, всё же соизволив обратить своё высочайшее внимание на несчастного новоиспечённого врача.
Уж не знаю, чем тот так надоел своим старшим товарищам, но явно очень старался. Раз его засунули в морг в первую же неделю работы. Обычно, такую встряску для неподготовленного разума оставляют на самый крайний случай.
— Не мы такие, Ивар Захарович, — вздохнула, вновь уделяя своё внимание бедной старушке. — Жизнь такая!
Краем глаза заметила, что обычно жизнерадостно выглядевший и заряжавший своим позитивом остальных Блюменкранц выглядит непривычно старым, осунувшимся и бледным. Увы, я могла его понять, но пока что ничем не могла помочь. Мало того, я всерьёз начинала задумываться о том, кто бы мне помог во всей этой пренеприятнейшей ситуации!
Господи, да лучше бы ревизор приехал! Там хоть схема давно опробована, отработана и доведена до совершенства! А тут пока что только поле из граблей и конца этому самому полю что-то не наблюдается!