Мост

— Не задерживайтесь! — поторопил он товарищей.

Быстро проложили проход в колючей проволоке, проползли через поле и наконец очутились на лугах. Пошли по направлению к шоссе, по которому приехали в город на попутном грузовике: Дорош решил возвращаться тем же путем, каким они попали сюда, обходя населенные пункты.

Они не имели права терять ни секунды. Вероятно, за ними уже гонятся, а на дорогах выставлены заслоны. Наверное, уже созданы поисковые группы…

Считал: десяток километров они проехали по шоссе… пять прошли по тропинке от лесополосы… и еще три–четыре до поляны с копенкой… Там можно будет передохнуть… Около двадцати километров. Три с лишним часа быстрой ходьбы. А если учесть непредвиденные задержки, то четыре — четыре с половиной… Сейчас около двенадцати, значит, до рассвета они должны добраться до поляны.

Первая задержка произошла при переходе через шоссе: вышли не на то место, куда было надо, а ближе к Ралехову, — пришлось одолевать целый километр, продираясь через придорожные кусты и перебегая открытые места. Выяснили, что дорога тщательно охраняется — все время по ней сновали мотопатрули. Перед тем как перейти шоссе, полежали в зарослях шиповника. Это не очень приятно, зато надежно: вряд ли какой–то смельчак добровольно сунется в эту колючую чащу. Чуть передохнув, выбрали удобный момент и перебежали дорогу.

И снова привычной цепочкой — быстро по тропинке между полями…

Наконец углубились в лес и вздохнули свободнее. Здесь почувствовали себя увереннее, знали, что гитлеровцы боялись лесов, а для разведчиков каждое дерево служило защитой.

На рассвете, когда добрались до знакомого уже шалаша, вздохнули с облегчением, будто все тревоги остались позади. Легли на душистое сено, но долго не могли заснуть, хотя и устали. Возились, и каждый думал о том, какое важное дело сделали они сегодня. Не знали, что их донесение о линии гитлеровских укреплений практически не понадобится штабу, потому что танковая дивизия генерала Лебединского уже форсировала реку и могла выйти в тылы группировке генерал–полковника Блейхера. Через сутки под угрозой окружения генерал решит оставить Ралехов.

Не знали этого и в нашем штабе, не думал об этом и генерал Блейхер — такова уж логика войны, когда судьбы тысяч и тысяч людей решаются в течение считанных минут и зависят от таланта, решительности, гибкости мышления полководца, а также от причин, когда талант и решительность ничего не стоят: просто уровень воды в реке за последние три дня упал на метр и появились броды для танков генерала Лебединского.

Но Дорош не думал ни о стихии, ни о глубокомысленных штабных расчетах, он еще раз перевернулся с боку на бок и наконец заснул.

Котлубай поднял Сугубчика в восемь утра.

Сперва Сугубчик стал у входа в шалаш так, чтобы видеть все подходы к нему. Зевнул — вон как сладко спит Пашка, должно быть, хороший сон видит, даже причмокивает губами… Сугубчик потянулся… завтра они доберутся к своим — спи тогда сколько влезет, хоть целые сутки. Таков уж у разведчиков закон: выполнил задание — ешь и спи сколько хочешь.

От этих мыслей захотелось спать еще сильнее. Сугубчик потер виски, но сонная вялость не проходила. Решил обойти шалаш и поляну, по сразу же передумал: его мог увидеть в лесу кто угодно, а он — никого…

Нырнул в кусты и начал обход поляны. Кто–то рядом громко и требовательно постучал. Сугубчик испуганно остановился, но увидел на соседнем дереве дятла: тот бегал по стволу, не обращая на парня никакого внимания, — красивая хлопотливая птица.

Сугубчик засмотрелся на дятла, но вдруг новый звук заставил его насторожиться: кто–то шел к поляне, шел не таясь — шуршала листва и трещали сухие ветки.

Сугубчик спрятался за кусты, снял автомат и внезапно увидел непрошеного гостя: солдата с карабином за плечами. Уже пожилой человек, лет за пятьдесят, и идет к поляне, как хозяин…

Пропустив гитлеровца, Сугубчик выскочил из–за кустов и приставил ему к спине дуло автомата.

— Руки вверх! — приказал он. — И тихо…

Тот поднял руки. Сугубчик сорвал с немца карабин и подтолкнул к шалашу:

— Вперед! И не оглядываться!

Он не видел лица немца, не знал, правильно ли поступил; может, солдат, увидев в шалаше людей в немецких мундирах, пошел бы дальше своей дорогой. «Нет, — решил он, — все–таки правильно. Этот фриц обязательно рассказал бы, что обнаружил в лесу подозрительных военных, в конце концов, мог подумать, что тут прячутся дезертиры, все равно донес бы, и по нашим следам пошли бы жандармы…»

Гитлеровец шел покорно, не оглядываясь. Сугубчик поставил его лицом к копне и позвал Дороша:

— Герр обер–лейтенант, проснитесь!

Дорош сразу вскочил.

— Что случилось? — спросил он спросонья. — Что случалось, рядовой Фогель? Почему вы задержали это чучело?

— Согласно вашему приказу, герр обер–лейтенант!

Проснулись все разведчики. Встали, сосредоточенно смотрели на пленного, пытаясь понять ситуацию.

Дорош подошел к солдату.

— Опустить руки! — приказал он. — И повернуться…

Тот повернулся четко, как на учении, стукнув каблуками. Испуганно моргал.

— Ваши документы! — протянул руку Дорош.

Солдат дрожащими пальцами расстегнул мундир, подал документ.

— Рядовой Курт Блумберг, — доложил он. — Мы остановились тут неподалеку, местные жители сказали, что в лесу есть сено, и наш унтер–офицер послал меня проверить, так ли это…

— Какая часть? — поинтересовался Дорош.

— Обоз… обоз тридцать восьмой дивизии.

Дорош все еще не решил, как ему поступить. Ясно было одно: отпустить солдата нельзя, небось догадывается о чем–то — пальцы дрожат и взгляд все еще испуганный.

Спросил:

— Где расположился ваш обоз?

Солдат ткнул пальцем на юг:

— Там… В трех километрах есть село…

Дорош сверился с картой — не лжет. Следовало немедленно уходить отсюда. Хотел уже отдать приказ. Однако солдат понял, что сейчас решается его судьба, и быстро сказал:

— Герр обер–лейтенант, я должен доложить вам, что по дороге сюда встретил отряд эсэсовцев…

Дорош спросил с деланным безразличием:

— Ну и что же?

— Мне казалось, это заинтересует вас.

— Ошибаетесь! — отрубил Дорош, убедившись, что солдат все же заметил его ошибку и знает, кто они на самом деле. Зачем же играть с ним в жмурки? Приблизился к нему: — Где вы видели их?

— На опушке. Эсэсовцы углубились в лес…

— В каком направлении?

— Кажется, на восток.

— Сколько их было?

— Человек десять — двенадцать. Я хотел еще сказать…

— Довольно! — оборвал его Дорош. Шепотом сказал что–то разведчикам, и те исчезли в кустах. Задержал Сугубчика, приказал так, чтобы солдат не услышал: — Отведи его в лес и… не мешкай… Догоняй нас.

Дорош подхватил свою сумку и направился вслед за разведчиками. Сугубчик показал солдату автоматом на кусты. Тот понял все, опустил голову, пошел, но вдруг остановился и сказал:

— Я знаю, что вы русские. Я сразу это понял. Сейчас вы убьете меня. Но поверьте, я не хочу вам зла, я простой рабочий…

— Вы гитлеровский солдат и наш враг! — сердито крикнул Сугубчик. — Все говорят, когда им конец, что они рабочие, а мы не звали вас сюда! Ну идите быстрее…

Солдат пожал плечами. Видно, хотел что–то возразить, но только махнул рукой и пошел.

— Ваша правда… — сказал он с горечью.

Он шел ссутулившись, а Сугубчик думал: сейчас ему придется прикончить…

И неожиданно Сугубчик осознал, что не сможет этого сделать — вот так спокойно всадить кинжал в спину безоружного пожилого человека.

Сугубчик остановился и хотел позвать Дороша, но никого поблизости не было, товарищи ушли вперед…

Как же ему поступить?

В бою не задумываясь и колол бы, и стрелял — там все ясно, все понятно, в горячке боя человек с голыми руками бросается на вооруженного врага и побеждает его, а тут враг безоружен, а ты — наоборот…

Спросил:

— А откуда вы?

Немец остановился, сутулый, с безвольно опущенными руками, потом медленно обернулся и поднял на Сугубчика пустые и уже мертвые глаза: