Страница 8 из 72
Как известному музыканту, лояльно относившемуся к новому режиму, Шору подобные акции действительно “сходили с рук”. Более того, он и руководимое им “Московское трио” были постоянными гостями на культурных мероприятиях в Кремле.
“[…] засевшие в недалеком Кремле большевики […] приглашают в Кремль трио ‘Шор, Крейн и Эрлих 821 и слушают музыку чуть ли не со слезами на глазах”[59].
Одно из подобных мероприятий, 23 апреля 1920 г., описано в воспоминаниях Шора.
“[…] был день рождения Ленина[60]. Ему минуло 50 лет, и ‘партия решила торжественно отпраздновать этот день, тем более, что сам Ленин говорил: ‘Стыдно жить после 50 лет.‘ […] была собрана вся головка партии. На эстраде — все комиссары с Троцким[61] во главе, за столом президиума — генеральный секретарь Сталин[62]. Рядом с ним Ольга Дав[ыдовна] Каменева, Каменев и др. — само собой разумеется, что без музыки не могло обойтись такое собрание. Остановились главным образом на инструментальной музыке. Исай Добровейн как пианист, квартет “Страдивариус" и я с Д[авидом] Крейном [исполнили] Крейцерову сонату Бетховена”.
Близость к кремлевскому руководству неоднократно использовалась Шором для подачи просьб и прошений за сионистов и несионистов, преследовавшихся за инакомыслие и деятельность, не отвечавшую генеральной линии правительства. Дневники Шора 1923 г. пестрят пометками следующего содержания:
4 ноября 1923 г.: “[…] А тут еще приговор по Морскому Ведомству, где к смертной казни приговорены 10–12 человек. Надо хлопотать. Я написал Каменеву и молю о смягчении. Есть некоторая надежда, так как 7‑го празднование 6‑й годовщины революции”.
8 ноября 1923 г.: “[…] Опять смертные приговоры в Петропавловске. Дело у Петра Гермогеновича. Надо что — нибудь сделать. […] Я дал письмо Смидовичу[63], в котором пишу, что пора отменить смертные приговоры. Как он отнесется, не знаю. 1„.] Смидович отнесся как всегда хорошо. Надеюсь что, быть может, удастся спасти 4‑х, напрасно приговоренных к смертной казни.”[64]
12 ноября 1923 г.: “[…] До 12 час[ов] ночи я все порывался в Кремль. Тяжело и трудно просить, а необходимо”.
3 декабря 1923 г.: “[…] Каменев был немного утомлен и расстроен. Меня выслушал со вниманием и обещал принять во вторник. Просил его также […] и за право свободного преподавания еврейского языка. […] Я поиграл Шопена и после ужина удалился”[65].
В 1924 г. Шор обратился во ВЦИК и лично к Каменеву с просьбой заменить ссылку арестованным членам центрального бюро хе-Халуца[66] высылкой в Палестину. По рекомендации Каменева, как пишет Шор в дневниках 1924 г., советское правительство заменило ссылку в Сибирь высылкой (без права возврата) в Палестину[67]. В 1925 г. лидер московских сионистов Ицхак Рабинович (1887–1971) и Шор ведут переговоры с правительством Советской России о прекращении гонений на сионистов и легализации алии[68]. Акциями защиты сопровождалось и участие Шора в работе открывшегося с 1918 г. театра- студии на иврите “Габима”, под руководством актера и режиссера Нахума Цемаха (1887–1939), где некоторое время он читает лекции по музыке; для тех артистов театра, которые желали ознакомиться с теоретическими основами музыкальной дикции и музыкальной интонации. В 1924 г. вместе с группой деятелей культуры и ученых Шор участвует в акции протеста против преследования языка иврит. В небольшом эссе о “Габиме”, написанном в 30‑е годы, Шор вспоминает:
“[…] нами были предприняты всевозможные хлопоты за язык. Решили подать меморандум правительству. К участию в его составлении были привлечены самые разнообразные общественные деятели: Каменецкий[69] и Тубянский из Петрограда, Ген /учитель/ из Киева, д-р Л. Быховский, Садин Гольберг, поэт Гофштейн[70], Гнесин и я. Решили подать меморандум власть имущим и объяснить, что только “недоразумение" могло создать запрещение языка”[71].
Отношение Шора к коммунистическому террору как к “недоразумению” не претерпело значительных изменений за период 1919–1925. Поразительно упорство, с которым он верил в силу убеждения словом; на протяжении шести лет он ходил в Кремль, доказывал, убеждал и просил. “Последние пять — шесть лет целиком отданы общественности”, — писал Шор Розенову[72].
Этот период сам Шор определил как духовный кризис. Музыкально — преподавательская деятельность его практически ограничена стенами Московской консерватории, концертная — из служения искусству превратилась в обязанность “придворного” музыканта, пользующегося ’’сентиментальными слезами ‘великих мира сего, чтобы выхлопотать помилование для невинно осужденных”[73]. В это время значительно ухудшилось и материальное положение Шора. Сбережения, накопленные им за 40 лет концертной деятельности, пропали во время революции. Консерватория платила мизерное жалованье, которого едва хватало на жизнь.“[…] если мне приходилось из — за погоды или боли в ноге брать извощика, — продолжает Шор в письме к Розенову, — то мне приходилось уплачивать ему столько, сколько я получал за несколько часов работы”[74]. Привыкший к не роскошной, но достаточно обеспеченной жизни, Шор столкнулся с проблемой физического выживания, когда “2 пуда муки и полпуда сахару […] было целое богатство”. В короткий срок “от ужасных условий […] тогдашней действительности”[75] Шор теряет одного за другим родных и близких ему людей. 4 марта 1920 г. от воспаления легких умерла его жена. В один день с ней умирает брат Шора Иосиф, заразавшись сыпным тифом от своих пациентов. Год спустя умирают в Симферополе отец и мать, “пережив все ужасы Крымской эпопеи, когда там свирепствовал Бела Кун”[76]. Старший брат, Лев, проработав 40 лет преподавателем музыки в Пензе, вернувшись с семьей в 1923 г. в Москву, через три месяца заболевает и умирает от паралича сердца. Давид Шор содержит в клинике его душевнобольную жену. В его доме нашла приют и шестнадцатилетняя дочь брата, оставшаяся практически сиротой. Третий брат умирает в это же время в Симферополе, оставив вдову с тремя детьми, заботу о которых принял на себя Давид Шор. “[…] я никогда не брал, а всегда только давал […] события последних лет вынудили меня подумать о себе”. Шор всерьез засобирался в Палестину, надеясь обрести там удовлетворение от достойного применения своих опыта и знаний музыканта и педагога, В это тяжелое время в Москве он образовал союз музыкантов, в который вошли кроме самого Шора Энгель, Крейн, Гнесин и Мильнер, “для создания будущей музыкальной акаде мии в Палестине.”
“Не легко оторваться от тех глубоких корней, которые пущены в течение 40 лет, сознавая, что ты так нужен там, что много осталось людей которым разлука тяжела, что покидаешь много близких, дорогих, с которыми так много пережито. С другой стороны, я сознаю, что так надо, что необходимо остаток своих дней, свои знания и способности отдать на создание учреждения, деятельность которого явилась бы объединяющим элементом всего побережья Средиземного моря”[77].
59
Степун Ф. Ук. соч. С.274.
60
Владимир Ленин (Ульянов) (1870–1924), политический деятель, возглавивший руководство Октябрьским (1917) восстанием в Петрограде; председатель Совета народных комиссаров.
61
Лев Троцкий (Бронштейн) (1879–1940), политический и государственный деятель. С 1918 по 1925 г. — нарком по военно — морским делам, одновременно в 1920 г. — нарком путей сообщения. Член Политбюро.
62
Иосиф Сталин (Джугашвили) (1878–1953), политический и государственный деятель, с 1919 г. — избран членом ВЦИК, в 1917–1922 гг. — утвержден народным комиссаром по делам национальностей. С 1922 г. Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии.
63
Петр Гермогенович Смидович (1874–1935), в 20‑е годы член Президиума ВЦИК и член ЦКК ВКП(б).
64
Там же.
65
Там же.
66
Хехалуц — пионер (иврит) — сионистское непартийное молодежное движение, основанное в 1917 г. Целью движения была подготовка кадров к переселению в Палестину.
67
НУБИ, 4"1521, папка 449.
68
См.: БейзерМ. Евреи Ленинграда. Москва/Иерусалим, 1999. С. 161.
69
Самуил Каменецкий (1876–1942), юрист и общественный деятель. С 1912 г. член комитета Общества распространения просвещения между евреями в Россини, с 1923 г. — заведующий библиотекой общества.
70
Давид Гофштейн (1889–1952), поэт, писавший на идише; с 1923 г. стал публиковать стихи на иврите. В двадцатые годы жил в Палестине, потом вернулся в СССР, стал писать стихи на идише. Погиб по делу Еврейского антифашистского комитета
71
НУБИ, 4° 1521, папка 449. Решение об этом выступлении созрело уже давно. В дневнике от 15 ноября 1923 г. Шор пишет: “[…] Мне удалось […] побывать в Джойнте [Объединенный распределительный комитет американских фондов помощи евреям. — Ю. М.] и с 6 до 11 час[ов] обсуждать, как добиться свободного преподавания еврейского языка. Были: Каменецкий из Петербурга, Гофштейн, поэт, и Ген — учитель из Киева, д-р Быховский, Гольберг, Гнесин и я — москвичи. Решили подать власть имущим меморандум и объяснить, что только недоразумение привело к запрещению преподавания еврейского языка” (там же).
72
См. примечание 81.
73
Степун Ф. Ук. соч. С.274.
74
См. примечание 81.
75
Там же.
76
Там же.
77
Там же.
Виктор Якобсон (1869–1934), с 1899 г. член Сионистского комитета. С 1908 г. руководил филиалом Еврейского колониального банка в Стам буле. Возглавил Бюро Всемирной сионистской организации. Знаком с Шором еще по Симферополю, где они оба родились. Шор был знаком и с его сестрой Лидией (в замужестве Малкиной), проживавшей в РошПине, а также с его женой Розой Сергеевной Якобсон.