Сонное царство

- И я, - сказал Яшин.

- Что за наваждение! - развел руками Всеволод Рюгин. - Что с нами произошло? Давайте-ка восстановим события, пока совсем не впали в маразм. Я уже ни в чем не уверен. Мне позвонил Парвус. Сказал, что собирает одноклассников в поход - заценить стоянку неформалов. Хиппи, панки, торчки. Купил меня репортажем.

- И мне он позвонил, - сказал Бориков.

- И мне, - кивнул Яшин.

Все посмотрели на Конечного. Тот мялся. Он никогда не учился в одной с ними школе.

- Ну а мне позвонил Яшин, - сообщил Конечный. - Мы с ним кореша, вы знаете. Да и люблю я это дело - приторчать, - добавил он севшим вдруг голосом.

- Ну, разъяснилось, слава Богу, - подытожил Рюгин облегченно и стал отдуваться, малость при этом переигрывая. Он частенько грешил позерством, но ему прощали. - Правда, остается непонятным общий провал в памяти...

- Не только провал, - буркнул Яшин, глядя исподлобья в небо.

- Не только? Что же еще?

- Так... - Яшин быстро стушевался. - Мы уж с Парвусом обсудили...

- Ладно тебе тянуть! Что - не так?

- Да ничего! Если всех все устраивает, то лучше замять. Нет, серьезно, давайте замнем. Просто морок. Надо трогаться, чего стоим, - и Яшин приосанился, деловито переступил. _ В какую нам сторону? - бодро осведомился он у Парвуса.

- Погодите минутку, - сказал Конечный. Было видно, что он плюнул на неловкости, сопряженные с ролью чужака в компании старых друзей. Пора выпускать когти - со вздохами, паузами, нажимом на слова, - словом, изъясняться в манере умудренного опытом батьки. Он шагнул вперед. - Я знаю немного эти места. Приходилось бывать. И о тусовках - мы ведь на тусовку идем? - мне тоже кое-что известно. Нет, ваше дело, можете меня не слушать, извинился он неожиданно, а затем продолжил менторским тоном: - только в таких походах всегда есть определенный риск. Не мы одни такие умные. Где надо... - и он вытаращил судачьи глаза, воздев палец к небу, -  т а м  о тусовке известно не хуже нашего... Этот сейшн в лесу вполне подпадает под статью. Я в этих делах понимаю. А говорю я вам все это к тому, что от нас не должно быть слышно ни шороха, ни писка! - договаривая на последнем дыхании, он именно пискнул на слове "писк". Долго откашливался, матеря прокуренные легкие. Отдышавшись, пояснил: - Здесь может шастать кто угодно. Если не  о т т у д а  - тогда лесники, егеря, хрен их знает, кто еще. Контакты надо свести к минимуму. У ребят, к которым мы чешем, вполне может цвести под боком маленькая маковая плантация для народных нужд... могли посеять и коноплю - да черт их знает! - он возвысил голос. - Люди с понятием не упустят и лабораторию развернуть. Так зачем нам светиться? Сами сгорим и других подведем. Не по-братски получится.

- Но репортаж... - растерялся Всеволод Рюгин и прижал руки к груди.

- Репортаж - пусть! Репортаж будет! - Конечный взволнованно отмахнулся. - Девочки с бантиками, мальчики с "ирокезами"... споют нам хари-кришну. Место лесное, кругом елки, поди разбери - где снимали. Будет тебе репортаж. Но в пути - в пути надо быть поаккуратнее. Всякие песни, костры...

- Костры? - изумился Виктор Бориков. Он недоуменно обвел взглядом остальных. - Ты что - предлагаешь не жечь костры?

- Дым! - в голосе Конечного слышалось истерическое желание достучаться и мольба к Господу вразумить этих ослов. - Нас любая сука засечет с этим дымом!

- Ну-у, нет, - протянул Бориков, темнея лицом. - Поход без костра это, мужики, знаете...

- Огонь никуда не денется! - в этом последнем своем увещевании Конечный едва не отдал Богу душу. - Мой рюкзак под завязку набит сухим спиртом! Что не влезло - Яшин забрал... Ну, не трещит, искр нет снопами - зато экологически чисто. Какая вам разница?

Бориков понимал, что Конечному отчаянно хочется добраться до торчков и там забыться, но и страх его гложет нешуточный. Виктор Бориков мог понять такое очень даже хорошо. Не столь давно - и даже совсем недавно - он сам влачил жалкое существование запойного алкоголика, день ото дня что-то да терявшего в окружающем мире. И Бориков благословлял тот светлый день, когда, изнуренный похмельем, - которое, как известно, первично, - он появился в кабинете знаменитого психиатрического светила, и то светило закодировало его от пьянства на всю оставшуюся жизнь. После этого он постепенно преобразился в то, что теперь застенчиво осваивалось в блестящей конфетной обертке: новорожденное совершенство. Но он еще многое помнил и мог понять и простить ближнему его слабости.

- Ладно, не страдай, - сжалился он над Конечным- Мужики, у него ломка, и он ссыт, - Бориков говорил добродушно, покровительственно. - Черт с ним, перебьемся сухим спиртом.

- Чушь какая-то, - пожал плечами Парвус. - В общем, я - как все. Что, рванули?

- Брависсимо Парвиссимо! - вскричал Рюгин, предвкушая путешествие, и хлопнул Парвуса по рюкзаку. - Все-таки ты голова! Без тебя сидишь, варишься в собственном соку, дальше носа не видишь... А ты - тут как тут! Вытащил из норы! Пошли! - он обнял Парвуса и Яшина за плечи. Парвус был высок, Рюгина перекосило, и он бросил эту затею, довольствуясь Яшиным. - Что такой хмурый? - обратился он к другу.

- Не знаю... - Яшин зыркнул направо, налево, помялся и тихо, неуверенно спросил: - Скажи, ты где-нибудь когда-нибудь видел подобную траву? Ты посмотри - травинки все одного роста...

* * *

Было около шести вечера.

За день лес так толком и не прогрелся. Сущее пекло, однако, мучило их, пока приходилось шагать по утоптанной дороге мучного цвета вдоль одноколейки. Пыльная, не оседавшая дымка над дорогой тоже была цвета муки. Все разделись; поначалу занимались обычным делом - скабрезничали, зубоскалили друг над дружкой, но с выходом солнца в зенит приумолкли. Струйки разжиженного пота щекотали их белые, городские бока. Поэтому несказанной благодатью был явлен лес - и путники, оставив дорогу позади, продравшись сквозь помесь болота с диким буреломом, очутились среди чешуйчатого золота соснового бора. Они окунулись в то золото, и ни звука не раздавалось вокруг; на коже пылали волдыри, ноги гудели. Не было ни пригорка, ни овражка - одни сосны сплошь, с кронами, терявшимися в жаркой небесной зыби.

Мнения разделились. Где-то забарабанил дятел, с ветки беззвучно сорвался и повис на прозрачной нитке паук, а они стояли полукругом, обсуждая: устроить ли привал прямо здесь или пройти дальше. Конечному место не нравилось. Оно казалось ему чересчур открытым.

- Все просматривается, - сетовал и ныл Конечный. Он чувствовал, что теряет чувство меры, но остановиться не мог. Волей-неволей он усиливал в остальных неясные страхи. Бориков мрачнел, Всеволод Рюгин и Парвус в который раз испытывали недоумение. Яшин устал, утратил интерес к жизни и сидел на земле, обхватив колени руками, готовый идти, куда ему скажут. Наконец спор закончился. Конечный отвоевал лишний час пути. Он сразу замолчал, рассудив, что от добра добра не ищут.

То ли по инерции, то ли под влиянием путаных советов Конечного вышло так, что шли они намного дольше. Уже начинало смеркаться, и привал случился как-то сам собой. Разом остановившись, все чуть ли не хором заявили, что дальше никуда не пойдут и будут отдыхать. Когда устанавливали палатку, Всеволод Рюгин нашел гриб. Гриб одиноко торчал посреди желтого хвойного ковра, почему-то наводившего на мысли об изобилии ежиков поблизости. Но никакие ежики не появились.

Рюгина окружили и принялись рассматривать гриб. Какое-то время ничего внятного не произносилось - одни лишь глухие нерешительные вздохи, междометия и цоканье языком. В конце концов Яшин сказал;

- Ну что мы, в самом деле, топчемся на месте? Вопрос ребром: будем ли мы употреблять этот гриб в пищу?

- Пожалуй, нет, - скривился Парвус.

- Нет, - постановил Бориков.

- Так, - кивнул Яшин. - Прекрасно. Вопрос второй: почему?

- Я таких грибов не знаю, - Бориков отвернулся. Гриб и впрямь попался замечательный - чего стоила хотя бы квадратная - пусть даже с закругленными углами - шляпка. Водянистая фиолетовая нога, сотни иголок на месте привычной мякоти под шляпкой, запаха - никакого.