Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 17



Так, оральный контур биовыживания возникает под влиянием впечатлений от матери и уточняется в процессе последующего способа питания и вообще заботы. Первоначально он связан с кормлением (сосанием материнской груди) и безопасностью (прижиманием к матери), но впоследствии, в более взрослом возрасте, обеспечивает механическое избегание всего вредного или хищного. Поэтому понятно, что переживания и опыты, возникающие в процессе потребления и приготовления пищи, связаны с общей жизнеспособностью и уязвимостью человека.

Другой контур, называемый Уилсоном «моральным» социосексуальным, возникает под воздействием первых опытов оргазма в период полового созревания и уточняется существующими в семье и социальной группе правилами и табу. Он отвечает за сексуальное наслаждение, частные определения морального и аморального, продолжение рода, взрослую родительскую личность (половую роль) и воспитание потомства.

Таким образом, мы имеем полное право за некоторыми на первый взгляд незначительными бытовыми привычками видеть их биологический смысл и глубину статусных и эмоциональных посланий, которые за ними скрываются. Естественно, что пищевое поведение более важно для детей, хотя имеет значение и во взрослых отношениях, а сексуальное – для людей старше подросткового возраста, в семье в первую очередь для супругов.

Д. Моррис обращает внимание на многофункциональность простых физиологических отправлений в мире людей (Моррис, 2001). Люди не всегда едят оттого, что голодны, и пьют не обязательно потому, что их мучает жажда. «В людском зверинце процессы потребления пищи и утоления жажды имеют множество значений: можно щелкать орехи от нечего делать, а можно посасывать леденцы, чтобы успокоить нервы. Подобно дегустатору вин, можно только пригубить напиток и тут же выплюнуть его, а можно (на спор) залпом выпить десять кружек пива. При определенных обстоятельствах вы можете проглотить даже бараний глаз, если это необходимо для подтверждения вашего социального статуса.

Ни в одном из этих примеров описываемые действия не совершаются для утоления физического голода. Такое многофункциональное использование основных поведенческих качеств не распространено в мире зверей, однако в людском зверинце великолепное умение человека извлекать выгоду из сложившихся обстоятельств делает его жизнедеятельность более эффективной и интенсивной» (Моррис, 2001, с. 92).

Питание и секс могут быть языками любви, служения, восхищения, а могут символизировать и осуществлять подавление и насилие. Пищевое насилие в детстве, судя по нашему психотерапевтическому опыту, по своим психологическим последствиям может быть приравнено к физическому и сексуальному насилию, а манипулирование сексуальными потребностями представляет собой скрытый пласт многих семейных дисгармоний.

Конфликт тела и культуры

Надо сказать, что современная цивилизация способствует тому, что о теле часто забывают. Возможно, первоначальный импульс пренебрежению телесностью был задан переходом от языческих религий к христианству, где телесность начала ассоциироваться с греховностью, а духовное воспитание во многом подразумевало обуздание первичных, базовых потребностей. Не случайно многие ритуалы и церемонии основаны на пищевом и сексуальном ограничении.

Природное в человеческой истории давно подменяется социальным, браки по любви – браками по расчету, а само тело – местом, временем, деньгами и другими атрибутами человеческого существования. И если раньше телесное здоровье и красота были основой выживания и конкуренции, в том числе и военной, то сейчас телесные способности могут заменяться интеллектуальными, техническими, статусными возможностями. Человеческое тело в разных частях и направлениях легко протезируется. Появилось так много видов деятельности и новых профессий, для которых телесность не имеет никакого значения, что возникает пренебрежение к этому феномену вообще. А изначально телесные потребности также начинают перемещаться на иные предметы, замещаться, становиться формальными или превращаться в символы: обладатели второй сигнальной системы, мы можем не есть, а читать журнал «Еда», не иметь интимной близости, а читать журнал «Плейбой» и чувствовать себя в ногу со временем. Однако едва ли в гармонии с собой.

Недооценка телесности ведет к расщеплению личности, разотождествлению с самим собой. В случае невозможности для ребенка открыть и «присвоить» собственное тело (деперсонализации) оно может продолжать восприниматься как объект отчужденный, находящийся за пределами психологического пространства, в результате чего могут развиваться личностные и межличностные патологии, проявляющиеся в нечувствительности к телесной информации, пониженной болевой чувствительности, малой гибкости, закрытости от мира, задержанном познавательном развитии. Интеллект детей, которые, будучи оставленными матерью в раннем детстве, не смогли овладеть языком собственной телесности, даже во взрослом возрасте характеризуется неумением вообразить целостный образ события, длительным сохранением наглядно-образного мышления. У таких детей нарушена функция планирования, в том числе и в социальном мышлении, потому что они не могут представить цель действия.

Развитие их личности также имеет свои особенности: у детей практически полностью отсутствуют собственные желания, они сильно нуждаются в похвале, одобрении. Зависимость от других отражается и в развитии речи: дети часто употребляют сослагательное наклонение, не используют формы первого лица, что тоже говорит о нарушенном чувстве авторства.

Клинические пищевые нарушения (анорексия, булимия, импульсивное переедание) давно перестали быть для психологов просто предметом исследования. Этим явлениям посвящены целые научные журналы, а психиатрами разрабатываются специальные методы лечения, потому что эти особенности поведения, которые на первый взгляд могут рассматриваться как личное дело каждого (или каждой, так как это в основном женские нарушения), небезопасны: треть случаев анорексии имеет смертельный исход. То есть решение перестать есть не пересматривается и не отменяется.



«– Ты все еще голодаешь? – спросил смотритель. – Когда же ты наконец закончишь свое голодание?

‹…›

– Я все время хотел, чтобы вы преклонялись перед тем, как я голодаю, – сказал артист.

– Мы и так преклоняемся перед этим, – любезно произнес смотритель.

– Но вам совсем не надо преклоняться, – сказал артист.

– Ну, значит, тогда мы не будем этого делать, – был ответ смотрителя. – Почему же нам нельзя преклоняться?

– Потому что я вынужден голодать, я не могу по-другому, – сказал артист.

– Гляди-ка на него, – сказал смотритель, – почему это ты не можешь по-другому?

– Потому что… – начал артист, чуть приподнял голову и заговорил вытянутыми, словно для поцелуя, губами прямо в ухо смотрителя, чтобы ничего из его слов не пропало, – потому что я не мог найти еды, которая была бы мне по вкусу».

Видимо, так происходит потому, что нарушения пищевого поведения представляют собой комплексное явление, которое говорит не о локальном заболевании, а о системном нарушении взаимодействия человека с миром. Поэтому отказ от еды может символизировать протест против мира, а зависимость от пищи – быть знаком эмоциональной несвободы человека от каких-то важных явлений или событий. «Если слишком много есть для успокоения нервов, ожирение и проблемы со здоровьем вам обеспечены; если слишком много пить определенные виды жидкости, можно испортить печень или стать алкоголиком; если переусердствовать с дегустацией различных продуктов, можно заработать несварение желудка. Такие проблемы возникают оттого, что нам не удается в процессе утоления голода и жажды выделить основную, питательную, функцию среди второстепенных» (Моррис, 2001, с. 92).

Пищевое поведение – это очень чувствительное к разным сторонам семейной жизни явление. Решение отказаться от еды или, напротив, успокоить себя излишней пищей может приходить в минуту обиды или стресса, в момент сверхсильного напряжения или глубокой депрессии. Это характерно для тех людей, кто с детства был отвергаем и нелюбим родителями, а также для тех, кто предъявляет к самому себе слишком высокие, невыполнимые требования и страдает от собственного перфекционизма.