Страница 7 из 13
– Я не об этом. Стало прохладно, может, ты хочешь зайти к себе и переодеться? И мы могли бы гулять хоть всю ночь.
Предложение оказалось слишком заманчивым, чтобы от него отказываться. Все-таки хорошо, что мы со Светиком оказались довольно цивилизованными, чтобы разойтись без особых скандалов, что позволило нам остаться друзьями и вот так гулять теперь по ночному Парижу.
– Думаю, ты прав. Мы практически у моего отеля, давай зайдем.
Светик отказался подняться в номер, уселся в лобби с чашкой чая, а я отправилась переодеваться. Выбор был невелик – я же не собиралась разгуливать здесь, потому, кроме джинсов, в которых приехала, надеть было нечего. Но Светику всегда было безразлично, в чем я хожу, он доверял мне и моему вкусу и не был зациклен на каких-то презренных шмотках. У меня же всегда было иначе. Иногда вещи говорят о людях куда больше, чем могла бы сказать, например, двухчасовая исповедь. Мы – то, что носим, то, чем пользуемся, на какой машине ездим, какую косметику выбираем. Поколение понтов. Рабы брендов, заложники торговых марок. И я – не исключение. Я вращалась в тех кругах, где твои наручные часы скажут о тебе больше, чем резюме, а марка портфеля, в котором лежат бумаги по процессу, выдаст твое истинное лицо. Внешний вид – наше все…
Когда я появилась в лобби, Светик внимательно изучал французскую газету.
– Для рецензий на твой концерт еще рановато, – заметила я, и он, аккуратно свернув газету, улыбнулся:
– Я не читаю рецензий на свои концерты.
– Странно. Раньше читал.
– Все меняется, Варенька.
Мы вышли на улицу, попав в довольно прохладную парижскую ночь. Запах фиалок преследовал меня, как навязчивая идея, и я сказала об этом Светику. Тот удивился:
– Не сезон еще.
– Вот и мне странно. Но ничего не могу поделать.
И тогда Светик затянул меня в ближайший открытый цветочный магазин, оказавшийся маленькой оранжереей, и купил там букет фиалок.
– Замкнем цепь, – улыбнулся он, протягивая мне цветы.
Мы гуляли до самого утра, и, вернувшись в отель, я решила не ложиться спать, дотерпеть до поезда и подремать уже под стук колес. О назначенной встрече с художником Луи я, разумеется, забыла.
Глава 3. Планы на будущее
Большая рыба не плавает в маленьком пруду.
Риелтор позвонил через три дня после моего возвращения из Парижа. Представившись Петром, он сразу обрушил на меня поток названий жилых комплексов и московских улиц, где, по его мнению, я могла бы приобрести жилье.
– Погодите, Петр, вы так частите, что у меня в голове все поплыло, – взмолилась я, прерывая эту череду названий. – Давайте действовать последовательно. Я продиктую вам адрес моей почты, а вы пришлете мне свои предложения. Я их посмотрю, выберу понравившиеся, и вот их мы будем обсуждать детально. Хорошо?
– Анна предупреждала, что вы юрист и любите четкость, но я как-то мало верю в женщин-юристов, – извиняющимся тоном сказал риелтор. – В случае с вами вынужден признать, что ошибся.
– Вы еще и сексист, – вздохнула я. – Пишите адрес, Петр, и не отнимайте мое время болтовней, пожалуйста.
Избавившись от чересчур энергичного риелтора, я набрала номер Вяземской.
– Ты где выкопала этого Петю? – накинулась я на подругу, едва та сняла трубку. – Он же невменяемый какой-то!
– Тебе вечно все не так, – надулась Аннушка. – Нормальный он, просто говорит быстро.
– Ага – и женщин считает существами второго сорта, а так-то душевный человек.
– Тебе с ним что – детей совместно воспитывать? Тебе квартира нужна, а не общение, правильно? Вот и выбирай квартиру, а Петькины взгляды на баб оставь ему.
– Спасибо, дорогая, я непременно воспользуюсь твоим советом, – сладким голосом ответила я. – Как твои дела?
– Ничего нового. Видела на днях Мельникова. Его что, освободили уже?
Я едва не упала. Пол качнулся, уходя из-под ног, пришлось ухватиться за край стола. Этого не может быть…
– Погоди… ты не ошиблась? – охрипшим от ужаса голосом переспросила я, и Аннушка беззаботно рассмеялась:
– Ты чего хрипишь? Простыла? Конечно, не ошиблась – что я, Кирилла не помню? Похудел слегка, кожа на лице потемнела, а так – вполне себе еще… Красавчик.
– Но этого не может быть! Ему восемь лет дали, а прошло… сколько прошло, не помнишь?
– Мне делать нечего, что ли? – изумилась подруга. – Твой мужик – ты и подсчитывай.
Но я была не в состоянии что-то подсчитывать. Как ни крути, выходило, что выйти из мест заключения Кирилл еще не мог. Если только по условно-досрочному… Если без эксцессов отсидел половину срока, то вполне мог, да. Надо как-то проверить, кому-то позвонить…
– Все, Анька, мне надо бежать… – глуповато оправдалась я и бросила трубку.
Вцепившись в волосы, я опустилась на пол и принялась раскачиваться вперед-назад, пытаясь свыкнуться с неприятной новостью.
Мой стародавний любовник Кирилл Мельников, мой первый мужчина, едва не отправивший меня на тот свет, подставивший под удар вместе с дядей, оказавшимся к тому же моим отцом, натравивший на меня злополучного Лайона Невельсона… Нет, это все слишком. Если он вышел, то непременно будет меня искать – не зря же с пунктуальностью маньяка отсылал каждый месяц по письму из колонии. Он уже попытался сломать мне жизнь, и пару раз ему это почти удалось, а теперь мне даже за помощью обратиться не к кому – я совершенно одна. И возвращение в Москву в этих условиях, конечно, равносильно самоубийству.
Но что-то внутри подсказывало, что пройдет неделя, и я возобновлю и поиски квартиры, и позвоню Кукушкину насчет работы. Такой уж характер.
Несколько ночей меня мучили кошмары. Я давно не признаю красного цвета, не ношу вещей этого оттенка и паникую всякий раз, увидев капли от красного вина на белой скатерти. Теперь же мне снились реки крови, озера, моря… Я барахталась в этой жуткой жиже и просыпалась от собственного крика. Хорошо, что в доме я одна… Одиночество, кстати, пугало значительно меньше, чем приближение очередной ночи, потому что я точно знала – непременно увижу этот сон снова и снова. Странное дело – я никак не могла вспомнить лица Кирилла. Лица, черты которого помнила всю свою жизнь. Теперь же вместо него всякий раз возникало лицо Руслана – такое, каким я его запомнила в наш последний проведенный вместе день. Наверное, это было к лучшему. Мне даже начало казаться, что, если я вспомню, как выглядит Мельников, моя жизнь немедленно пойдет под откос – как, собственно, и бывало всякий раз с его появлением около меня.
Наконец, устав от кошмаров и неопределенности, я позвонила Диме Кукушкину и сообщила, что намерена вернуться. Димочка, похоже, здорово испугался, что я потребую вернуть управление конторой, но я успокоила его, сказав, что не собираюсь покушаться на его руководящий пост, а просто хочу работать у него и заниматься тем, что у меня хорошо получалось.
– Конечно, Варвара Валерьевна, – все еще кислым голосом отозвался Кукушкин. – Я буду рад…
– Ты насчет радости не привирай, – рассмеялась я, – и успокойся – мне даже партнерство не нужно, я хочу просто получать заказы через твою контору, вот и все. Что сама заработаю – то и будет моим, твоя репутация не пострадает, претендовать на главенство я тоже не стану. Ты ведь понимаешь, что я делаю это не ради денег. Мне просто хочется снова быть кому-то нужной и полезной, Дима. Помоги мне.
Кукушкин, похоже, повелся на мой проникновенный тон и поспешно сказал:
– Что вы, Варвара Валерьевна! Как вы могли обо мне такое подумать… да я только рад буду, если вы вернетесь и станете снова работать со мной. К нам же клиенты рекой потекут, это же ясно.
– Видишь – все будут счастливы, и ты, и я, и клиенты. Значит, мы договорились?
– Разумеется! – совсем повеселел Димочка. – Вы мне звоните, если нужна какая-то помощь, я с удовольствием!