Страница 56 из 69
Слава богу, вовремя отреагировал Хайдар-ака, уже имевший к тому моменту опыт горного спасателя. Он бросился к краю пропасти, схватился за раму моего рюкзака и рывком выдернул нас с Соколом из бездны. Как можно было это сделать так быстро, да еще одной рукой, — до сих пор остается для меня загадкой. Видимо, в условиях, требующих экстремальной реакции, человек, действительно, способен на сверхусилия: вспомним рассказы о том, как люди перепрыгивали одним махом через высоченные заборы, широченные канавы или поднимали невероятные тяжести (я слышал историю про мать, которая в доли секунды перевернула автомобиль, спасая попавшего под него ребенка). Вообще, в нашем случае все получилось очень красиво: сначала мы все вместе спасли Хайдара на воде, а затем он нас по отдельности — на скалах.
Однако одним легким испугом мне отделаться не удалось. Кожа между большим и указательным пальцами на правой руке оказалась разорвана дернувшейся веревкой. Я видел белое мясо, но крови почему-то не было. Вероятно, шоковая реакция организма. По счастью, у меня в кармане лежал хороший шарик мумия. В считанные секунды я достал препарат и, приложив к пластырю продолговатую черную лепешку, заклеил рану. Боли почти не почувствовал. Так, легкое пощипывание. Через два дня снял пластырь. Рана не только зажила, но даже рубец почти не просматривался, белея едва заметной жилкой. Таковы феноменальные свойства этого горного экстракта.
Теперь предстояло спуститься по закрепленной веревке вниз, по вертикали, метров на двадцать. Спустились и оказались на площадке, с которой нужно было каким-то образом перебраться через ужасную расщелину на другую сторону. Здесь опять первопроходцы навесили веревку, держась за которую я, прилипая к стене, как таракан, переполз через опасный участок, чтобы... оказаться на краю новой пропасти! Тут, однако, ситуация была гораздо менее драматичной. В принципе, теперь требовалось лишь спуститься по довольно крутому склону, метров на десять вниз, к реке. И опять помогли веревки, хотя при желании уже можно было обойтись и без них. Оставалось разбить палатки, разложить костер и кайфовать за ужином, наслаждаясь закатом в горах.
На следующий день мы внимательнее присмотрелись к своим спутникам. Это была странная команда, часть которой составляли сибирские великаны, а другую — уральские карлицы. Сибиряки были таких габаритов, что на их фоне даже Хайдар-ака — мужчина крупный, весом под центнер — выглядел как жалкий пигмей, ну а мы с Соколом, вероятно, казались в сравнении с ними просто человекообразными мартышками. Но коренастые пермские девушки были даже мне по плечо. Тем более удивили они меня, когда я вызвался поутру пособить одной из них с рюкзаком. Девушка развернулась ко мне спиной, я рванул с земли ее шарообразный баул... и у меня чуть не выпала грыжа. Это был самый тяжелый рюкзачина, какой мне когда-либо приходилось держать в руках!
— Сколько же он у вас весит?
— Да так, килограммов пятьдесят.
Почти у цели. Последнюю ночь перед Пашимгаром мы провели возле очередного бокового притока реки, вдоль которой продвигались от самых верховий. Приток был настолько сильным и глубоким, что его, казалось, если и можно было перейти — то исключительно в ранние утренние часы, когда напор воды в русле спадает. Решили заночевать перед переправой. Начали расчищать место для палаток. Вся земля вокруг оказалась покрыта великим множеством снующих туда-сюда муравьев.
— Володя, у нас еще остался бензин? — обратился ко мне Хайдар-ака. — Плесни сюда бензинчику и брось спичку, а то спать будет невозможно!
— Да ладно, пусть себе живут.
— Что, ахимса?
В голосе Аки послышались язвительные нотки.
— Хайдар-ака, тебе надо — ты и пали!
Ака похмыкал, но поджигать насекомых не стал.
На следующее утро, часов в пять, мы уже стояли перед переправой. На всякий случай все взялись за веревку, зашли в воду. По счастью, глубина была максимум по пояс, а сильное течение можно было выдержать благодаря относительно ровному дну, на котором хорошо держались ноги. Это оказалась последняя переправа на маршруте. Протопали еще пару часов. Долина стала совсем широкой, впереди лежали голубые горы с белыми вершинами — верховья Оби-Хингоу. На месте слияния нашей реки с Оби-Хингоу мы повернули направо. До Пашимгара оставался час пути. Присели отдохнуть и привести себя в порядок. Искупались, постирали вещи. Хайдар-ака подбрил бороду, доведя ее до безукоризненно канонической формы. Гюля заплела таджикские косички. Ну, теперь можно и к ишану!
Пашимгар. Наконец, на фоне священной долины Оби-Хингоу, показались крыши Пашимгара. Ишони Халифа встретил нас на пороге своего дома. Невысокий убеленный сединой старец, с большой бородой, похожий на нашего Рама. Причем похож не только внешне, но и веселой, непринужденной манерой общения, и даже просто своим человеческим полем. Кстати, об этой схожести двух мэтров мне уже давно рассказывал Каландар — после того как впервые посетил Эстонию и съездил на заповедный «хутор философов».
Нас пригласили к дастархану. Поели, попили, оттянулись. Завязалась непринужденная беседа. Ишан рассказал, как во время Второй мировой оказался в Германии. Он попал в плен и был мобилизован в исламский албанский батальон ваффен-СС. Потом ему как-то удалось скрыть этот период своей биографии, но отсидеть все же пришлось — просто «за плен».
Сокол, недавно женившийся на немке и собиравшийся вот-вот отвалить за железный занавес, полагаясь на немецкий опыт ишана, спросил его:
— Интересно, изменились ли немцы с того времени, или же все осталось по-прежнему?
Халифа посмотрел на Сурчу и назидательно произнес:
— Жаба — всегда жаба, змея — всегда змея, немец — всегда немец!
Потом Хайдар-ака долго разговаривал с Халифой по-таджикски о символизме деревьев и особенностях растительного мира в общей иерархии космической жизни: «Пища есть все», — говорят одни. Это не так, ибо поистине пища портится без дыхания. «Дыхание есть все», — говорят другие. И это не так, ибо поистине дыхание иссякает без пищи. Однако оба эти сущности, слившись воедино, обретают высшее состояние.
На отвлеченный вопрос об Эстонии Халифа сказал, что ему известно о великом подвижнике из тех мест — Шойхи Яктаа («однорукий шейх»). Но в детали углубляться он не стал.
С ветерком до Тавильдары. Мы весь день провели в Пашимгаре, оставшись ночевать в доме ишана, а на следующее утро один из его сыновей взялся отвезти нас на грузовике аж до самой Тавильдары, до которой было отсюда километров сто. Мы погрузились, сели еще какие-то люди, и в путь! Проехали поворот на Хазрати-Бурх. Очень хотелось, пользуясь случаем, еще раз посетить эти места, но в Душанбе должны были прилететь Ирина, Вера и Татьяна, с которыми мы договорились, что встретим их в аэропорту. Се ля ви! Проскочили Лянгар. Я взглянул вверх, на арку мазара Хазрата Аллоуддина, наполовину скрытую густым арчовником. Интересно, там ли сейчас Ашур? По пути к нам в кузов подсели еще несколько человек. Грузовичок с ветерком несся по ухабистой горной дороге, подбрасывая публику на неровностях и заваливая всех набок при разворотах. Один молодой таджик предложил успокоительное. Раскурили, расправили крылья... Попутно молодец рассказал следующую историю:
— Служил я в Афганистане. Там мы шишки на хлеб у местных меняли. Сорт такой, что можно упасть! Как покуришь — такое чувство, что сердце останавливается. Короче, чтобы мотор работал, надо постоянно двигаться. Курнул я этого дела по первому разу, чувствую — умираю. В натуре! Что делать? Ну, я — на спортплощадку, и давай по кругу бегать. Бежишь — сразу хорошо становится! Вот так я бегаю и бегаю, не могу остановиться. Выходит офицер, кричит: «Ты чего?» Я подбегаю к нему, а остановиться не могу! Отдаю честь, продолжая бег на месте: «Товарищ лейтенант, занимаюсь физподготовкой!» А на меня уже все пялятся, стебутся! Хорошо, лейтенант оказался молодой, не просек!
Тут в разговор вступил другой молодой таджик, тоже, как выяснилось, служивший в Афгане: