Страница 52 из 69
— Консоль.
— Правильно, молодец! Сегодня мало кто знает это слово. Плебейский быт вытесняет культуру.
Он вопрошающе взглянул на нас с Ириной, как бы тестируя реакцию на элитарность.
— Happy birthday, mister рresident!
Где-то через полчаса раздается звонок в дверь. Передо мной опять встает душанбинское дежавю. На пороге — Алферов!
— Хайдар-ака, я принес обещанные листы.
Елки-палки, это парень принес те самые листы, которые он обещал Хайдару за билет в Москву! По такому случаю налили еще водки, развернули товар лицом. Да, неплохо... Даже Юрасовского пробило. Стильно, а главное — загадочно.
— Ну что, Сережа, как договаривались — по двадцатнику за лист?
— Хоп, майлиш!
— Ну, а теперь беги за водкой!
Алферов слетал за огненной водой. Схак набирал обороты. Пили уже не из рюмочек, а из чашек. Иншалла! Мы с Алферовым начали в такт раскачиваться, отбивая ладонями ритм по дубовому столу. Юрасовский насторожился. В его «белой» концепции явно не было места для «зеленого» зикра. Хайдар-ака колебался между политкорректностью и фаной. Ирина — единственная, кто не пил, — наблюдала за ситуацией с позиции беспристрастного рефери, поддерживая сильные заявления всех без исключения сторон. В конце концов, Хайдар не выдержал и присоединился к зикрующей партии. «Лоиллоиллолло! Хууахууахууайло!» Юрасовский явно чувствовал себя не в своей тарелке:
— Господа, к чему этот цирк?
Ха-ха-ха, господин полковник! Ху-ху-ху! Энергетика распирала, адреналин бил в голову прямой наводкой.
Когда мы вскочили на стол, Юрасовский с ужасом ретировался. Откуда-то с лестничной площадки донеслись крики: «Это опять у бородатого сумасшедшие водку жрут! Надо бы санитаров с милицией вызвать!» Но нам в этот момент было абсолютно все по барабану. Попробуй, сунься! «Лоиллоиллолло! Хууахууахууайло!» Это был полный триумф воли над плебейской расторопностью. Подавленные произволом Абсолюта, соседи заглохли, а мы продолжали зикровать. Ирина, избегая нюансов, закрылась на кухне. В определенный момент воздуха и пространства стало мало. Мебель начала разъезжаться в стороны. Мы двигались по кругу, припевая, притопывая и прихлопывая, прикладываясь из горла к араку и, подпрыгивая, ударяли друг друга по ладоням. Постепенно эти жесты принимали все более воинствующий характер.
Наконец зикр обрел кристальную четкость самурайского боя. Хайдар-ака наскакивал на меня всем корпусом с криками фанатика-шахида, а я выставлял защитные блоки в технике «железной рубашки», атакуя его по принципу «земля-воздух-земля». В какой-то момент Ака предпринял решающий жест, прыгнув на меня с боевым кличем, ногами вперед, но я, присев в стойку змеи, перебросил его через себя дальше, по направлению естественной траектории полета стокилограммового корпуса. Раздался звон разбитого стекла, вместе с которым силы тела и разума меня оставили.
Очнулся от холода. Открываю глаза и с крайним удивлением констатирую, что все мое тело запорошено СНЕГОМ! А вместе с телом — и весь пол. Вот это номер! В попытке осмыслить ситуацию оглядываюсь вокруг и обнаруживаю, что снег задувает в комнату снаружи через полностью высаженное окно. Это был первый снег сезона.
Ирина оставалась единственным вменяемым свидетелем имевшего накануне место зикра-бушидо. Хайдар, как и я, зафиксировали лишь отдельные его фрагменты. Выяснилось, что в результате последнего сета, когда я перепрофилировал полет шейха, тело последнего влетело головой вперед в окно и, пробив двойные рамы, вышло почти по пояс наружу. Хайдар-ака рассказал, что самого момента полета не помнит, но свежий ночной воздух привел его в сознание:
— Открываю глаза и вижу над собой звезды. Ну, думаю, что-то не так! Потом обнаруживаю, что по локти высовываюсь из окна. Хотел вылезти назад, но тут оказалось, что осколки разбитого стекла торчат как длинные острые кинжалы. Как протащить тело через все эти кинжалы — непонятно. Я решил для начала еще немножко подышать свежим воздухом, чтобы окончательно прийти в себя, но на самом деле снова заснул. Опять проснулся, когда уже пошел снег.
Ирина все это время сидела запершись на кухне, не рискуя появляться между активно жестикулировавшими фронтами. И лишь по достижении камлавшими состояния полной фаны (суфийский транс) приступила к транспортировке бесчувственных тел к местам отдохновения от трудов дневных.
Шерше ля фам. Между тем Хайдар-ака рассказал, как его навещала Мишель. Она приехала из Средней Азии в Москву, мощно проинспирированная всем там увиденным и услышанным. Мишель передала шейху ярлык и была им принята в соответствии с традициями ордена. Впрочем, она была далеко не единственной француженкой, инициированной в тайны ходжагоновской метафизики. Одна из парижских devotee долгое время работала во французском посольстве в Москве, будучи замужем за одним знакомым Аки по кличке Блин. Блин, пользуясь дипломатическими каналами и своим статусом супруга иностранки, постоянно мотался в Париж и привозил оттуда заказываемые Хайдаром книги. Возила такие книги и его супруга, соучаствуя тем самым в великой гуманитарной миссии распространения печатного слова.
О легендарной француженке я много слышал из уст самого Аки, но никогда ее лично не видел. Слишком глубоко она была законспирирована. Уже позже, в 1993 году, я с ней случайно познакомился на выставке «Арт-Гамбург». Дама оказалась хорошей знакомой ряда моих друзей из богемной среды и даже успела побыть любовницей Африканца. Они бурно трахались в квартире у моего приятеля — художника Тимура, которому приходилось объяснять своей маме, что за стенкой идет репетиция перформанса. К моменту нашего знакомства в Гамбурге легендарная француженка жила в Риме в качестве, насколько я понял, любовницы одного из тамошних крупных галерейщиков.
Человек и закон. В том году мы с Ириной зависли в Москве почти до самой весны. Через Даоса нам удалось выйти на школу индийского классического танца, которым в то время как раз хотела заняться Ирина. Она вошла в группу девочек Галины Васильевны Дас-Гупты, некогда учившейся традиционной хореографии в Индии.
Однажды, в рамках индийской тусовки, мы пришли на концерт одной известной танцовщицы из благословенного Бхарата. На мероприятии присутствовало телевидение и вело запись. Посмотреть эту запись мне пришлось совершенно случайно, года через два, когда снятый материал показали по центральному каналу по случаю какого-то индийского национального праздника. Я увидел в зале своих знакомых и даже самого себя. А следующим номером в телепрограмме шла передача «Человек и закон», которая оказалась посвященной делу Мирзабая–Абая, обвинявшихся в убийстве известного ташкентского киноактера Талгата Нигматулина. Об этом деле мне тогда уже доводилось кое-что слышать, но здесь представилась возможность многое увидеть собственными глазами. Зал суда, лица обвиняемых, судебная хроника и видеоархивы. Вот показывают Султан-Бобо, священный хауз. В него с разбегу прыгает резвящаяся компания: Мирза, Абай, с ними еще несколько человек...
В целом криминальная эпопея бирунийской пары сводилась к следующему. Покрутившись достаточно вокруг Мирзы с Абаем, некоторые литовские мюриды худо-бедно смекнули, что последний им просто парит мозги, и стали постепенно отходить от его чуткого руководства. В это же самое время московская группа пыталась пробить для Абая столичную прописку и прочие халявы, типа должности директора в так называемом «Институте развития человека», который должен был открыться под крышей авторитетов из Академии наук. В этой ситуации литовский бунт был совершенно не к месту, и Абай поехал на разборку в Вильнюс. Там его не хотели принимать, но когда подъехал Мирза, то встреча сторон состоялась. Между тем Мирзу в этой компании продолжали считать «специалистом» чуть ли не вынужденно, ибо без него вся тусовка лишалась концепции и мистической легитимности одновременно. Абай же все чаще давал понять, что уже не он ученик Мирзы, как изначально предполагалось, а Мирза — его. «Ученик превзошел учителя» — так теперь гласил официальный лозунг Новой школы. Мирза ничего против такого пиарного хода не имел. «Космос большой», — отвечал он на все запутанные вопросы.