Страница 6 из 11
— Вы еще ребенок, — отвечал великий князь: — ваши слова доказывают это лучше всего, иначе вы бы знали, что скупиться на казни, значит поощрять неподчиненность.
— Ваше высочество, — отвечала Дашкова: — вы пугаете нас нарочно: за исключением старых генералов, мы все, имеющие честь сидеть за вашим столом, принадлежим к поколению, не видавшему смертной казни в России.
— Это ничего не значит — возразил Петр, — хорош зато был и порядок во всём. Говорю вам, что вы еще дитя и ничего не смыслите в этих делах.
Все до одного молчали, и когда графиня заметила великому князю, что она в виду этого не может не радоваться тому, что его тетушка еще здравствует и занимает престол, великий князь удивительно посмотрел на смелую молодую женщину и вместо того, чтобы ей на это что-нибудь сказать, он удовлетворился тем, что высунул ей язык, — милая шутка, нечего сказать, и он часто употреблял ее вместо ответа — и в особенности будучи в церкви.
Но вот настал декабрь месяц, и слухи о серьезном состоянии здоровья императрицы проникали в народ всё более и более, а в конце месяца (1761 г.) появилась даже официальные бюллетени, сообщавшие о тяжкой болезни её величества. Видя приближающуюся кончину Елизаветы и боясь быть оставленным всеми, неуклюжий Петр Федорович принялся угощать и ласкать офицеров и всё это делал с чрезвычайной неловкостью. Орловы, Дашковы и пр. — партия Екатерины — смотрели на приближавшийся переворот крайне серьезно, и если Екатерина и уверяла свою подругу графиню Дашкову в том, что у неё насчет ближайшего будущего нет никакого плана, что она отдается на Божию волю и на него одного полагает свои надежды, то она говорила это, обманывая преданную ей Дашкову, так как судьбу свою поручила она далеко не одному только Богу, но и Григорию Орлову, с которым вместе она обдумывала свой план, и Орлов в тиши уже вербовал гвардейских офицеров.
В Рождество Елизавета скончалась, благословляя своими грязными руками не менее того грязную парочку наследников на прародительский престол. Не стало великодушной просветительницы, великой монархини, о которой придворный историограф говорит, «что она двадцать лет правила самым незначительным образом, была постоянно до бесчестия пьяна, проводила ночи и дни, отдаваясь исключительно одним только самым скотским страстям, и сослала за это время до 80 000 человек в Сибирь».
Петербург мрачно принял весть о кончине царицы, и было действительно о чём горевать: ведь царем провозгласили полуидиота Петра!
Петр III, и сделавшись императором, не хранил никакого декорума, и попойки продолжались по-прежнему. А также и семейная жизнь его не приняла другой физиономии, и даже близко стоявшие к новой государыне утверждают, что они с этой поры еще того меньше стали друг друга понимать. В манифесте, опубликованном в день восшествия на престол, об Екатерине не упоминается ни одним словом.
Апартаменты августейших супругов были расположены в двух совершенно особо лежащих флигелях дворца, и если Екатерина и являлась каждое утро в рабочую комнату императора, то он не дарил ей решительно никакого внимания, и, обиженная, сконфуженная, удалялась она опять «на свою половину» и право стоит ли тому удивляться, что она искала счастья помимо Петра, и разумеется и нашла его у своих «как день прекрасных» Салтыковых, Орловых, Понятовских et cetera, et cetera… К обеденному столу Екатерина не являлась, и её место было занято графиней Елизаветой Романовной Воронцовой, назначенной в камер-фрейлины государыни, но прислуживавшей в действительности государю, возле покоев коего и помещались её комнаты и откуда она как верный и преданный слуга и являлась по первому зову его величества, будь это ночью или днем.
Французский посланник Breteuil писал в январе 1762 года своему двору: «В день наших поздравлений к восшествию на престол, императрица выглядывала крайне огорченной и униженной, и ныне уже известно, что она никакой роли в правлении играть не будет. Она ищет развлечения в философии, но я не думаю, что характер её позволит ей углубиться в такие серьезные работы. Внимание императора к мадемуазель Воронцовой удвоено, и она произведена даже в обер-гофмейстерины почетных дам. Она живет при дворе и пользуется царскими щедротами без конца. Нужно сознаться, удивительный вкус!..» В другом же письме пишет тот же поверенный: «государыня находятся в крайне незавидном положения и пользуется удивительным презрением со стороны ее супруга. Она выносит поведение Петра, а также и надменность Воронцовой с поразительным терпением. Я не могу себе представить того, что императрица, коей силу воли и энергию я так прекрасно знаю, не прибегнет рано или поздно к самым крайним мерам; она имеет приверженцев и друзей, и стоит ей только того пожелать, и они с готовностью рискнут чем бы то ни было для неё. Она выигрывает в глазах решительно всех. Никто так не ревностен в отдании последних почестей покойной царице, как Екатерина. С удивительной строгостью соблюдает она праздники, посты и др. — всё то, на что в России обращается такое серьезное внимание, но чему Петр не придает решительно никакого значении. Одним словом: Екатерина ничего не пропускает, чтобы только лишь импонировать другим и обращает большое внимание на всё то, что может послужить средством к тому. Разумеется самолюбие при этом не последний фактор. Далее, она и посейчас не забывает угрозы Петра, сделанной им еще в бытность его наследником, что-де он поступит с нею так же, как Петр Великий с своей женой: пострижет и упрячет ее… Она за всем следит, и в ней давно уже кипит вся внутренность и ждет только случая прорваться наружу. Здоровье государыни, расстроенное постоянными обидами и тоской, заставляет ожидать самые печальные последствия». — Противоположность между Екатериной и Петром росла с каждым днем всё более и более, и Бретейль повествует далее: «императрица при всём том сохранила характер и ясность ума и пользуется всюду настолько же уважением, насколько Петр общим презрением. Он оскорбляет ее на каждом шагу, Екатерина же отвечает на его обиды повиновением и слезами. Народ видит эти слезы и делит с нею вместе её боль».
Английский посол Кейт того же мнения на этот счет, и он говорит, что «с императрицей в государственных делах не советуются вовсе и вообще видно из всего, что она решительно не пользуется при дворе никаким вниманием».
При парадных приемах, обедах и т. п. её вовсе не видать и, как сообщает Мерси, чтобы не быть свидетельницей безграничного беспорядка и самых непозволительных сцен, присущих этим торжествам, «Екатерина запирается в своих покоях и проводит целые вечера и ночи в самых горячих слезах».
Последними словами добродушный француз нашей матушке-царице уж слишком услужил, она действительно в ту пору немало рыдала и страдала нервами, но о причине этих слез рассказал бы нам лейб-акушер её величества совсем иное: она была беременна от Орлова (графом Бобринским!). Да к тому же если она и держалась в стороне от петровских попоек и скандальных пиршеств, то и это происходило не из чувства особого приличия, с которым она данным давно порвала всякие связи, а просто сидела взаперти и в тиши пировала и безобразничала, быть может куда неприличнее еще Петра и его гостей, со своими любовниками: там Петр с Воронцовой, здесь же Екатерина со своими широкоплечими virorum obscurorum…
Далее напомним еще, что Петр воспретил придворному ювелиру Паузье отпускать бриллианты царице, хотя, как передает этот Паузье, Екатерина и не имела почти что никаких драгоценных камней или золотых вещей, так что любая купчиха или придворная дама могла куда богаче нарядиться и украсить себя, чем самодержица всея России.
Садовнику был дан приказ не давать государыне тех фруктов, которым она отдает особое предпочтение. С гоф-дамами Петр обращался настолько бестактно и внушал им такие инструкции, что их отношения к Екатерине стали далеко не таковыми, как это должно быть по положению. Почетом как к монархине, она давно уже вовсе не пользовалась!
Граф Гордт, шведский уполномоченный, рассказывает в своих записках, что на одном из торжественных приемов, когда зал был переполнен всевозможными сановниками, генералами и пр., удостоился он чести беседовать с государыней, как вдруг подходит к нему Петр и уводит его на совершенно другой конец комнаты, прервав таким образом разговор и заставляя одураченную царицу покраснеть со стыда… Да таков был этот юродивый правитель, но и это еще не всё, что о нём сохранила для нас заботливая история…