Я - не заморыш!

А мать сидела над этим драным листом и беззвучно плакала.

— Ма, не плачь, — сказал я и больше ничего не мог выдавить из себя.

— Ты уроки сделал, мучитель? — спросила она сквозь слезы.

Я не хотел окончательно расстраивать мать и, конечно же, соврал:

— Да сделал, сделал. Нам мало задавали.

Мама вдруг тихо, глядя мимо листка с «Меню подростка», запела старо­модную, кажется, времен моего деда Кирилла песню:

Ты, река ли моя, чиста реченька,

Серебром ключевым ты питаешься.

От истоков струишься отеческих,

Меж камней-валунов извиваешься.

А у меня на уме почему-то закрутилась иная:

Девочки и мальчики, дуры и обманщики..

Дурацкая, но прикольная песенка мешала думать: что мне предпринять, как раздобыть этот паразитский сыр, мясо, рыбу? Может, и правда, поумнею после орехов и сыра, начну хорошо учиться? Тут я еще озадачился: а что сама мать есть в обед на работе? Чай, бутерброд с маргарином? Ну, у нее в отделе такие фифы сидят — все на понтах. Там с маргарином лучше и не показывай­ся — запрезирают.

Пока я думал про сыр-мыр, у мамы зазвонил телефон. Через приоткры­тую дверь из ее комнаты я слышал мамино:

— Какие орехи? Ты что, Галина! Неудобно. — Потом, спустя время: — Ну, пусть прибегает. Может, ее Кирилл встретит? Не надо? Ну, хорошо.

Я не понял, о чем речь, только догадался, что к нам кто-то прибежит. И мне не надо никого идти встречать. Ну, уже хорошо.

В нашу дверь постучались — звонок давно не работал. Это оказалась моя одноклассница Маришка — племянница всезнающей тети Гали.

— Вот орехи, против йододефицита, — с порога сообщила Маринка, зыр­кнула в мою сторону и убежала.

Я вскрыл гремучий пакет, и мне тут же захотелось избавиться от своего йододефицита, повысить интеллект и зарядить железом мою не очень железную волю.

Мама позвонила тете Гале, опять виновато извинялась и говорила «спа­сибо». Я в это время колол орехи при помощи двери — закладывал их между косяком и дверью — хрясть! Готово!

— Ты что ж творишь, бестолочь! — прикрикнула на меня мать. — Дверь и так расшаталась, а ты. Лучше б взял отвертку да подтянул петли.

— Мам, ну потом эти петли подтяну, — отмахнулся я.

Погрыз ядрышки, они мне показались горьковатыми. Мама тоже попро­бовала — орехи оказались старыми. Я съязвил:

— На тебе, боже, что мне негоже!

— Дареному коню в зубы не смотрят, — ответила мне в тон мама. — Надо свои иметь.

Она высыпала содержимое на газету. Там оказалось даже несколько про­клюнувшихся ростков.

— Наверное, где-то в сырости орехи держали, — разочарованно сказала мама. — А давай их посадим, Кир?

— Да поздно уже. Спать охота.

— Как возле телевизора тупо до полуночи сидеть, так спать неохота, — с укоризной сказала мать и сама начала отбирать орехи, которые, на ее взгляд, можно было посадить.

Я напрягся и психанул — фигней среди ночи занимается матушка.

— Мам, ну давай завтра, что ли?..

Мать не ответила. Мне с великой неохотой пришлось присоединиться к ее дурацкой затее. Я смотрел на мать — она казалась мне одержимой! Мы с ней в ночи под фонарем набрали песка в соседнем дворе. Насыпали в ящик из-под рассады, натыкали орехов туда, присыпали и поставили на подоконник.

— Представь, Кир, если все орехи взойдут, это будет целая роща! — И добавила торжественно: — Роща Кирилла!

Название мне понравилось Мы оба очень устали. Я рухнул на кровать и только успел представить эту рощу — на пустыре за нашим домом, сразу провалился в сон. А там, надо же, мы с Ленкой прохаживаемся. Ну, и Маринка тоже виднеется в конце аллеи — это же она принесла орехи. Фигня, конечно, мне представлялась, лирика какая-то кисельная. Я даже во сне это осознавал. И в том же сне я понимал: вот посадили мы с мамой орехи, почти до часу ночи не спали — значит, сила воли во мне укрепилась.

Хотя, конечно, она, сила воли, не шибко-то могла закалиться от одной посадки орехов. Потому я и хотел бегать на стадионе. Долго готовился и тут решил! И первой была злополучная пробежка с разгоном баранов. Ну, я рас­сказал об этом уже.

Физику прогулял — напоролся на Амбала: надо добыть сигареты

Короче, после пробежки и разгона баранов пришел я в школу. Конечно, опоздал, блин.

— Можно? — просунул голову в дверь.

— Этот в своем амплуа. — не оборачиваясь в мою сторону, сказала классная. Я просочился вдоль стены за свою парту. Естественно, моя парта — последняя.

Ленка проводила меня снисходительным взглядом и усмешкой. Или мне показалось? Ну, хорошо, хоть взглянула.

На перемене девчонки смеялись и ехидненько так смотрели в мою сторону.

— .А я вижу, он там своими макаронинами размахивает.

— Чем-чем?

— Макаронинами. Посмотри, у него руки-ноги, как макаронины, — громка рассказывает Ленка. — Макаронинами и так, и этак — за козами гоняется.

— За какими козами?

— Да там у нас один скотовод коз и баранов пасет возле стадиона.

— Ну и компашка! Ха-ха-ха!..

— Я увидела эту козлоферму и, естественно, не побежала на стадион. Стою за кустами, смотрю и ухохатываюсь. А он там — макаронинами скоти­ну распугивает. Ха-ха-ха.

Короче, это Ленка про меня так прикольно рассказывала. Все ржали. Я бы тоже ржал, если бы не знал, что это про меня.

— Девочки, он же просто гадкий утенок, — вмешалась тихоня Маришка, середнячка и мышка. У нее и кликуха такая — Мышка. Это, кстати, племян­ница тети Гали, которая нам орехи дала.

— Ой, мышка, ты все еще сказки про гадкого утенка читаешь?!

— Как раз ей по возрасту.

— А ты почитай, там еще есть сказка про мышку-норушку.

Маришка умолкла, я — отдалился от Ленкиной стайки. Злился не на

Ленку, а на Маришку — чего это она, мышка-норушка, вздумала меня защи­щать! Обойдусь без ее помощи.

Однако про макаронины и коз, хотя, вроде бы, правда и со стороны смешно, но обидно. Еще этот дядька Мишка со своим мелко-рогатым скотом, блин. Следующий урок какой? А. физика. Забыл про нее, да и учебника нет у меня. Кто-то стибрил или я сам посеял. Короче, в отместку за макаро­нины и коз я решил. прогулять следующий урок.

За школьной котельной кучковались старшеклассники, прогуливали уроки целой толпой.

— Эй, глист, иди сюда! — подозвал меня Амбал из 11-го класса.

Подхожу.

— Курить хочешь?

— Ну да, — признался честно.

Я, вообще-то, уже покуриваю, иногда приходится окурки подбирать.

— Тогда давай закурим. Сегодня курим твои, — сказал Амбал.

— У меня нету.

— Это твои проблемы, — лениво сквозь зубы процедил Амбал.

Я молчал, весь сжался. Но страха показывать не хотел.

— Значит, так, заморыш, иди и раздобудь курева.

— А где я его возьму? — спросил, не обращая внимания на обидное погонялово. Заморыш — это как будто не про меня.

— Ты что-то напутал, — так же медленно процедил Амбал. — Я говорю, раздобудь курева. А где — это твои проблемы.

Амбал — это, кстати, сын Вали, матери-одиночки, на которой хотели женить моего отца. Мелькнула мысль сказать Амбалу, что мы почти братья, но потом мне аж самому противно стало. Я понял, что сегодня не мой день. С утра — «макаронины», сейчас — «глист», «заморыш»... Лучше б на физи­ке остался, слушал бы про закон Джоуля, как его там, Ленца. Или что мы сейчас проходим? Но делать нечего, стал соображать, как смыться из этой компании.

— Ну, я пошел.

— Куда?

— Сигареты добывать.

— Если смоешься, тебе трындец, — процедил Амбал.

— Давай я с ним, — вызвался из компании Хлюст. Это младший брат Амбала. — Посмотрю, как он будет добывать курево.

— Ну, смотри, смотрящий, — дал добро Амбал брату.

Я пытался соображать, как быть. Где брать сигареты? И вообще, как сде­лать так, чтобы Амбал отвязался?

— Время пошло, — процедил Амбал.

— Ты что загрузился? Бабок нет, что ли? — это смотрящий за мной Хлюст дал о себе знать.