Тамара и Давид

Юрий вспылил, схватил меч и направился к двери. Его не страшили никакие опасности, он рвался к схватке с врагами и хотел найти, наконец, достойное применение своим силам. Но вошел слуга и доложил:

— Амир-спасалар Мхаргрдзели и мандатурт-ухуцес Чиабер прибыли во дворец и просят свидания.

— Зови! — коротко приказал Юрий и в бессилии опустился в кресло.

Он встретил посланцев Тамары молчаливым удивлением, не сказав им ни одного слова приветствия.

Захария отвернулся — ему было тяжело смотреть на былого сподвижника боевых походов и воинской славы. Он молчал, предоставляя Чиаберу первому начать речь и взять на себя выполнение поручения царицы.

Чиабер с холодной учтивостью отвесил по этикету поклон Юрию и сказал:

— Царица прислала Вам богатые дары. Из своей казны отпустила Вам золото и драгоценные камни, дабы Вы могли отбыть из Иверии с почетом, ни на что не жалуясь, а имея все в избытке. Да будет Вам впереди жизнь тихая и приятная!

Юрий усмехнулся и зло посмотрел на Чиабера.

— Благодарю царицу за внимание, но в подарках ее я не нуждаюсь. У нас с нею общая казна, и я в любое ему склонить бывшего царя к добровольному отъезду из Иверии отбывать я не думаю и обременять казну лишними расходами не собираюсь, ибо могу и в сем дворце проводить жизнь тихую и приятную.

Слова Юрия звучали, как насмешка. Взгляд у него был суровый, презрительный и выражал такую обиду и непримиримость, что Чиабер не остался в заблуждении относительно его намерений. Было ясно, что Юрий отнюдь не сделался уступчивым и вовсе не склонен так легко поступиться своими правами.

Чиабер взглянул на Мхаргрдзели, как бы предлагая ему склонить бывшего царя к добровольному отъезду из Иверии. Но Захария едва превозмогал свою слабость, борясь с чувством сострадания и привязанности к Юрию, и стоял неподвижно, печально опустив голову.

Тогда Чиабер, видя, что ему пока нечего ждать помощи от Мхаргрдзели, проговорил сухо и деловито:

— Вам надлежит немедленно покинуть Иверию, — такова воля нашей державной царицы! Все готово к Вашему отбытию. Корабль ждет Вас у берегов Понта. Вам разрешено взять из слуг и людей всех, кого Вы пожелаете, в Константинополь. Золото и драгоценности украсят Вашу жизнь у греков и избавят от всяких лишений.

— Не ты ли, Захария, наденешь на меня оковы? — с горечью обратился Юрий к неподвижно стоявшему Мхаргрдзели. — Не ты ли разобьешь цепи нашей дружбы, политой кровью в боях и ратных подвигах? Бери и веди меня! Рука моя не обагрится твоей кровью, но пусть твоя совесть горит огнем неугасимым от этой черной измены!

— Нет! Я не изменил Вам, но Вы изменили своему слову царице, — воскликнул Захария, не будучи в силах более сдерживать волнение. — Посмотрите, что делается в столице! Каждый день Вашего пребывания здесь увеличивает раздоры, беспорядок и смуту и грозит ввергнуть нас в пучину зла и напастей. Царица не имеет ни днем, ни ночью покоя. Она просит Вас покинуть Иверию и готова осыпать Вас своими милостями. Почему Вы не желаете исполнить ее волю, а хотите кровью залить наше отечество и зажечь в нем брани и крамолы?!

— Кто сказал тебе, Захария, что я отказываюсь исполнить волю царицы? — прервал его Юрий. — Слово мое нерушимо, но не ему, моему врагу, — он указал на Чиабера, — следовало передавать мне волю царицы. Ради тебя, ради нашей дружбы я сделаю все, о чем попросишь.

— Клянусь святым Георгием! Каждый из нас сохранит навеки о Вас добрую память, если вы в последний раз поможете царице справиться с врагами и с Вашим уходом успокоится народ. Я имею повеление царицы сегодня в ночь отправить Вас из столицы, пока не вспыхнуло восстание и заговорщики не убили Вас.

— Мне не дорога жизнь, — быстро ответил Юрий, — и мне лучше умереть здесь, чем погибнуть в неизвестности в чужой стране.

Захария, видя, что разговор принимает неблагоприятный оборот, сделал знак Чиаберу, чтобы он удалился, так как его присутствие крайне раздражало царя, и он мог из самолюбия воспротивиться отъезду и не исполнить воли царицы. Чиабер, как ловкий и тонкий царедворец, быстро понял намерение Мхаргрдзели и, предоставив ему уладить дело с Юрием, поспешно вышел, чтобы не мешать им и сделать необходимые распоряжения для скорейшего выезда из столицы свергнутого царя.

Как только Чиабер скрылся, Юрий порывисто поднялся и обнял своего друга.

— Захария! От твоей руки я с радостью приму смерть. Жить на чужбине изгнанником, никогда не видеть царицы — хуже смерти! Исполни мою просьбу! — Он протянул ему меч и прошептал чуть слышно: — Убей меня, освободи от мучений!

Захария не вымолвил ни слова. Испытанный в боях, он не знал душевной слабости, а теперь еле сдерживал слезы и не мог смотреть на Юрия. Он один из придворных понимал всю глубину страдания и отчаяния Юрия, никогда не забывал про него и неустанно скорбел о его несчастной и одинокой жизни.

— Если Вам нестерпима скорбь, — наконец, вымолвил Захария, — то и царице не менее скорбно, чем Вам. Своей смертью Вы причините ей горе и положите темное пятно на ее царствование. Ничего она так не желает, как того, чтобы Вы успокоились душою. Поэтому она избрала Константинополь, где вы не будете терпеть никаких лишений и сможете отвлечься от тяжелых мыслей и начать новую жизнь. Пока Вы в столице, ни Вам, ни ей не будет покоя!

Напоминание о царице, искренние взволнованные слова Мхаргрдзели, его преданность и участие так растрогали Юрия, что он не стал больше возражать.

— Пронзил ты мое сердце острей копья, Захария! Я исполню волю царицы и отправлюсь в Константинополь. Но помни! Если душа не выдержит этой пытки, не вини меня ни в чем! Я не волен над собою, я не ручаюсь за себя…

— Я буду сопровождать Вас и не дам печали иссушить Ваше сердце. Готовьтесь к отъезду! Чуть заря поднимется в небе, мы должны оставить столицу.

Мхаргрдзели ушел, торопясь явиться к царице, которая ожидала его, несмотря на поздний час.

Оставшись один, Юрий позвал Романа и коротко сообщил ему:

— Сегодня в ночь уезжаем в Константинополь. Не медли со сборами! — На это Роман тоже коротко ответил, перекрестившись:

— Бог, видно, сжалился над нами и послал нам избавление! — и, не прибавив больше ни слова, начал готовиться в дорогу. Юрий немного успокоился и затих, в известной мере даже испытывая некоторое облегчение при мысли, что томительная неопределенность кончилась, впереди предстояла какая-то перемена.

В глубине души Юрия таилась хотя и робкая, но светлая надежда, что отъезд его временный, что царевич Сослан не вернется из Палестины, царица в награду за верность призовет его в Иверию, и они будут вместе царствовать. Эта тайная надежда дала ему бодрость и силу приготовиться к отъезду. Когда ночью явился Мхаргрдзели, опасавшийся, что царь впадет в безумие и откажется ехать, Юрий ласково встретил его, и они вышли на улицу. Возле дворца их дожидались кони, навьюченные тюками с золотом, ценным оружием и другими подарками царицы. Там же стоял отряд отобранного войска, изъявившего согласие следовать за князем в изгнание. Юрий, ошеломленный, остановился и долго стоял неподвижно возле своего коня, прощаясь мысленно с царицей и с Иверией, где протекло самое яркое и самое страдальческое время его жизни. В одно мгновение пронеслись в его памяти все перенесенные им здесь испытания; сердце обожгла горечь неразделенной любви, и вновь с неодолимой силой его охватила тоска и ослепила разум. Ему казалось, что не было на свете жизни более мучительной и нестерпимой, чем та, какая выпала на его долю: иметь родину — и потерять ее, сделаться царем — и стать изгнанником, любить — и быть навеки отвергнутым. Теперь он раскаивался, что не заколол себя мечом, когда был у царицы, и не прекратил своей мучительной жизни.

Мхаргрдзели откликнул его, так как приближался рассвет, надо было спешить с отъездом.

Юрий молча сел на коня и, обернувшись к другу, тихо обронил:

— Совсем обезумел я. Прости, брат! Я тебе земно кланяюсь, за все благодарю! Передай царице, пусть живет и благоденствует… — Он не докончил, тронул коня, и за ним двинулись все Остальные. Когда они проезжали мимо дворца в Исани, Юрий, потрясенный, остановил коня, сердце его было готово разорваться от боли и восторга. Во мгле рассвета на балконе дворца стояла царица в белом одеянии. Подняв руку, она попрощалась с ним и благословляла в далекий путь.