Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 116

На заседаниях Научно-художественной комиссии при Наркомате просвещения летом – осенью 1921 г. и определяется профиль ГАХН как институции, которой предстоит соединить координацию научных исследований в сфере искусства с организацией и презентацией художественной практики и культурно-политической экспертизой. В рамках такого соединения предполагалось создать новые формы коммуникации между художниками, учеными и экспертами, которые должны прийти на смену традиционному разделению Академии наук и Академии художеств.[23] В конечном счете речь шла о создании концепции знания нового типа, которое не только бы интегрировало в себе исследования искусства в рамках гуманитарных, естественных и социальных наук, но и установило бы связь теории искусства с художественным экспериментом.

Организационный план Академии разрабатывался на основе трех проектов интеграции научных исследований в области искусства. Проект П. С. Когана[24] представлял собой разновидность марксистской концепции искусствознания, стремящейся установить социологически и исторически определенную связь старого культурного наследия и новой революционной культуры, сделав эту связь основой для изучения и оценки искусства. Важно отметить, что в области изучения искусства и культурной политики в это время еще не сформировалось общее мнение относительно того, что следует считать «марксистским». В идеологическом руководстве существовало консенсуальное убеждение, что в марксизме отсутствует разработанная теория, способная с марксистской точки зрения объяснить историческое развитие искусства, а также его социальную функцию, и что эту теорию лишь предстоит разработать. А. В. Луначарский, переиздавая в 1923 г. свои двадцатилетней давности статьи по эстетике, замечает: задача построения «позитивной эстетики» (как он именовал марксистскую эстетику) все еще стоит перед автором.[25] Поэтому предикат «марксистская» мог применяться к концепциям весьма различных авторов, от социологического редукционизма В. Фриче, В. Переверзева и Б. Арватова до синтетического искусствознания И. Иоффе, социальной психологии искусства Ф. Шмита или историцизма П. Сакулина. В конце 1920-х гг. ГАХН стала одной из главных арен борьбы за монополию на определение генеральной линии марксизма в эстетике, в силу чего Социологическое отделение заняло господствующее положение в последние годы существования Академии.[26]

В качестве альтернативного проекта выступил предложенный В. Кандинским проект науки об искусстве; он предполагал изучение «элементов искусства» совместными усилиями представителей всех искусств и ученых, занимающихся «положительными науками», прежде всего естествознанием и психологией. Художник, встретивший противодействие со стороны конструктивистов, не смог реализовать свой проект в рамках созданного при его участии Института художественной культуры (ИНХУК).[27] Согласно представлениям Кандинского, наука об искусстве есть часть художественного процесса, который со временем становится все более сознательным. Очевидны романтико-символистские истоки этого, по сути своей утопического, проекта и его укорененность в теориях художников XIX в., как и он, апеллирующих, ради сугубой научности, к психологическому эксперименту. Однако в программе Кандинского была и другая, очень мощная составляющая: разработка вопроса о самостоятельных языках отдельных искусств и их взаимопонимании, а также создание терминологического аппарата науки об искусстве. Это создавало благоприятную почву для сотрудничества художников-практиков с философами шпетовской школы в секциях ГАХН (Секции пространственных искусств, Музыкальной, Театральной) и в работе над «Словарем художественных наук». Что же касается основанного Кандинским Физико-психологического отделения, то после его отъезда в декабре 1921 г. оно стало заниматься чисто психологическими исследованиями, признавая необходимость науки об искусстве лишь как отрасли психологии восприятия и рассматривая психологический эксперимент в качестве основного метода получения знания об искусстве.

Наконец, следует назвать предложения Г. Шпета по разработке философских и методологических принципов искусствознания, использованные при организации Философского отделения ГАХН и сотрудничества всех искусствоведческих дисциплин, участвующих в работе Отделения.[28] Представления Шпета о таком сотрудничестве отклоняются от остальных проектов именно в вопросе о «синтезе» искусств и наук, каковой синтез Шпет резко критикует как ложную романтическую утопию.[29] Его предложения, положенные в основу при создании Философского отделения, подчеркивают, напротив, дифференциацию подходов к изучению искусства, которая позволила бы избежать редукционизма «единой науки» об искусстве, будь то психологического или социологического характера.[30]

Однако при всех различиях институциональных и методологических концепций создателей ГАХН их объединяло противостояние теориям левого авангарда, представлявшим новое «пролетарское искусство» как радикальный разрыв с прежней культурой и стремившимся утвердить такой разрыв в качестве определяющего принципа советской культурной политики.

План Академии, разработанный в ходе заседаний Научно-художественной комиссии конца 1921 – начала 1922 г., предусматривал в итоге создание трех отделений – Физико-психологического, Философского и Социологического. Задача первого – «раскрыть внутренние позитивные законы, на основе которых формируются художественные произведения в сфере каждого искусства и, в связи с полученным результатом, установить принципы синтетического художественного выражения».[31] Руководство Отделением поручается Кандинскому, а после его отъезда в Германию переходит к искусствоведу и психологу А. В. Бакушинскому, который организует на Отделении целую сеть экспериментально-психологических исследований искусства, включая анализ творческого процесса у детей и среди первобытных народов.

Социологическое отделение, возглавленное искусствоведом-марксистом В. М. Фриче, призвано осуществлять «исследование искусства с точки зрения его социального происхождения и значения»,[32] причем под таким исследованием подразумевался перенос марксистского классового подхода на историю искусства. Концепция Отделения, развитая Фриче, предполагает объяснение функции искусства из социальных законов и определение его как средства в борьбе за социальное существование. Проектировавшаяся им социология искусства ориентировалась при этом на модель точного номотетического естествознания. «Если удастся создать социологию искусства, – пишет Фриче в предисловии к русскому переводу этюда В. Гаузенштейна “Опыт социологии изобразительного искусства”, – она будет наукой точной, как физика и химия. Она сумеет свести историю искусства к ряду “математически” точных законов, регулирующих искусство в его статике и динамике».[33]

Философскому отделению, согласно разработанному Г. Шпетом плану, предстоит осуществлять работу «в области исследования принципиальных и методологических вопросов художественных наук вообще», т. е. вопросов философии искусства и эстетики, с одной стороны, и «общего искусствознания» как теории и методологии художественных наук – с другой. Оба направления – философское и научно-теоретическое – изучаются как с исторической, так и с систематической точек зрения.

Эта комбинация институциональных подразделений ГАХН была призвана реализовать идею «синтеза» (по версии Шпета – «синехологии»[34]) всех научных дисциплин, изучающих искусство, а также проектов в области художественной педагогики и презентации искусства. При этом сотрудничество предполагалось организовать по двум осям: «горизонтальной», т. е. по типу исследования искусства (философское, психологическое, социологическое), и «вертикальной», т. е. по видам искусства. Таким образом, была институционализирована концепция междисциплинарности, охватывающая не только все гуманитарные науки (науки о культуре), но также социологию, психологию, антропологию и естественные науки о человеке. (См. схему институциональных подразделений ГАХН на с. 14.)

23

См.: [А. А. Сидоров] Три года Российской академии художественных наук. 1921–1924 (публикация в томе II наст. издания).

24

П. С. Коган. О задачах Академии и ее журнала.

25

А. В. Луначарский. Основы позитивной эстетики. С. 4.

26

См.: Ю. Якименко. Хронология деятельности Философского отделения ГАХН (в этом томе).





27

См.: В. В. Кандинский. Тезисы к докладу «Основные элементы живописи». С. 86–92. Об этом подробнее см.: Н. Подземская. «Возвращение искусства на путь теоретической традиции» и «наука об искусстве»: Кандинский и создание ГАХН.

28

Г. Шпет. К вопросу о постановке научной работы в области искусствоведения. С. 3–20.

29

Первый выпуск «Эстетических фрагментов» Шпета, датированный 26 января 1922 г. и содержащий критику идеи синтеза искусств, несомненно, откликается на дискуссии осени 1921 г. в Научно-художественной комиссии, в которых идея «синтеза» науки и искусства (ср., в частности, доклад С. Франка о значении искусства для научного знания 30 августа 1921 г. в томе II наст. издания) играла ведущую роль при определении структуры и задач Академии.

30

См.: N. Plotnikov. Kunstwissenschaft als Thema der philosophischen Reflexion. S. 225–241.

31

А. И. Кондратьев. Российская академия художественных наук. С. 415.

32

Там же. С. 417.

33

В. М. Фриче. Вильгельм Гаузенштейн как социолог искусства. С. 4.

34

См.: Г. Шпет. К вопросу о постановке научной работы в области искусствоведения. С. 11. О концепции синехологии см.: N. Plotnikov. Kunstwissenschaft als Thema der philosophischen Reflexion. S. 234; Гидини М. К. Текущие задачи и вечные проблемы: Густав Шпет и его школа в Государственной академии художественных наук. С. 23–34.