Страница 3 из 27
Нож как нож, «Турист» ему название, удобное изделие советской лёгкой промышленности, незаменимый помощник в походах, на рыбалке, осенью на картошке. Но на мечтателя в тот момент нож произвёл ужасающее впечатление. Старый перочинный ножик с пятнышками ржавчины на металле, облепленный табачными крошками и карманным мусором, сверкнул сталью пиратского кинжала, тёмной полоской нацелилась в грудь мечтателя канавка кровостока.
Да, товарищ, мечтатель был не из храброго десятка, он был трусоват. В армии не служил из-за слишком плоских ступней и ранних очков, смелости набраться ему было негде. Дружбы с озорными ребятами во дворе, драк, потасовок, изготовления поджигных, сбивания плотов, разведения костров и ночной рыбалки он в детстве сторонился, предпочитая покой душной родительской квартиры, кошку Матрёну и книги в тишине.
Разбойник у сараев даже не потрудился извлечь лезвие из ножа, хотя бы кривой штопор. Он просто держал ножик в руке, пытался вглядеться, опознать что-либо в надвигающихся сумерках своего сознания. Вдруг напряжение его сменилось безразличием, лицо подобрело, обмякло. С размахом он ударил ножик об лужу, рывком из других карманов стал извлекать разные предметы: алюминиевую расчёску с длинной тонкой ручкой, початый пузырёк «Тройного» одеколона, мятые рубли и трёшки, медную мелочь, как фокусник из шляпы. Вещи взмывали в воздух и падали в лужу, грязь, жухлую траву, а он кидал их и жалобно пристанывал: «Нати, нати, берите всё!» Потом внезапно замолчал, с горькой скорбной усмешкой схватил себя за чуб и выдохнул: «Эх, че-рё-му-ха!» Вздох его оттолкнул тело от стены, и он покатился по земле в кусты бузины.
Мечтатель опасливо рассмотрел руку упавшего, вывернутую, как пиджак, наизнанку. Рука была крупная, кисть загорелая с грядами и «горными массивами» вен, эльбрусами фаланговых костяшек и железными прутьями пальцев. Бледное, едва заметное северное солнце поднималось на тыльной стороне ладони. Таким кулаком легко можно было прибить не одного мечтателя. Кулак настоящего трудового человека.
В другой раз мальчишки обстреляли его ягодами бузины из трубок, нарезанных из лыжных палок. А как-то пришлось обходить сараи, потому что в дверях одного из них на пеньках сидела компания и распивала. Мечтатель забоялся её и обогнул по соседнему проходу, заблудился, вышел на пустырь далеко за городом, почти у своего завода.
Ни ужасное событие с хулиганом, ни шалости мальчишек, ни топографические изъяны и выверты недружелюбной местности не могли остановить его походы к стоянке новеньких автомобилей.
Автомобили проплывали перед его глазами целыми рядами. Иногда их было так много, что они занимали всю площадку. Красные, зелёные, синие меж белых, песочных и бежевых. Редко попадался совершенно заморский цвет, какой-нибудь бирюзовый или небесно-голубой, васильковый или цвет корриды: почти кирпичный, как если бы кровь смешать с кирпичной крошкой и добавить немного пыли с дороги – вот такой цвет и получится.
Разные автомашины цветными пятнами прыгали в его глазах, заводили в воображении бешеную игру, погоню. Но их было слишком много. Он раздваивался, растраивался, множился, он не мог сосредоточиться на новой мечте. Прикажи мечтателю сей же час какой-нибудь небесный правитель, властитель человеческих судеб, например, председатель месткома или даже сам парторг завода выбрать «жигулёвскую красавицу», «московского лихача» или (страшно подумать) «волжскую царевну», мечтатель бы просто-напросто застыл уличным фонарём, одинокой заборной штакетиной, потеряв дар речи и способность о чём-либо размышлять на ближайшую рабочую декаду.
Чтобы сторож в будке ничего не заподозрил, он до сумерек просто прогуливался по разбитой асфальтированной дорожке до булочной и обратно к остановке, будто поджидал кого-то. Смотрел на часы, вздыхал, косясь на стоянку, выделяя про себя цвет или марку машины. Если бы какой-нибудь Мюллер затеял за ним слежку, то остался бы ни с чем. Просто один человек ждёт другого человека, а другой запаздывает (может, на работе задержали, может, спешит сейчас на остановку), прыгает смешно через лужи к уходящему автобусу, кричит пискляво: «Стой! Стой!» Но водитель уже дверью шикнул-скрипнул и поворот левый включил, смотрит в зеркало, чтобы выехать на полосу уличного движения. Так представлял мечтатель свои алиби.
Если б его и вправду взяли за грудки и призвали к ответу, что это он шляется под дождём вокруг ценного государственного имущества, то мечтатель бы не растерялся и не стал из спичек ёжиков раскладывать или размышлять над мюллеровским яблоком. У него в голове уже имелись оправдания на все случаи жизни.
В сумерках он заходил к стоянке со стороны железнодорожных путей, где не горел белым светом огромный прожектор на вышке, а была полумгла, и прокрадывался почти вплотную к сетчатой стене. Крайняя машина нервничала, тусклый лакированный бок её подрагивал. Машина ждала его и опасалась. Он двигался, вполголоса шепча: «Тише, тише, меня нечего бояться. Я – свой, я тебя не трону». Машина успокаивалась и косилась стеклянным глазом уже без боязни, без страха, с интересом. Её можно было даже погладить, если бы не прочная металлическая сетка, натянутая туго, высоко и сверху перекрученная колючей проволокой. Иногда прибегала четвероногая охрана – пегая худая собака, с которой он подружился довольно скоро посредством докторской колбасы.
В сухую погоду он садился у забора на газету, прихваченную из дома, смотрел на открывающиеся перед глазами перспективы в автомобилевладении, любовался то одной, то другой породистой красавицей и пытался приручить к себе мечту о Ней. Так они сидели подолгу: мечтатель по одну сторону сетки, на свободе, машины и собака – взаперти по другую, пока далёкий сторож не начинал присвистывать и вычмокивать собаку. Сука вздрагивала, поднимала антеннами уши, вскакивала и убегала к свету. Мечтатель оставался со своей мечтой наедине.
Прошлой зимой в жизни Мечтателя произошло особое событие, круто развернувшее его жизнь. Он понял, что это была не просто случайность.
Он брёл по свежему снегу в библиотеку – подошла его очередь на роман Ю. Семёнова про разведчиков. Он тогда вымечтывал подписку на серию «Библиотека всемирной литературы», однако захватившая его волна военных приключений не давала сосредоточиться на объекте – подписку то отменяли, то вновь по заводу проходил слух о записи на неё.
До библиотеки оставалось несколько сот метров, когда его окликнули с дороги: «Товарищ, эй, не поможете?» Сначала он не понял, что это к нему, но всё же обернулся. На обочине стоял легковой автомобиль (в марках он тогда ещё не разбирался) с открытым багажником и капотом. У машины – человек в пальто с нутриевым воротником и шапке-обманке. При обычных обстоятельствах мечтатель, угнувшись, ускорил бы шаг, не отзываясь ни на какие окрики. Но на человеке были очки, большие, роговые как у главного инженера на заводе, и мечтатель уже просто так уйти не мог. Ноги послушно понесли его через канаву.
«У меня тут, кажется, трамблер шалит. Вы, пожалуйста, если не спешите, конечно, покрутите, а я гляну тут. Хорошо?» Что покрутить и на что нужно было глядеть, мечтатель не понял, но сел на предложенное водительское место.
– Вот, ехал-ехал и приехал. Забарахлила что-то моя ласточка. Вы устраивайтесь поудобнее, тут всё просто, машина сейчас на ручнике. Вы сцепление нажмите, здесь педалька, и, когда я крикну, ключ поверните и подержите, пока я не скажу. Ладушки?
Мечтатель впервые в своей жизни оказался за рулём автомобиля. Спина его ощутила невыносимую мягкость и пружинистость кресла, пальцы левой руки ласково обхватили белую кость рулевого колеса, а пальцы правой, указательный и большой, взяли во владение блестящий ключ в прорези замка зажигания. На ключах раскачивался брелок – бегущий хвостатый чертёнок с лапкой, приставленной к собственному носу.
– Включайте!
Мечтатель повернул ключ, ногой изо всех сил упёрся в педаль на полу, и машина загоготала. От неожиданности он отпустил ключ. Машина успокоилась.