Игра в мечты

Мы зашли в комнату. Гипнотизёр сидел на своём диване и перебирал содержимое ранца: пузырьки, пакетики, связку перьев, в школьном пенале – пучок связанных за кончики лесок с десяток разных крючков, больших и маленьких. Был тут зачем-то и транспортир, как у меня раньше в детстве, алюминиевый, со стёртыми наполовину делениями, две маленькие рогатинки, выструганные из ветки какого-то дерева, венички трав и газетные кулёчки из той же «Пионерки». Вовка зло посмотрел на Гипнотизёра, но тот – ноль внимания. Он рассматривал свои безделушки, разложенные на диване. Вовка натянул на мокрые носки валенки, закутанные в АЗК, накинул куртку, и мы вышли в узкий коридор, где Вовка быстро и профессионально на подоконнике забил здоровую папиросину. Прикурил, затянулся, затаился, сощурился, передал Стасу и на выдохе шепнул:

– За-абб-ад-дая трава!

Папироса пошла не спеша по кругу, угощая своими злаками, шишечками и листиками, дурманя и веселя. Когда она досталась мне, я немного застопорился. Я никогда до этого не пробовал никакой «шмали». Не то чтобы я не хотел, брезговал или боялся. Просто в магазинах она не продавалась, а специального человека у меня не было. Я медленно и несильно втянул в себя горячий пахучий дым, подражая «взрослым» пацанам, которые были моложе меня лет на пять минимум. А ничего себе! Курить можно. Даже можно повторить ещё затяжечку. И пока всё! Как действует водка, я знал. Как действует трава, мне рассказал как-то Бадхи, хвастаясь увиденными в клумбе на Первомайской драконами и крокодилами, охотившимися в два часа ночи на маленькую девочку. Этого мне было вполне достаточно. А если учесть, что курили мы уже на водку…

Мы добили косяк, постояли немного, поговорили на разные общие темы и в комнату ввалились возбуждённые и шумные. Бадхи поставил на печь чайник и, зная дело, водрузил на стол трёхлитровую банку квашеной капусты. Мы расселись по своим диванам и начали неторопливый мирный трёп под семечки, ожидая приступов смеха над обыденными элементарными вещами. На Гипнотизёра мы не обращали никакого внимания. Мы же его привезли для дела? Вот пусть этим и занимается завтра на рыбалке, а не плетёт про нечисть всякую, заговоры какие-то. Он, в конце концов, просто нанятый нами работник, как турок или хохол на стройку в Москву. Мы разобрались с этим ещё в коридоре, когда курили.

А Гипнотизёр перебирал свои вещички, чистил пёрышки, связанные пучками, развёртывал кулёчки и засовывал в них свой здоровенный, похожий на птичий клюв, нос, что-то вынюхивал, может, оценивал свежесть своих заготовок, учитывая срок годности по «Пионерке». Я заметил даже маленький настольный бюстик Ленина, лежавший рядом с Гипнотизёром на подушке. Лысая голова вождя дремала с открытыми строгими глазами без рук и ног, с одной короткой бородкой, блестя темечком, как оброненный сувенирный самоварчик.

В это время Бадхи рассказывал нам про особенности ловли карася в его деревне в Новопокровском пруду, полном автомобильных покрышек, канистр из-под масла, консервных банок и прочей вкуснятины для теперешней рыбы. В Новопокровке карася ловят на сигаретные бычки, в основном на фильтры. Большой популярностью у рыбы пользуются отечественные сорта сигарет самых ядовитых табачных фабрик, типа Моршанской или имени Урицкого.

Вовка смеялся, бил себя по коленкам, Бадхи между рассказами поедал вываленную из банки в небольшой эмалированный тазик квашеную капусту. Ребят уже хорошо накрыло папиросой, вернее, её содержимым. Так как я сделал всего две затяжки, то чувствовал лишь лёгкое головокружение, не более, и то, скорее всего, от спиртного.

Стаса, видимо, трава тоже проняла, он всё пытался уйти от общего разговора и вызвать на беседу Гипнотизёра. Упершись руками в колени и слегка приподняв плечи, наподобие борца сумо, Станислав еле сдерживал смешок за плотно сжатыми губами, рассматривая гипнотизёрские хорохорки. Наконец, вздохнув поглубже и проглотив смешинку, Стас откашлялся и как мог серьёзно спросил:

– Кгхэ-кгхэ, а вот скажите… э-э… а зачем вам вот перья и… э-э… транспортир. Просто нам интересно. Мы… э-э… никогда живого гипнотизёра не видели.

И снова поджал губы. Мы прекратили свои разговоры, поняв, что сейчас может состояться настоящее представление. Вовка выглядывал из-за Стаса, а я – из-за Бадхи. Мы ждали. Гипнотизёр помедлил и спокойно пробасил:

– Я не гипнотизёр, во-первых, а во-вторых, это мои инструменты, всё необходимое для работы.

– А вот бюстик Ленина зачем? – Стас начинал понемногу прыскать себе под нос.

– То, что вы называете бюстиком Ленина – саркофаг. В нём анчутка сидит, бесёнок. Я в прошлом году его в тридцать первой школе изловил. Он ребят в начальных классах под руку пихал. Весь первый класс полгода не мог букву «А» научиться писать. Вот меня учительша и позвала. Соседи мы с ней. В одном доме живём. Я Скрытницу-плясунью у неё из квартиры выгнал. Скрытница та тарелки с полок сбрасывала и колотила их о пол. А какая сейчас зарплата учителя? Смех один. Она сначала не верила в Скрытницу-то, но как услыхала её визг, когда я инструментом своим орудовал, как мелкие лоскутки от платья плясуньи на полу разглядела, да посуду целую увидала, так подшучивать и перестала надо мной. Наоборот, говорит, мол, посмотрите, может, что не так в школе по вашей части. Я сходил, поглядел, да и поймал бесёнка, и в саркофаг его. Теперь он мне подчиняется. Хотел было утопить в святой воде, настоянной на горюнь-траве, да думаю, вдруг пригодится. Теперь в трудных местах вперёд себя пускаю, чтоб разведал обстановку.

– А если не вернётся? – чавкая капустой, спросил Бадхи.

– Как же он не вернётся в свой дом родной! Я его вначале в Бетховена закрыл, но слаб Бетховен. В композиторах бесы плохо приживаются. Может, бюстик Вагнера был бы в самый раз. Но Ленин тоже отлично подошёл.

Гипнотизёр рассказывал, а сам в это время перевязывал разноцветные перья, складывая одно чёрное, может, воронье, с пёстрым, явно голубиным и серо-коричневым, крошечным, должно быть, воробьиным, иногда вставляя в серёдку зелёное или синее от волнистого попугайчика.

Стас подумал:

– А! А перья зачем?

– Это на первый взгляд перья, а на самом деле помело. Хворь выгонять, Тришку-трясуна на болота обратно.

– И чё, это вся делюга по-настоящему, что ли? – Вовка недоверчиво выглядывал из-за плеча Стаса.

– Более настоящего не бывает. Да вы же сами сегодня все попробовали. Если б не я, товарищ ваш, – он кивнул на Бадхи, – с пешнёй бы на озере так и остался.

Бадхи чуть не подавился капустой.

– Э-э… с чего бы я остался на озере?

– А водник, водяной, то есть, его за охотника на своих русалок принял, вот и закружил. Если б не я, не вернулся бы друг ваш.

Мы поглядели на Бадхи. Да нет: вот он сидит живёхонек, с капустой на бороде и в прическе (волосах) под горшок.

– Так это… вы же спали, – удивился Вовка.

– Это ты спал, а я смотрел. За всеми вами приглядывал. Если б не я, и дом бы не уберегли – сгорел.

Я сразу вспомнил выпавшее из печки горевшее полено, будто вытолкнули его оттуда. А я на улицу на минутку только и выбежал по разной бытовой и физиологической нужде.

– А тебя бы бесы во сне увезли, – глянул мельком на Вовку Гипнотизёр. – Любят они таких рисковых ребят. Они на них потом и катаются. Тебе ж погоня снилась, и как ты в поворот попасть не можешь, в стену летишь.

Вовка побелел.

– А я? – спросил Стас.

– А тебя не было в доме, – просто сказал Гипнотизёр.

– Как не было? Я тут был.

– Ты тут начал объявляться только после третьей рюмки. И то еле-еле видимым. Тебя и не заметили.

Стас посмотрел внутрь себя, прикинул что-то и тихо спросил:

– Кто?

– Дед Пихто! Нельзя их называть, а то снова явятся. А явятся – мне очищение снова нужно будет принимать. Пока я с ними провожусь – кто рыбу да погоду сделает? Ты, что ль?

– Не, мы не умеем, – искренне сказал Вовка. – Мы тебя сюда и позвали, это, чтоб рыбы нашаманить.

– Шаманят конченые, те, кто сам в бесов и нечисть влезает, и через них на мир смотрит, а я нечисть отвораживаю да отгоняю.