Игра в мечты

«КАЖДЫЙ ЗА СЕБЯ КАЖДЫЙ И НЕТ НА ЗЕМЛЕ ДУШИ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ПОНЯЛА. НЕТ НИКОГО РЯДОМ ВСЁ ВАЛИТСЯ И ПРОПАДАЕТ КАК В МУСОРОПРОВОДЕ С ГРОХОТОМ И БЕЗВОЗВРАТНО КАК? КАК? КАК?» – причитал он в голос. Мысли путались в голове, всё свилось в комок, завертелось так, что не найти конца и начала. Всхлипы душили, не давали дышать. Он рванул воротник рубашки. Лопнула верхняя пуговица, и ещё одна, следующая, ниже. Рука наткнулась на воротник старого папиного драпового пальто. Проснулась злоба и зашипела: «Ш-што это? Ш-што? Это разве ч-человек? В с-старых папиных обнос-сках, в очках довоенной конструкции, выш-шедш-ший на пенс-сию с-сразу пос-сле с-своего рож-ждения! Ш-што это за… ч-чуч-чело?»

«Как это всё получилось? Как? – кричал он в себя. – Человек, читающий умные книги, открывший столько стран, бороздивший моря со столькими героями, встречающий врагов лицом к лицу, без страха, с открытым забралом, смотрящий смерти в глаза каждый день, любящий, рискующий, готовый отдать жизнь в каждой, каждой книге, как Я МОГ ПРЕВРАТИТЬСЯ В…ЧУЧЕЛО, В КУСОК НЕДОРАЗУМЕНИЯ, В ИДИОТИКА, В ГЛУПОГО СНЕГОВИКА?..»

Любая женщина, лишь мельком, краем своего острого, всевидящего глаза взглянув на него, сразу бы определила, что у мечтателя обычная истерика, которая с нею бывает по нескольку раз в год, а у некоторых, более чувствительных особ – ежемесячно. Мечтателю нужно в лицо прыснуть холодной водой, а если не поможет – поднести ватку, смоченную в нашатыре. Но брызгать и подносить было некому, вокруг безлюдно, поэтому истерику мечтателя остановить было невозможно.

Сорванное как-то через голову, боком пальто полетело в кусты и раскинулось на голых ветках, как на рогатой вешалке. Тяжёлая шапка-ушанка скрылась за забором в темноте и пропала совсем. Последним движением мечтатель снял очки, но здравый смысл остановил его, и они легли на дно внутреннего кармана.

Если бы поблизости была река или какая-нибудь захудалая скала, или весёлый «МАЗ» гнал из рейса по дороге, опаздывая в гараж, мечтателя бы ничто не остановило. Даже внутренний голос опоздал бы, проснувшись только на полдороге последнего в жизни прыжка.

Мечтатель побрёл по нагромождению бетонных плит, которыми была выстлана дорога в город, останавливаясь и постанывая, как старая повозка с металлоломом семьи цыган Бауровых, живших от завода неподалёку. Он больше ни о чём не думал.

За его «фокусами» всё это время подглядывало в окно удивленное, испуганное лицо вахтёра. Дождавшись, когда фигура мечтателя скроется за кустами, вахтёр вышел из конурки, подошёл к повисшему нескладно пальто и снял его с веток.

– Пьяный, небось. И как они проносют? Просто диву даюсь. Надо завтра сказать, чтоб проломы в заборах проверили, – сказал себе под нос старик. Тряхнув пальто, он ласково погладил его по рукаву. – Хорошия ещё, сгодится, – и скрылся в дверях с добычей под мышкой.

Мечтатель прошёл почти половину пути до города. Машин не было, слава богу, света в редких фонарях тоже. Ему покойней было идти в темноте, не различая дороги, без очков, спотыкаясь поминутно и забредая в лужи.

Но стало немного светлее, и следующую лужу мечтатель даже перешагнул. За его спиной показался свет фар, маленьких и полуслепых, будто по дороге ехали два велосипедиста, взявшись за руки. Мечтатель хотел было спрятаться в кусты, но вокруг были только поля из частокола пересохшей полыни и страшил репейника. За пустырём виднелись ряды гаражей. Далеко, не добежать. Мечтатель остановился и отвернулся к полю. Машина медленно подползала, громко стрекоча. «Запорожец. ЗАЗ-965. Горбатый», – и на мечтателя опять чуть не нахлынуло.

Машина осторожно приближалась, мелькая тусклыми фарами и подпрыгивая на стыках плит. «Скорей, скорей, ну же!» – подгонял её мечтатель, желая остаться в темноте и одиночестве.

Фары осветили одинокую фигуру путника на обочине. Машина объезжала его и вдруг остановилась. Он был весь в свету, не зная, что и думать. Из-за тарахтения машины послышался (женский?) голос.

– Извините, вы не заблудились? Вас не подвезти?

Мечтатель не ожидал такого поворота и застыл на месте, пытаясь выдать себя за бревно, большой валун или брошенную лысую покрышку от грузовика.

– Мужчина! С вами всё в порядке?

Мечтатель обиделся и разозлился одновременно. Что спрашивать-то? Ну, глупо же! Человек стоит почти раздетый на пустой дороге, и ему хорошо? У него ничего не случилось? Вышел пройтись перед сном? Зачем приставать? Поезжайте куда ехали! Я НИКОМУ НА ЭТОМ СВЕТЕ НЕ МЕШАЮ, НИКОМУ!

Он обернулся. В лицо ударил свет, и мечтатель прищурился, прикрыл глаза ладонью, как козырьком, хотел ответить, но вдруг до него донесся громкий возглас: «Ой, это вы? А я вас недавно вспоминала. Мы встречались, помните, на турбазе. Вы рыбу ещё ловили. А на следующий день на крыльце. Помните? Я рукой вам помахала. Думала – такой сильный спокойный человек, такой решительный. Я ведь слышала, как вы на пристани отбрили этого драчуна. Он вам рыбу мешал ловить, да? Ой, что это я, садитесь в машину! Я вас до города подвезу. Я недавно за рулём. Машина дедушкина, но вы не бойтесь, я очень аккуратно вожу. Стараюсь. А вас на турбазе на следующих выходных не было. Знаете, погода замечательная стояла, грибы пошли. Мы столько с подружкой насобирали».

Мечтатель качался в машине, слушал Незнакомку, не смея повернуть головы и взглянуть на девушку, о которой он вспоминал за последние два месяца несколько раз.

А такого с ним за всю его короткую скучную жизнь никогда не происходило.

Зайцев расположился в распахнутых воротах гаража. Внутри было холодно после зимы, а буржуйку растапливать – лень, да и некогда. На куске фанеры он пытался заново собрать карбюратор после промывки, продувки и просушки. Ребята из его бригады через пять гаражей шумно, весело выпивали, звали к себе, но Зайцев отказывался, бурчал в ответ всякую ерунду о том, что нет желания. Но причины были иные.

Во-первых, в очередной раз пришлось дать Зинаиде зарок, самый что ни на есть последний и бесповоротный. Во-вторых, карбюратор нужно кровь из носу собрать, поставить на место и проверить на машине. На выходных предстояла поездка к тёще, и совсем не на блины, а ладить новую закуту для свиней.

Карбюратор Зайцев снимал с машины уже второй раз, но главное дело – завести машину никак не получалось. Заканчивался отпуск, в который пришлось делать ремонт в квартире, чтоб «как у людей», и дважды съездить за продуктами в Москву. К своей матери он так и не попал. Всё откладывалась поездка, откладывалась да так и не состоялась. За это он себя корил, от этого, может, и был невесел, и выпить не хотелось именно поэтому, а совсем не из-за Зинки. От отпуска осталось три дня, два из которых были выходными. Что ж тут веселиться…

Через лужи и весеннюю грязь мимо зайцевских ворот медленно двигалось коровинское «корыто». Самоделку «корытом» обозвали мужики, когда внимательно рассмотрели со всех сторон и внутри посидели, как только Коровин машину доделал. Она действительно напоминала перевёрнутое синее корыто. Мужики дразнились по-доброму, а «безлошадные» даже завидовали.

Коровин собрал машину сам. Детали искал по помойкам, вытачивал и выпиливал после смены на заводе, выпрашивал у мужиков по гаражам, покупал у расхитителей народного хозяйства – «несунов». На кузов пришлось выписать лист железа, просто так с завода его не вынесешь. Он сумел даже подогнать металл под лобовое стекло от «Запора».

«Корыто» передвигалось довольно бойко, но зарегистрировать в ГАИ его Коровин никак не мог. «Бюрократы! Я Брежневу напишу! Он тоже автомобилист, разгонит этих чертей!» – и далеко сплёвывал через передние зубы в приступе праведного гнева.

Коровинское «корыто» остановилось напротив гаража Зайцева. Из машины вышел сам Коровин.

– Здоров, чё, загораешь?

– Здоров, прохлаждаюсь, не видишь?

– Чё, карбюратор?

– Машина времени! Заглохла. Хотел в будущее сгонять, глянуть, когда там коммунизм-то наступит, а то чё-то надоело здеся париться.